Сегодня понедельник. А в ближайшую субботу – день рождения Великого Человека. Это будет расточительное, но лишенное души празднество, от одной мысли о котором мистер Пьер Шамбрэн почувствовал себя в таком же напряжении, в каком ему довелось побывать только один раз в жизни – утром в день «Д», когда в прибрежном городке Британии они ждали приказа Эйзенхауэра наступать. Он уже принимал участие в проведении одного приема, который давал Великий Человек, но тогда отнесся к нему с детской наивностью, хотя был одним из самых опытных гостиничных управляющих, известным человеком в этом бизнесе. Любой прием, независимо от его сложности и стоимости, не вызвал бы у него такого отношения. Однако теперь Шамбрэн уже кое-что знал. Этот Великий Человек – просто гений по части превращения простых детских вещей в сущий ад, изощренный садист, который не оставит в покое никого из штата отеля и будет держать всех в состоянии безумия в течение целых шести дней.

Он ощутил беспокойство от одержимости Великого Человека утром в понедельник и понимал, что оно продлится до раннего утра воскресенья, когда вконец измотанная команда официантов, их помощников и портье начнет устранять хаос, который останется в бальном зале «Бомонда» после двухсот пятидесяти гостей.

Это беспокойство не было связано ни с излишней нервозностью, ни тем более с трусостью. Во время войны Шамбрэн был более чем хорошим солдатом, потому что отличался от тех тупоголовых героев, которые бросались навстречу опасности, не оценивая степени риска. Его живое воображение позволяло ему всегда ее предвидеть и проявлять реальную храбрость. Да и рутинные обязанности главного менеджера отеля «Бомонд» сталкивали Шамбрэна с самыми неожиданными ситуациями, каждая из которых требовала от него и такта, и железных нервов. Несмотря на репутацию самого шикарного отеля Нью-Йорка, в «Бомонде» часто возникали мелкие, но неприятные проблемы. Здесь всегда было много пьяных, случались драки, ходили девушки по вызову – самые дорогие в Нью-Йорке, но все же девушки по вызову. Бывали вздорные необоснованные жалобы, самоубийства, сердечные приступы у пожилых джентльменов, причуды старых вдов с такими деньгами, что они не могли сказать, сколько их у них, попадались странные люди, вроде того греческого джентльмена с двадцать четвертого этажа, который стегал плетью двух девушек, привязав их к спинке кровати, и забил бы, пожалуй, до смерти, если бы не захотел присовокупить к своей коллекции мазохиста еще и ни в чем не повинную горничную. Мистер Шамбрэн решал такие и многие другие проблемы с учтивой эффективностью. Но этот прием Великого Человека…

В отеле «Бомонд» ему уделяли особое внимание и заботу не просто из дружеского расположения, а за немалые деньги. Великий Человек заплатил за восьмикомнатные апартаменты 194 тысячи долларов, а ежегодная плата составляла 32 тысячи. Это заставляло весь штат отеля относиться к нему с особым трепетом. Великому Человеку приходилось говорить «сэр», даже не испытывая к нему никакого уважения.

Обеспокоенный тем, чем грозит предстоящая неделя ему самому и его штату, мистер Шамбрэн закурил египетскую сигарету и посмотрел в широкое окно кабинета, которое выходило на Центральный парк. Управляющий был невысок, коренаст, смугл, с мешками под глазами, которые обычно смотрели очень жестко, но временами в них вспыхивали искорки юмора. Француз по рождению, он попал в эту страну маленьким мальчиком и думал как американец. Обучение гостиничному бизнесу привело его обратно в Европу, Шамбрэн бегло говорил на нескольких языках, при случае мог показать прекрасные манеры, но думал как настоящий американец.

Когда мужчина достигает почтенного семидесятипятилетнего возраста, кажется вполне логичным, что он хочет отметить свой юбилей. А если к тому же это знаменитый, известный всему миру человек, которому более пятидесяти лет сопутствовали лишь выдающиеся успехи в его деле, можно ожидать, что многие не менее известные люди приложат все усилия, чтобы на нем присутствовать.

Конечно, несмотря на то, что виновник торжества был одним из самых богатых людей в мире, такой праздник вполне могли бы устроить его поклонники. Но Великий Человек задумал сам дать прием, и уже это привело весь персонал отеля «Бомонд» в настоящее смятение. Дело в том, что список приглашенных мог оказаться неожиданным и вовсе без великих имен. На свою семьдесят пятую годовщину он спокойно мог собрать странную компанию панков, неврастеников, алкоголиков, нимфоманок и дешевых искателей приключений, среди которых окажется только несколько известных представителей прессы, непонятных политических фигур и вполне респектабельных персон, которые не могут позволить себе не появиться на приеме у Обри Муна.

Обри Мун!

Британец по рождению, он стал знаменитым уже двадцатилетним. Это случилось в 1908 году. Его первые рассказы были Декадентскими, расплывчатыми и публиковались в журналах, редакции которых находились на левом берегу Сены. Мун устраивал щедрые приемы даже в те дни. И еще тогда он отлично понял, что даже самые верные друзья отходят от него так же легко, как сдирается кожа с банана. В то время и теперь его главной целью было показать грубо, без всякой жалости самые слабые места человека. Муна хотелось избегать, как ядовитую медузу. В период своего раннего творчества он вечно писал о разрушенных семьях, моральных отклонениях, нечестности людей. Потом, под влиянием таких мастеров рассказа, как Киплинг и Сомерсет Моэм, оставил свой негативный стиль и стал видным военным корреспондентом. Но его безжалостность только усилилась, а репутация возросла, потому что Мун вскрывал секреты сильных мира сего. У него возникла жажда власти, стремление контролировать жизнь именитых мужчин и женщин. И все во имя честной, святой журналистики. Муна боялись и ненавидели, но принимали таким, как есть, потому что игнорировать его – означало бы показать всему миру, что вы чего-то опасаетесь. После войны начались путешествия по всему свету, появились романы, пьесы, сначала приз Пулицера, а потом и Нобелевская премия в области литературы. Голливуд тоже сделал свой золотой вклад в его банковские счета. Мун легко мог превратить маленького актера или актрису в настоящую звезду. Но смотрите! Его руки всегда были чисты, он мог в любой момент сломать их репутацию и карьеру. Этот человек запускал пальцы во многие дела, будь они английскими или американскими. После Первой мировой войны неожиданно стал завзятым путешественником. Изучил Средний Восток, как немногие англоязычные люди в то время, поднимался в горы, летал на самолетах и, как сам любил рассказывать, через определенные интервалы успешно занимался любовью с женщинами всех цветов кожи.

– Никогда не забуду ту маленькую итальяночку в Неаполе, – говорил он и в то же самое время смешивал с грязью все остальное женское население Италии и католическую церковь в придачу.

Пьер Шамбрэн никогда не ел ленч. Как главный менеджер отеля, с одиннадцати до трех он был занят больше всего: разбирался с жалобами и с особыми проблемами, принимал работников «Бомонда», которые сталкивались с теми или иными затруднениями, отвечал на запросы людей со стороны, желающих воспользоваться отелем для устройства приемов, показов мод или профессиональных конференций. Приезд и отбытие знаменитых и просто очень богатых людей тоже требовали его особого внимания. Хотя у них были специальные спецслужбы, которые занимались устройством поездок, рекламой, приемом и проводами гостей, управляющий старался всегда оказаться у них под рукой на случай непредвиденных обстоятельств. Он умел предоставлять людям самостоятельность, но обычно был готов взять на себя всю ответственность за трудное решение. Шамбрэн умел принимать такие решения немедленно и после тридцати лет работы в гостиничном бизнесе мог сказать себе без тени тщеславия, что они никогда не оказывались ошибочным. Некоторые из них были сложными или трудновыполнимыми, но он знал, что если снова встретится с такой же ситуацией, то придет к такому же заключению.

Шамбрэн всегда съедал плотный завтрак: фруктовый сок, баранью отбивную или небольшой бифштекс, иногда форель или дуврскую камбалу, изрядное количество тостов со сладким маслом или мармеладом и кофе, который пил потом почти целый день. В семь часов вечера Пьер съедал изысканный обед, который мог бы удовлетворить самый притязательный вкус.

Персонал «Бомонда» хорошо понимал своего управляющего. Со стороны могло показаться, что целый день он ничего не делал, но в то же время было похоже, что в него будто бы вмонтирована какая-то радарная установка, которая предупреждала его каждый раз об опасной ситуации прежде, чем она возникала.

В этот понедельник, незадолго до двух часов дня, Пьер Шамбрэн сидел в своем офисе на четвертом этаже за неизменной чашкой кофе и с египетской сигаретой в руке, наблюдая за детьми, которые катались со снежной горки в Центральном парке. По внутренней связи секретарь доложила ему, что в приемной его ожидает мистер Осман Гамаль. Главный менеджер встал из-за письменного стола и прошел к двери, чтобы приветствовать посетителя.

– Рад вас видеть, мистер Гамаль. Входите, прошу вас. У меня здесь свежесваренный турецкий кофе, не хотите ли чашечку?

Босс Пьера Шамбрэна, далекий мистер Джордж Баттл, наверное, не умел мгновенно определить характер человека по его внешнему виду, но Шамбрэн после двадцати лет управления отелем «Бомонд» мог разгадать незнакомого человека так быстро, как никто другой. За многие годы он научился определять тип человека, даже если это не касалось отеля, практически без единой ошибки: вот эти люди – бездельники, этим их средства не позволяют остановиться в отеле «Бомонд», а те беспокойные пьянчуги. Он издали угадывал жалобщиков и видел рэкетиров, которым «Бомонд» нужен только как прикрытие, и заранее знал, как они себя поведут.

Молодой человек с коротко подстриженными светлыми волосами и морщинками вокруг глаз, что говорило о том, что он много времени проводит на свежем воздухе и под солнцем, с твердо очерченным ртом и неожиданными смешинками в уголках губ, имел, по предварительному суждению Шамбрэна, только одну отрицательную черту. Цены в «Бомонде» – сорок долларов в день за однокомнатный номер – были немного высоковаты для него в обычных условиях. Если только он приехал не на короткие праздники.

Шамбрэн глянул на письмо, которое вручил ему молодой человек.

«Дорогой Пьер!

Я буду тебе глубоко признателен за любую помощь, которую ты окажешь моему другу, Джону Уиллсу. С наилучшими пожеланиями

Тони Вэйл».

На лейтенанта полиции Харди всемирная слава Обри Муна не произвела никакого впечатления. Харди был большим, смуглым, атлетически сложенным молодым человеком, он выглядел добродушно и был похож больше на защитника футбольной команды, чем на детектива, который расследует убийства. Восточные сокровища в гостиной Муна, слабый аромат курений и сам хозяин, развалившийся на своем троне, – все это показалось молодому лейтенанту очень странным. Он решил, что это какой-то особый род помешательства.

Обри Мун реагировал на появление полицейского так же, как мог бы отнестись к надоедливой мухе. Великий Человек словно одел непроницаемую маску на свое пухлое лицо, и его эмоции, если только они у него появлялись, было невозможно прочитать.

– Мы навели справки в «Уолтхем траст компани», мистер Мун, – заявил Харди. – Десять тысяч долларов были помещены туда, предположительно самой мисс Памелой Прим, и затем забраны ею же.

– Вы сказали «предположительно», лейтенант? А нельзя ли узнать поточнее, кто их поместил, когда, как? «Предположительно», так я вам и поверил!

– Мы это уточняем, – пояснил Харди.

Новости, которые Джон Уиллс услышал по телевидению, потрясли его до глубины души. Он думал, что неизвестный враг Муна его тщательно выбрал для такой работы. А теперь оказалось, что была еще и эта мисс Прим, которая тоже получила десять тысяч долларов. Итого двадцать тысяч! Джон снова ничего не мог понять. Все выглядело слишком странно, чтобы быть реальным, хотя два костюма и смокинг, дюжина новых рубашек на полке в шкафу, среди которых были спрятаны пистолет и папка, служили неопровержимыми вещественными доказательствами, что все это происходит наяву.

Джон почувствовал себя так, будто кто-то постоянно за ним наблюдает, проделав где-то в стене комнаты тайную дырочку. Он даже попытался ее отыскать. За всем этим стоял кто-то очень богатый и совсем свихнувшийся. От такого можно ожидать чего угодно. Потом Джон попытался отыскать в комнате «жучок» – микрофон, спрятанный где-нибудь за картиной или портьерой. Но ничего не нашел.

Он закурил, встал посреди комнаты, стараясь отделаться от чувства, будто за ним неотрывно следит чей-то зловещий глаз, и подумал: а не делает ли это сам Обри Мун? Ведь совершенно ясно – кому-то известно, что он находится здесь, в «Бомонде». И этот кто-то контролирует каждое его движение. Или это все-таки кто-то из врагов Муна? Джону вдруг стало предельно ясно, что если ему удастся уничтожить Великого Человека, то он не сможет сделать и трех шагов по направлению к свободе, как будет схвачен. И он тут же ощутил себя таким же маленьким и беззащитным, как и та девушка Памела Прим. Кто-то хотел убрать Муна, а его, Джона, сделать для полиции козлом отпущения.

Денежный вопрос теперь показался ему еще более запутанным. Человек, способный заплатить двадцать тысяч долларов, чтобы купить не очень-то надежных убийц, мог заплатить и больше. Поэтому на сцене совершенно неожиданно может появиться еще одна фигура.

Джон положил сигарету в пепельницу. Да, его заманили в ловушку деньгами и ненавистью к Муну. Если ему удастся убить Великого Человека, то тот, кто за это платит, почти наверняка передаст его в руки полиции, как бы он ни старался обставить свое бегство. А если не убьет, то этот неизвестный лунатик рассчитается с ним самим. Ведь в письме четко написано: «Если вы возьмете деньги и он не будет мертв к полуночи 20 февраля, то вы сами не проживете и дня».

Во вторник Джон Уиллс заказал завтрак к себе в комнату, чтобы в уединении просмотреть утренние газеты. Он никуда не спешил, потому что абсолютно не знал, куда ему идти и что делать.

Все газеты писали о Муне, и каждая по-своему. Даже такая газета, как «Тайме», не смогла смягчить этой истории, сообщив о самоубийстве известной проститутки, по всей вероятности имевшей время от времени дела с Муном, и о найденном у нее странном письме, из которого следовало, что против известного писателя существует какой-то безумный заговор. «Тайме» строго придерживалась фактов, точно указывая их источники. Мун не сделал никакого заявления корреспонденту «Тайме». Полиция гарантировала знаменитому писателю полную охрану. Окружной прокурор начал расследование этого дела. В газете также давалось краткое описание карьеры Муна, для чего материалы, очевидно, взяли из архива: были перечислены его книги, пьесы, названо время его работы корреспондентом на двух войнах, указаны полученные им литературные призы и фильмы, отмеченные наградами. Однако об истинном облике Муна не было сказано ни слова.

«Геральд трибюн» преподнесла событие примерно в том же духе, если не считать нескольких фотографий, опубликованных на внутренних страницах. На одной из них Мун был снят рядом с чем-то раздраженным Бернардом Шоу. На другой он стоял на террасе своей виллы в Каннах рядом с очаровательной итальянской кинозвездой. Третья возвращала читателей ко временам Первой мировой войны. На ней был хорошо виден одетый в форму, подтянутый Мун, беседующий с симпатичным принцем Уэльским на улице разрушенной войной французской деревни. С четвертой смотрела темноволосая красивая женщина с прической, какие носили в двадцатые годы. Подпись гласила, что это – Виола Брук, очаровательная звезда британской сцены, постоянная подруга Муна в послевоенные годы, которая бесследно исчезла в связи с одним нашумевшим судебным делом.

Это имя ничего не говорило Джону Уиллсу. Виола Брук пропала еще до того, как он родился.

А вот у бульварных газет работы хватило. Чувствовалось, что, например, команда корреспондентов «Ньюс» просто сбилась с ног, добывая факты. Они опубликовали фотографии мертвой девушки в ее «роскошных апартаментах», где она «принимала» своих клиентов-мужчин, и разобрались с ее странным именем – Памела Прим. Оказывается, ее настоящее имя – Морин О'Коннор, и начинала она как танцовщица в бродвейских стриптизах. Родом Морин была из маленького шахтерского городка в западной Пенсильвании. Ее отец, когда она была еще совсем маленькой, погиб при обвале в шахте, а мать убежала с Джазовым музыкантом, оставив девочку на попечение соседей. «Ньюс» беззастенчиво строила догадки и предположения о том, почему именно мисс О'Коннор была выбрана врагами Муна на роль его возможной убийцы и за что она могла «ненавидеть» знаменитого писателя.