Ну что путник, откатались на сегодня, да? Здесь на ночь встанем. Мертвый язык прошли, так что дозу не схватим. Сейчас костер запалю, ужинать будем. Ну и что, что с двумя головами? Мясо и есть мясо. Отличная крыса - жирная. Ну, не хочешь как, хочешь. Несколько лет назад мы бы конечно в Бойне остановились, хороший городок был. А вот сейчас... Не знаешь? Ну... Расскажу если хочешь. Все равно пока вода греется делать нечего. Ты только это, ружьишко поближе держи, степь все таки. Это тебе не север.
Благодарности
Татьяне Панасенко, ставшей моей совестью и не давшей опустить руки.
Сергею Панасенко, за молчание.
Пролог
Зайдя в трактир, Михо, по прозвищу Карась, неспешно отряхнул от налипшей грязи потрепанные яловые сапоги, повесил на вбитый хозяином заведения у входа специально для таких случаев крючок истекающий влагой плащ и, окинув общинный зал долгим взглядом, глубоко вздохнул. Мутное это было дело — община не одобрит, священник третий день бесится, но по-другому никак нельзя, пять человек уже за неделю не досчитались.
В питейной было чисто. В трактире у Вамо, прозываемого иногда за глаза Вамо-Хряк, всегда было тепло, уютно и тихо. У него почти никогда не случалось ни драк, ни дебошей, а посетители предпочитали вести себя прилично. Возможно, в этом была виновата репутация хозяина заведения, по слухам — бывшего наемника и знатного душегуба. Возможно, написанная крупными корявыми буквами на стене за стойкой надпись, гласящая, что всякий, доставший в кабаке оружие, без разбирательств схлопочет пулю, а может, успевшие уже порядком пожелтеть и запылиться простреленные черепа последних буянов, с этим объявлением соседствующие. Правда, так было не всегда. Поначалу, когда только отошедший от дел стрелок решил открыть кабак, в нем случалось всякое... Но сейчас в трактире Вамо можно было, совершенно не опасаясь, упившись в драбодан, оставить на столе горсть серебра и найти ее поутру на том же месте. Трактир, стоявший на главной площади поселка, всегда казался Михо оплотом стабильности и цивилизации. Если о таковой вообще можно говорить в этом катящимся ко всем чертям мире. А еще у Вамо на верхнем этаже была огромная ванна. И рабы. Вернее, рабыни. Самое то для усталого, только что вернувшегося из забоя шахтера. Некоторые поговаривали, что он привез девчонок из самого Сити, некоторые шептались, что их для Хряка наловили по окрестным поселкам знакомые рейдеры; да чего только люди не болтают.
За стойкой стоял хозяин — здоровенный, поперек себя шире, в равной степени покрытый шрамами, морщинами и татуировками мужик, с провалившимся, деформированным то ли болезнью, то ли вследствие молодецкого удара, действительно чем-то отдаленно смахивающим на пятак матерого секача носом. Хозяин-хряк встретился взглядом с Михо, болезненно скривившись, еле заметно качнул головой в сторону стоящего в дальнем углу зала столика.
Еще раз глубоко вздохнув, староста поселка обтер подошвы сапог о ребристую приступочку и неспешно двинулся к стойке.
На траченные временем, но чистые доски, гулко звякнув, опустилась массивная стеклянная кружка со слегка обколотым краем.
