Могла ли знать юная парижская ветреница Каролина, что готовит ей судьба? Ей, никогда не покидавшей Франции, предстоят долгие месяцы скитаний по пустыне. Ей, богатой герцогине, приходится терпеть нужду и бродяжничать. Она едва не становится рабыней, скрывается в мечети, где рождается ее дочь.
В конце романа Сандры Паретти перед нами предстает уже не легкомысленная красотка, а мудрая, сильная и прекрасная женщина, которая сумела выдержать все испытания. Она возвращается домой, во Францию, чтобы обрести то, что казалось потерянным навсегда.
1
Это была одна из тех ночей в портовом квартале Лиссабона, когда двери запирались на двойные замки, а мужчины, которые еще не добрались до дома, хватались за оружие при каждом подозрительном шорохе.
С наступлением темноты заходить в порт становилось опасно, от воды шел пар, ибо жаркий июньский день 1816 года сменился холодной ночью. Над Тежо-Бай поднималась туманная дымка.
Над портовой дамбой туман начинал клубиться, собираться в тучи, потом переваливал через парапет, стлался над остывающей землей. Сильный западный ветер гнал его дальше.
Туманное марево беззвучно заволакивало узкие улицы, делало почти невидимым свет фонарей, приглушало рокот бьющегося о камни моря – и превращало фигуру мужчины, стоящего на краю дамбы, в расплывчатый силуэт, то пропадающий во мгле, то возникающий вновь.
В темном длинном плаще неподвижно стоял он и вглядывался туда, где, скрытое грядой белых облаков тумана, должно было быть море. Его бледное лицо казалось измученным, светлые волосы покрылись бисеринками влаги, в глазах застыл мучительный блеск ожидания.
2
Лучи восходящего солнца пронзали блеклую предутреннюю дымку, в которой пустыня и небо сливались в какую-то потустороннюю бесконечность. Почти горизонтально стлался яркий свет над равниной. Даже малейшие возвышения и холмы резко выступали из тьмы, отбрасывая длинные фиолетовые тени. Через пару минут караванный путь, прорезающий пески и указывающий на северо-восток, стал виден совершенно отчетливо.
Разим, караванщик, ведущий по пескам свой маленький отряд, издал какой-то хриплый, только животным понятный звук, заставивший верблюдов остановиться. Он свистнул своему верблюду, тот опустился на колени, и Разим дождался, пока два других всадника достигнут гребня холма. Вытянутой рукой он указывал куда-то в глубь пустыни. На его резко очерченном лице с выступающими скулами появилось счастливое выражение. Он любил пустыню с искренней нежностью бедуина. Любил ее безграничность, ее молчание и невозмутимость, ставшую вечным вызовом для людей, дерзнувших преодолеть ее.
– Завтра к вечеру мы будем в Тимбукту, – сказал он.
Очарованный прелестью этого утра, увенчанного голубой лазурью небес, как в первый день творения, Разим, казалось, совсем забыл, что этот отрезок пути между Абомеей, столицей Дагомеи, и Тимбукту будет для них самым опасным.
Между тем все предыдущее длинное путешествие складывалось для них удачно. Они преодолели степи, саванны и девственный лес по течению Нигера, населенные шакалами, львами и змеями. Они не потеряли ни одного из своих животных; не попали в непогоду; не подхватили лихорадку. Хотя Разим ожидал плохого с той самой минуты, когда обнаружил, что один из всадников – женщина. Белая, христианка! Разим был человеком без веры и семьи, кому домом долгими годами служила лишь пустыня, в которой он разбойничал. Однако и для него путешествие с христианкой было необычайным приключением, подобного которому он еще никогда не переживал. Всю дорогу он тщательно выбирал окольные пути, предпочитая опасности дикой природы слепой ненависти соплеменников к христианам. Он избегал встреч с людьми, чтобы оградить от беды эту белую женщину. Поначалу подобная ответственность виделась ему тяжкой, почти непосильной ношей, но по мере продвижения вперед эта тяжесть перерастала в страстную, честолюбивую гордость, в горячее стремление провести ее живой и невредимой через этот ад.