Жанна-Антуанетта еще всхлипывала, когда в кабинет торопливо вошли Альбрехт и Келляве, за ними грузно вдвинулся дородный сэр Рокгаллер, градоначальник захваченной столицы.

Альбрехт с порога окинул цепким взглядом комнату, на мгновение задержал его на вытирающей слезки кружевным платочком маркизе.

А когда повернулся в мою сторону, на его строгом лице читалось, что все беды на свете от женщин, начиная с тех, что пошли от глупого поступка Евы.

– Садитесь, – велел я, – без церемоний. Мы в полевом лагере, хоть это и дворец. Появился враг и уже нанес первый удар.

Сели молча, очень серьезные и настороженные, только на лице Келляве проступило нечто вроде злого удовлетворения, наконец-то зримый враг, с которым можно скрестить мечи, да еще Альбрехт чуточку дернул щекой, дескать, сколько было этих ударов, и все еще первый?

Явился запоздавший Норберт, слегка запыхавшийся, но по движениям и лицу незаметно, только воинственно поднятые кончики усов слегка распрямились, а для всегда ровного Норберта это уже заметный признак.

Бобик проснулся, вылез и помахал ему хвостом, Норберта любит, тот всегда принимает от него пойманную в дороге добычу и никогда не говорит, что все, хватит.

Альбрехт и Рокгаллер начали быстро посвящать начальника разведки в проблему, я постучал кончиками пальцев по столу, дробь показалась похожей на грозный топот скачущей рыцарской конницы. Норберт взглянул с вопросом в глазах, взгляд серых глаз тверд и прям, как и сам Норберт.

– Пока маркиза несет письмо, – сказал я, – уточним бытовые мелочи. Сэр Норберт, как там Скагеррак?

– Все тихо, – ответил он четким голосом. – Даже чересчур.

Проснувшись на рассвете, я сотворил чашку крепкого горячего кофе, а когда рядом завозилась и начала открывать глаза герцогиня, приложил палец к ее губам.

Она поняла, кивнула одними ресницами. Я передал ей чашку, а себе сделал другую. Герцогиня как можно неслышнее приподнялась, опираясь спиной на изголовье, приняла чашку, ухватившись за изящную фарфоровую ручку.

Я молча сделал глоток, горячий напиток еще не коснулся гортани, но я ощутил, как побежал по жилам и нервной сети, поднимая их с постели, ибо мир несовершенен, а кто, если не мы?

Герцогиня осторожно коснулась губами края чашки, я видел, как расширились и затрепетали крылья изящно вырезанного носа, а глаза заблестели.

Приблизив губы к моему уху так, что коснулась, прошептала едва слышно:

Келляве проследил взглядом, как Чекард на бегу прыгнул в седло коня, даже не коснувшись стремени, на лице задумчивое выражение, словно пытался вспомнить, мог ли так сам в далекой молодости, а я сказал Альбрехту:

– Нужна подробная карта империи Скагеррака!.. С учетом наших запросов! Сегодняшних.

Он кивнул:

– Уже делают. Сэр Норберт распорядился нанести на существующие… Думаю, уже мог и закончить.

Келляве встрепенулся, сказал живо:

Норберт и Альбрехт слушали, не вмешиваясь, а когда короткое совещание закончилось и местные вышли из кабинета, а с ними и Улагорнис с его гвоздем, Норберт взглянул на меня в упор.

– Но если примете их условие…

– Ну-ну?

– Представляете, – договорил он, – что начнется?.. Все наши северные скажут, из-за бабы наш лорд, за которым шли через бури и войны, готов поставить на кон все наши завоевания!

– Почему на кон? – ответил я. – Мы еще не знаем, что хотят эти наглецы. А вдруг желают нам великого счастья?