Мисс Маргарет Лесли — мисс Шарлотте Латтрелл.

Замок Лесли, 3 января 1792 года

.

Мой брат только что нас покинул. «Матильда, — сказал он при расставании, — уверен, ты и Маргарет проявите к моей крошке заботу ничуть не меньшую, чем проявила бы терпеливая, любящая и ласковая мать». Когда он произносил эти слова, слезы градом лились у него по щекам. Воспоминания о той, что опозорила имя матери и бессовестно нарушила свои брачные обязательства, не позволили ему добавить что-то еще — он лишь обнял свое прелестное дитя и, помахав на прощанье Матильде и мне, поспешно вышел, сел в экипаж и отправился в Абердин. Более благородного человека мир еще не видывал! Ах! Брак принес ему столько незаслуженных несчастий! Такой хороший муж и такая плохая жена! Ты ведь знаешь, дорогая моя Шарлотта, что эта ничтожная тварь несколько недель назад, пожертвовав своей репутацией и своим ребенком, променяла мужа на Денверса и бесчестие. А ведь не было, казалось, прелестней лица, изящней фигуры и добрее сердца, чем у Луизы! Уже сейчас дочь ее обладает теми же очаровательными чертами, что отличали ее нерадивую мать! Пусть же от отца унаследует она здравый смысл! Лесли сейчас всего двадцать пять, а он уже предался меланхолии и отчаянию. Какая разница между ним и его отцом! Сэру Джорджу пятьдесят семь, а он по-прежнему ухажер и ветреник, веселый малый, молод душой и телом. Таким, как он сейчас, его сын был пять лет назад и, если мне не изменяет память, всегда стремился быть. Пока отец наш в свои пятьдесят семь весело и беззаботно порхает по улицам Лондона, мы с Матильдой по-прежнему живем затворницами в нашем старом и покосившемся замке, возвышающемся в двух милях от Перта на крутой, неприступной скале с великолепным видом на город и на его живописные окрестности. Несмотря на то что мы отрезаны от мира (мы ведь решительно ни с кем не общаемся, за исключением Маклеодов, Маккензи, Макферсонов, Маккартни, Макдональдов, Маккиннонов, Маклелланов, Маккейев, Макбетов и Макдуфов), мы не грустим и не скучаем; напротив, на свете не было еще более радостных, беззаботных и остроумных девушек, чем мы. Время здесь летит незаметно: мы читаем, мы вышиваем, мы гуляем, а когда устаем, либо напеваем веселую песню, либо пускаемся в пляс или отводим душу остроумной репликой или же колким bon mot.

М. Лесли

Мисс Ш. Латтрелл — мисс М. Лесли.

Гленфорд, 12 февраля

.

Тысяча извинений, дорогая Пегги, за то, что так долго не отвечала на твое теплое письмо. Поверь, я ответила бы на него гораздо быстрее, если бы последний месяц не была настолько занята приготовлениями к свадьбе сестры, что ни на тебя, ни на себя времени у меня совершенно не оставалось. Самое обидное при этом, что свадьба, увы, расстроилась и все мои труды потрачены впустую. Можешь представить мое разочарование: я трудилась без устали дни и ночи напролет, чтобы приготовить свадебный ужин ко времени; наготовила столько жареной говядины и телятины, столько тушеной баранины, что молодоженам хватило бы на весь медовый месяц; и тут, к ужасу своему, я вдруг узнаю, что жарила и парила я совершенно зря, что напрасно убивала время и убивалась сама. В самом деле, моя дорогая, что-то не припомню, чтобы я испытывала досаду, равную той, какую ощутила в прошлый понедельник, когда сестра, белая как полотно, вбежала в кладовую, где я находилась, и сообщила мне, что Генри упал с лошади, ударился головой, и врач считает, что долго он не протянет.

«Господи помилуй! — вскричала я. — Не может быть! Что же теперь будет со всем съестным, что я наготовила?! Мы и за год этого не съедим! А впрочем, пригласим доктора — он нам поможет. Я справлюсь с филейной частью, матушка доест суп, а уж вам с доктором придется подъесть все остальное».

Тут я вынуждена была замолчать, ибо увидела, что сестра упала без чувств на сундук, тот самый, где у нас хранятся скатерти. Немедля ни минуты, я позвала матушку и горничных, и спустя некоторое время нам удалось совместными усилиями привести ее в чувство. Стоило сестре прийти в себя, как она изъявила желание сию же минуту бежать к Генри, и решимость ее была столь велика, что нам лишь с величайшим трудом удалось ее отговорить. Наконец, скорее силой, нежели уговорами, мы убедили ее пойти к себе в комнату, уложили ее, и несколько часов она металась по постели в горячечном бреду. Все это время мы с матушкой просидели у ее изголовья и в минуты временного затишья предавались отчаянью из-за напрасно потраченных сил и скопившегося съестного и обдумывали, как бы с этими запасами поскорей управиться. Мы договорились, что начать их поглощать необходимо немедленно, без отлагательств, и тут же распорядились подать нам прямо сюда, в комнату сестры, холодные окорока и птицу, каковые принялись уписывать с необычайным рвением. Мы попробовали уговорить и Элоизу съесть хотя бы крылышко цыпленка, однако сестра об этом даже слышать не хотела. Между тем она стала гораздо спокойнее: горячечный бред и судороги прекратились, сменившись почти полным бесчувствием. Чего только мы не делали, чтобы привести ее в сознание! Все было напрасно. И тогда я заговорила с ней о Генри.

Мисс Маргарет Лесли — мисс Ш. Латтрелл.

Замок Лесли, 16 февраля

.

Я изучила записку, которую ты приложила к своему письму, моя дорогая Шарлотта, и вот какие мысли пришли мне в голову. Во-первых, я подумала, что если у сэра Джорджа и вторым браком будут дети, то наше наследство от этого больше не станет. Во-вторых, я подумала, что если его жена привыкла жить в свое удовольствие, то она будет поощрять в нем стремление и впредь вести рассеянный образ жизни, каковое стремление, впрочем, в поощрении не нуждается и боюсь, уже самым пагубным образом сказалось на его здоровье и денежных делах. В-третьих, я подумала, что теперь она завладеет теми драгоценностями, что некогда носила наша покойная матушка и сэр Джордж обещал оставить нам. Наконец, подумала я и о том, что, если они не приедут в Пертшир, я не смогу удовлетворить свое любопытство и увидеть мачеху собственными глазами; если же приедут, Матильда не будет больше сидеть за обедом во главе стола… Таковыми, дорогая моя Шарлотта, были печальные размышления, коим я предавалась, прочитав адресованную тебе записку Сьюзен.

Сходным образом посетили эти размышления и Матильду, когда та, в свою очередь, с этой запиской ознакомилась. Сестра испытала те же сомнения и страхи, что и я, и трудно сказать, что расстроило ее больше: уменьшение причитающегося нам наследства или же утрата своего влиятельного положения. Нам обеим очень хотелось бы знать, красива ли леди Лесли и какого ты о ней мнения. Коль скоро ты оказываешь ей честь, называя своей подругой, мы очень надеемся, что она и впрямь мила и обходительна. Мой брат уже в Париже и через несколько дней собирается в Италию. Он весел, пишет, что французский климат идет ему на пользу, что о Луизе вспоминает без жалости и без любви и что даже благодарен ей за то, что она его бросила, ибо холостая жизнь пришлась ему по душе. Все это означает, что он вновь обрел тот беспечный нрав и живость ума, какие всегда его отличали. Когда три с лишним года назад он познакомился с Луизой, это был один из самых ярких и живых молодых людей своего возраста. Встретились они у нашего кузена полковника Драммонда, в чьем доме в Камберленде брат проводил Рождество. Тогда ему только исполнилось двадцать два года. Луиза Бертон была дочерью дальнего родственника миссис Драммонд, несколько месяцев перед тем умершего в нищете и оставившего свою единственную дочь, которой тогда не было и восемнадцати, на попечение тех своих родственников, что согласились бы о ней печься. Миссис Драммонд единственная пожалела бедную сироту — и Луиза сменила покосившийся домишко в Йоркшире на великолепный особняк в Камберленде, жизнь, полную лишений, на жизнь в достатке и роскоши… По природе Луиза отличалась дурным нравом и хитростью, однако отец, который прекрасно понимал, что от голодной смерти ее может спасти только замужество, и льстил себя надеждой, что удивительная красота дочери в сочетании с обаянием и умением держать себя сможет привлечь какого-нибудь обеспеченного молодого человека, могущего позволить себе взять в жены девушку без единого гроша за душой, научил ее скрывать свой истинный нрав под видимостью нежности и добронравия. Луиза полностью разделяла мнение своего отца и преисполнилась решимости воплотить его планы в жизнь со всем тщанием, на какое только была способна. С усердием и настойчивостью она выучилась столь тщательно скрывать свой истинный характер под маской наивности и добросердечия, что вводила в заблуждение всякого, кто, вследствие долгого и близкого знакомства с ней, не обнаружил ее истинной сущности. Такова была Луиза, когда наш незадачливый Лесли впервые увидел ее у Драммондов. Его сердце, которое, как ты любишь выражаться, было нежнее французского паштета, не сумело воспротивиться ее чарам. Уже через несколько дней он почувствовал, что влюблен, вскоре и в самом деле влюбился без памяти, а еще через месяц сделал Луизе предложение. Поначалу батюшка был недоволен столь поспешным и безрассудным решением, но, убедившись, что молодых людей это нисколько не смущает, совершенно с этим союзом примирился. Поместья под Абердином, которое досталось моему брату непосредственно от его двоюродного деда без всякого посредства сэра Джорджа, было вполне достаточно, чтобы Лесли с женой могли жить, ни в чем не нуждаясь. В продолжение первого года их брака не было никого счастливее Лесли и милее и обходительнее, чем Луиза; ее поведение было столь благовидным и осмотрительным, что, хотя мы с Матильдой часто по нескольку недель кряду у них гостили, разглядеть под этой личиной ее истинное лицо ни я, ни сестра не сумели. Однако после рождения малютки Луизы, чье появление на свет должно было бы по идее еще больше укрепить их союз, маска, которую она так долго носила, была наконец сорвана, и, поскольку теперь она уже нисколько не сомневалась в любви своего мужа (каковая после рождения ребенка и в самом деле стала еще сильнее), она не считала себя обязанной способствовать укреплению этой любви и в дальнейшем. Как следствие, визиты наши в Данбит стали менее частыми и гораздо более обременительными. Наше отсутствие, впрочем, Луизу нисколько не смущало, ибо в обществе юного Денверса, с которым она познакомилась в Абердине (он учился в одном из тамошних университетов), ей было не в пример веселее, чем с Матильдой и с твоей подругой, — и это при том, что приятнее девушек, чем мы, на свете не бывает. Чем кончается семейное счастье всех Лесли, тебе хорошо известно — повторяться не буду…

Прощай же, моя дорогая Шарлотта. Хотя я ни словом не обмолвилась о несчастье, постигшим твою сестру, надеюсь, ты поверишь, что я ей от всей души сочувствую и нисколько не сомневаюсь, что здоровый дух Бристоля навсегда вычеркнет Генри из ее памяти.

Мисс Ш. Латтрелл — мисс М. Лесли.

Бристоль, 27 февраля

.

Дорогая Пегги, только что получила твое письмо, которое долгое время пролежало в Сассексе и только теперь дошло сюда, в Бристоль. Очень благодарна тебе за подробный и обстоятельный рассказ о том, как Лесли познакомился с Луизой, как полюбил ее и на ней женился. Всю эту историю я прочитала с большим удовольствием, хотя рассказываешь ты ее не впервые.

По счастью, кладовая наша уже почти опустела — мы дали распоряжение слугам есть как можно больше самим и вдобавок призвать на помощь еще двух-трех поденных работниц. С собой в Бристоль мы взяли холодный пирог с курятиной, холодную индейку, холодный язык, полдюжины студней и все это меньше чем за два дня после нашего приезда, с помощью нашей хозяйки, ее мужа и их троих детей с аппетитом прикончили. Бедняжка Элоиза по-прежнему настолько ко всему безразлична, что, сдается мне, здоровый бристольский климат не сумел покамест вычеркнуть бедного Генри из ее памяти.

Ты спрашиваешь, хороша ли собой, мила ли твоя мачеха. Попробую тебе ее описать.