Я, Владилен Александрович Орлов (по метрике Орлов-Щепоткин), родился 24 сентября 1925 года в Москве, в советской семье среднего достатка, где родители были убежденными противниками капитализма и столь же убежденными сторонниками построения нового, справедливого общества без эксплуататоров и эксплуатируемых и «церковной мути».

Отец, А. Л. Щепоткин, был родом из Твери, старшим сыном в рабочей семье. Рано, уже в 16 лет, перед Первой мировой войной отправился на заработки в Петербург. Там он стал одним из многих питерских рабочих, поддержавших большевиков. Участник революции и Гражданской войны (артиллерист Красной Армии), член ВКП(б) с 1918 года, он в начале 20-х годов после демобилизации приехал в Москву, где вскоре окончил курсы по радиоделу и до ареста и гибели в ужасных репрессиях 1937–1938 годов работал по радиофикации страны в системе Наркомата связи (НКС).

Мать, А. И. Орлова, была служащей. Счастливо, скорей случайно, избежала упомянутых репрессий 1937–1938 годов.

Жили мы на Арбате в коммунальной квартире. Мое детство было обычное для московской детворы того времени. Детсад, потом, до самой войны, учеба сначала в старой школе, затем в одной из новых школ-десятилеток, которые тогда росли, как грибы. Пришлось, как и многим, пережить тяготы, связанные с индустриализацией, коллективизацией страны и, конечно, с упомянутыми репрессиями. Однако общий настрой был положительным. Будущее представлялось мне, моим друзьям, товарищам, да и моему взрослому окружению радужным, полным больших возможностей. Я увлекался математикой и физикой. Мечтал пойти после школы в МГУ. Только угроза надвигающейся войны и череда «перегибов» в строительстве социализма, в т. ч. репрессии, коснувшиеся и нашей семьи, омрачали перспективу.

В июне 1941 года я только окончил 8 классов, как через пару дней, 22-го числа, началась эта тяжелая война, унесшая столько человеческих жизней и поломавшая жизнь большинства семей. Мне повезло, остался жив. Войну для меня, как и для многих воевавших москвичей, можно условно разбить на 3 периода, характерных для того времени: московская жизнь (1941), эвакуация (1941–1943) и фронт, точнее армейская служба в годы войны (1943–1945). Поделюсь своими воспоминаниями и, главное, той атмосферой, в которой мы тогда жили и воевали, конечно, в моем представлении.

Итак, утро воскресенья 22 июня 1941 года в Москве. Было ясно, солнечно, обещался жаркий день. Наша семья встала, как всегда в выходной, позднее обычного, где-то около 9–10 часов. Мама пошла на кухню готовить завтрак и обед. Я включил радио-«тарелку» на стене и, слушая передачу, сделал физзарядку. Потом подошел к окну, выходящему на юго-запад нашего 7-го этажа дома 51 на Арбате. Как всегда, окинул бесконечную панораму крыш. Хорошо на улице! Привычный и такой родной, неназойливый, чем-то даже успокаивающий шум проснувшегося города. Я оторвался от окна и прислушался к «тарелке». Заканчивалась очередная передача, потом начались «последние известия». Традиционные сообщения об успехах в колхозах, на заводах и фабриках. Затем сообщения с фронтов войны, разразившейся в Европе в сентябре 1939 года! Правда, сообщения однобокие,

только

по германским данным (!), типа: «Берлин. По сообщению газеты „Фелькишер Беобахтер“, немецкая авиация нанесла бомбовые удары по городам (следует перечень) Великобритании и где-то в Африке или на Ближнем Востоке. Потери составили 2–3 самолета (или вообще без потерь), сбито столько-то самолетов противника… В Африке успешное наступление… Японские войска опять продвинулись в глубь Китая, правда незначительно, но они подбираются в район Сингапура и, кажется, нацеливаются на Бирму и Индию — основные колонии Англии». Еще какие-то незначительные события. Больше ничего существенного. После пакта 1939 года с Германией (пакт Молотова — Риббентропа) о нейтралитете и последующего договора «о дружбе» в печати и по радио приводились данные только из германских и итальянских источников. Сообщений из Англии, Америки ни-ни или совсем урезанные новости. Прошедший год, и особенно последние месяцы после захвата Германией почти всей Европы, многих, и меня в частности, все сильнее мучила мысль: кто следующая жертва? Англия или наша страна?

С этими мыслями я сел завтракать. Обычное меню: каша, кажется манная, чай с сахаром, батон, на который намазывалось повидло. Но в честь выходного еще понемногу очень вкусного творога, который мама изредка приносила с продовольственной базы (продбазы в просторечии), где она работала счетоводом или помощником бухгалтера.

За завтраком решили пойти в кино в «свой» кинотеатр «АРС», что в нашем доме, вход рядом с подъездом. Вдруг прервалась очередная передача и голос, кажется Левитана, сообщил: «Внимание, внимание, в 12 часов будет важное сообщение!» На мгновение мы замерли.

— Что это? Неужели…? — неуверенно произнесла мама, не говоря слова «война».

— Скорее всего, наверное, это так, — ответил я, также не говоря «война», а в душе уже появилась уверенность, что это так, что все прошлое рухнуло, и, как слабая соломинка, маячило сомнение: «Может, обойдется».