В мае 1941 года британские станции радиоперехвата нащупали в эфире учащенную работу самолетов германской метеоразведки. Лаборатории службы погоды, летящие над океаном, взяли под наблюдение колоссальный район — от Исландии, где уже высадились англичане, до сплоченных ледников Гренландии, где недавно стали хозяйничать американцы. Немцев интересовало состояние паковых льдов, плотность туманов, скорость ветра и сила волнения на море…

Начальник английской морской разведки предстал перед Дадли Паундом, первым лордом Адмиралтейства.

— Сэр, — сказал он, — у меня такое предчувствие, что Берлину неспроста понадобился долгосрочный прогноз погоды. Хочется верить, что мы уже держимся за хвостик веревки, с другого конца которой вьется петля для висельника.

Дадли Паунд отреагировал на это без улыбки:

— Надеюсь, Годфри, вы не дадите меня повесить?

Их было у Гитлера всего два, всего два линкора, неповторимых по своей мощи: «Бисмарк» и «Тирпитц». Почти близнецы, от одной матери — Германии, от одного отца — фашизма. Они были спущены на воду недавно, с официальным водоизмещением 35 000 тонн.

Впрочем, это — для дипломатов, для мирных конгрессов…

Предвоенная гонка вооружений имела свои злокачественные тайны. Риббентроп заверил Англию, что водоизмещение «Бисмарка» и «Тирпитца» составит 35 000 тонн, длина их почти четверть километра, а ширина — 36 метров; так что Англия может спать спокойно. Но британские адмиралы сразу заметили подозрительное несоответствие в цифрах: «С шириной корпуса у немцев что-то неладное. Очевидно, они задумали раскатать свои линкоры в плоский блин, сделав их мелкосидящими, как сковородки». Берлин подтвердил, что осадка линкоров всего 7 метров (плюс какие-нибудь сантиметрики). А это значило, что Гитлер готовит линкоры для мелководной Балтики — против СССР! Такое положение вполне устраивало политиков мюнхенского сговора с Гитлером, и Англия вроде бы успокоилась…

Но Москва побочными каналами дипломатии уже дала понять Уайтхоллу, что ширина линкоров образовалась от резкого увеличения тоннажа, а глубина их осадки превысит 10 метров, так что в Финском заливе им нечего делать, зато в Атлантике… да-а, на этой старинной английской кухне они могут переколотить всю посуду. Начальнику британской морской разведки его офицеры не раз советовали:

— Сэр! Это ведь так просто — снять трубку телефона и позвонить советскому военно-морскому атташе. России нет смысла скрывать от нас подлинный тоннаж линкоров Гитлера…

— Клянусь дьяволом! Это были молодые загорелые ребята в трусиках, все бородатые. Когда мы уже барахтались в воде, они снимали нас киноаппаратом с мостика. При этом у них был такой вид, словно они развлекались.

— Простите, капитан. Они вам угрожали?

— Нет, они долбанули нас торпедой под самый мидель без всяких угроз. Будто так и надо! Когда же я подплыл к их борту, они встряхнули меня за воротник и угостили коньяком. Будь я проклят, но такого хорошего я еще не пробовал в жизни. Это был настоящий коньяк…

— А вы не спросили их, зачем они вас торпедировали?

— Я спросил. Но они с хохотом отвечали, чтобы я подал иск за понесенные убытки Рузвельту или Черчиллю.

Еще никто не знал, куда перегоняет Гитлер свои крейсера и линкоры, но англичане об этом уже догадывались. Гитлер недавно заявил, что Норвегия вскоре станет «зоной судьбы».

— Любой немецкий корабль, — сказал фюрер в ставке, — если он не находится сейчас в Норвегии, значит, он находится не там, где ему следует быть…

Центр морской войны в Европе недолго блуждал по зыбким водам — сейчас он быстро (подозрительно быстро!) перемещался в полярные районы, прямо к рубежам Советского Союза.

Теперь, когда с «Бисмарком» было покончено, Британское адмиралтейство трясло ознобом при одном лишь упоминании о другом линкоре Гитлера — «Тирпитце». Английский флот не мог быть спокоен, пока «Тирпитц» бродит по морям и океанам. История с «Бисмарком» воспитала в верхах Британского адмиралтейства страх перед гитлеровскими линкорами! Это и понятно: «Бисмарк» пошел на грунт, имея погреба пустыми, — он дрался до последнего снаряда, и бесподобная живучесть линкора наводила англичан на грустные размышления…

Разведка сбилась с ног, разыскивая теперь громаду «Тирпитца», который и был обнаружен англичанами на якорной стоянке в Аас-фьорде близ Тронхейма — на самом краю Европы, возле берегов СССР. Попытки бомбить его с воздуха оказались безрезультатными, а с воды «Тирпитц» был окружен сетями…

Скапа-Флоу — «собственная спальня» флота его величества, хотя в этой «спальне» уже побывала германская лодка «U-47», взорвав дремлющий на рейде линкор «Королевский дуб». Впрочем, сейчас тут спокойно… За сетями минированных бонов, за извечным недосыпом брандвахты, за частоколами свай, заколоченные в грунт, отстаиваются корабли Home Fleet'а. Здесь живет, красит борта, грузит торпеды, отсиживает сроки в карцерах, ремонтируется и колобродит «домашний флот» короля — флот метрополии, флот открытого моря, под килями которого дно в Скапа-Флоу выстлано на два фута пустыми консервными банками.

Иногда в гаванях режут слух горны. На палубах в четких каре, белея гетрами, строятся отряды морской пехоты. Равняясь побортно, корабли поют хвалу тем, кто водит их в океан. Там, в кабинетах мрачного Уайт-холла, сидят стратеги и политики, которых флот не знает. А этих он знает по именам: Товей… Фрейзер… Хамильтон! Сухощавые люди без возраста, с лицами цвета кирпича, мундиры их мешковаты, манеры резкие — эти адмиралы водят конвои далеко, вплоть до берегов СССР, где вода закипает в откатниках орудий, где она смерзается на броне палуб крейсеров в глыбы серого пузырчатого льда.

А по воскресным дням в Скапа-Флоу от молов и пирсов идут на берег, отчаянно галдя, многотысячные толпы матросов. Трепещут на ветру черные траурные ленты, завязанные флотом Англии один раз и уже навсегда — в день гибели Нельсона. Кабаки и бары мгновенно рассасывают матросов, и толпа вчерашних докеров, клерков, слесарей, кондитеров и шахтеров — эта толпа, шагающая враскачку, быстро редеет. Теперь они до утра будут шуметь здесь, в своей «спальне», как дома.

Голые акробатки на эстрадах сгибаются в дугу, их животы, перетянутые ленточками, блестят от пота. Потертый конферансье отпускает сальности в микрофон столь серьезно, будто в церкви читает требник. Потом из-за ширмы выпорхнет певица с запудренным синяком под глазом:

Ну, кажется, все. Еще несколько миль, и подлодка войдет в сектор действия своих батарей. Тогда можно всплыть, дышать ветром на мостике. Сейчас в центральном посту, под вырезом люка, соберутся курящие и впервые за много дней будут до одурения сосать самую сласть самокруток. Трудная позиция в водах Варангер-фьорда выдержана. Два транспорта и тральщик противника они отправили на грунт…

Вот наконец долгожданные слова:

— Продуть балласт… на всплытие!

Стрелка указателя глубины потянулась к нулю. Всплыли. Командир лодки отдраил рубочный люк. За ним на мостик выскочил сигнальщик, прижимая к груди фонарь «ратьер». Почти сразу же оба свалились обратно в пост.

— Бери балласт… ныряй! Боцман, циркуляция влево…

В апреле 1942 года фюрер сказал в рейхстаге: «Бои на Востоке будут продолжаться и далее. Мы будем бить большевистский колосс до тех пор, пока он не развалится!» Но, развивая успех на Востоке, Германия заодно уж нанесла Штатам несколько болезненных ударов, чтобы пошатнуть моральное равновесие американцев («…чтобы эти олухи, — говорил Геринг, — умеющие штамповать только автомобили и холодильники, поняли, с кем они имеют дело»).

Недавняя катастрофа Пирл-Харбора настолько ошеломила американский народ, что на фоне гибели целой эскадры явно померкло другое бедствие, испытанное Америкой у своих берегов в начале 1942 года. За очень короткий срок немецкие подводники — безнаказанно! — отправили на грунт сразу 150 кораблей. Действуя почти в полигонных условиях, мало чем рискуя, «волки» Деница выбирали по своим зубам любую жертву. Но большую часть торпед они выстреливали в танкеры. Это создало панику среди команд, возивших сырую нефть из Венесуэлы, и матросы в ужасе покидали свои «лоханки». Засев в барах гавани Кюрасао, они попивали крепкий тринидадский ром и лениво посматривали на танкеры, застрявшие возле причалов.

— Сгореть живьем всего за двести паршивых долларов, кому это понравится? — рассуждали они. — Ведь скажи кому-нибудь, что у нас при взрыве даже стекла становятся мягкими, словно пшеничное тесто, — так ведь никто не поверит…

Подлодки Деница обстреляли с моря нефтеперегонные заводы, и вскоре США (богатейшая страна!) ввела нормирование на бензин, на кофе, на сахар. Для борьбы с немцами был создан флот охраны из добровольцев, ищущих острых ощущений, который получил название «Хулиганский патруль».

[5]

Моряки быстро поднимались в цене, моряцких рук не хватало. Команды торговых кораблей зарабатывали большие деньги на риске…

В полумраке громадного салона «Тирпитца» адмирал Шнивинд обдумывал то, что должно решить судьбу каравана, который тронется к берегам СССР между июнем и июлем… Размышления уложились в 15 страниц машинописного текста, который он и вручил гросс-адмиралу Редеру при свидании с ним в Тронхейме.

— Здесь все, что надо, — сказал Шнивинд, довольный собой. — Я учел даже подвижку паковых льдов к северу… Из Альтен-фьорда «Тирпитц» может на форсаже машин достичь каравана, мгновенно оставить от него то, что остается после съеденного яйца, и так же быстро, как крыса, юркнуть обратно в щель… Донесите до фюрера нашу уверенность в успехе, и пусть он перестанет бояться мифических авианосцев противника.

— Сколько вам нужно топлива? — конкретно спросил Редер.

Шнивинд был готов к такому вопросу — весьма насущному для нефтяной экономики Германии.

— Каждая страница моего доклада обойдется фатерлянду в тысячу тонн, а их всего пятнадцать. Но, истратив это горючее, Германия сможет

изменить весь ход войны на Востоке

…

Не меркнет проклятое солнце над горизонтом, затихло и море!

Такая погодка на руку врагу, только не нам… Для нас был бы хорош полный мрак, да еще штормяга! А здесь, в райской штилевой тишине, какая редко выпадает в этих широтах, не смей перископа высунуть… Однако позиция есть позиция, и ее надо нести. И — несли.

Мы приближаемся к одному из ответственных моментов нашей истории, а для этого следует хоть краешком глаза заглянуть внутрь того корабля, который во многом решит судьбу дальнейших событий.

Вот они — рыцари дальних коммуникаций: шесть торпедных труб в носу, четыре — в корме; две солидные пушки калибром в 100 мм да еще две сорокапятки. Таково было вооружение наших подводных крейсеров, которые плавали под литерами «К» (обычно моряки называли их «катюшами»). Корпуса этих лодок, вобравших в себя все лучшее от конструкции старых типов, были такой поразительной прочности, что в шутку на «катюшах» офицеры иногда говорили так:

Исландия издавна была полуколонией Дании, а Дания, попав под гитлеровскую оккупацию, сама стала немецкой колонией (уже без всяких «полу»). Но как только фашисты захватили Данию, так сразу же англичане захватили бесхозную Исландию. Потом на смену англичанам пришли сюда американцы, и тогда Исландия была превращена ими в свой «нетонущий авианосец». США имели уже немалый опыт по созданию в условиях Арктики гаваней и аэродромов. Война проходила как бы мимо Исландии, но своим черным крылом она задевала и эту далекую страну. Сначала англичане, а теперь американцы в свободное от службы время усиленно обольщали исландских женщин, что — не менее усиленно! — поощрялось самой Исландией, нуждавшейся в рождении большего числа граждан, чтобы заполнить безлюдность острова. Несмотря на эту «интимность» отношений, население Исландии смотрело на союзников как на незваных пришельцев. Никакие «вечера дружбы», где танцевали, и никакие джазы, составленные из матросов, тут не помогали!

С весны 1942 года глубокий Хваль-фьорд, расположенный чуть севернее столицы Рейкьявика, стал местом сборища кораблей для отправки грузов в СССР. В далекий путь по маршруту РQ-17 собирались 37 транспортов, больше половины из них шли под флагом США, остальные — английские, голландские и панамские. Команды были смешанные — до 17 национальностей на борту одного корабля. Пока же караван формировался, пока волокитничали в штабах, пока составляли эскорт, пока ждали из США авианосец, а из Англии подхода эскадры во главе с адмиралом Товеем, экипажи транспортов ничем путным не занимались. В котловину скалистой бухты, названной англичанами Долиною кузнеца, прямо в туман и в яркое солнце рушилась с утра до позднего вечера музыка корабельных трансляций, а с берега ее заглушали мощные репродукторы, установленные на крыше неопрятного барака «Христианской ассоциации свободной молодежи»:

Брэнгвин здесь — в Хваль-фьорде — впервые увидел русских. В составе конвоя РQ-17 были два советских корабля: «Донбасс» и «Азербайджан». Брэнгвин поразился тому, как много в их командах женщин. Хриплый Дик, уже однажды прошедший на РQ-13 до России, объяснил ему, что это совсем не жены моряков.

— Когда станем выбирать якоря, вот увидишь, как эти бабы начнут ловко орудовать на стопорах и со швартовыми, будто это кастрюльки и дуршлаги. А груди у них — во какие! — И боцман отвел руки от себя примерно на два фута…

Корабль тонул, но не седел от ужаса. Груз разбивали бомбами, но еще ни один контейнер не вскрикнул от боли. Металл покрывался инеем, но бездушное железо не ощущало холода. Все страдания выпали на людскую долю… Тяжело было заканчивать вторую часть, но еще труднее приступать к последней.

Минувшая война была безжалостна к людям, и только одна наша страна потеряла в ней 20 миллионов своих граждан, способных заселить и освоить целый континент. Казалось бы, что на фоне грандиозных событий, охвативших весь мир, навсегда затеряется караван РQ-17, словно капля воды, в океане. Ведь среди астрономических чисел произведенного оружия, среди гигантских терриконов пороха, сгоревшего в битвах, среди бискаев нефти и байкалов бензина, что выпиты моторами танков и самолетов, — после всех гомерических расходов ради общей победы, что, спрашивается, могли значить корабли каравана РQ‑17?

«…Итак, все было кончено

. Но пока люди будут сражаться в войнах и плавать на морях, проблема РQ-17 еще неоднократно будет всплывать самыми несхожими путями. Трагедия РQ‑17 всегда отыщет людей, увлеченных ею, и люди еще долго будут об этом спорить» — так писал английский историк Дэвид Вудворд.

Сейчас на Западе текут обильные мутные воды литературы о минувшей войне, и течение их порою столь бурно, что они сметают указатели фарватера истины. А где-то рядом с ними, пробивая для себя очень сложное русло, журчит и тоненький ручеек особой темы — трагедийной темы РQ-17.

Будем же и мы, читатель, помнить об этом караване!

Волчья стая действует умно и жестоко. Она выходит на большую дорогу, а вожак, забегая вперед, выслеживает добычу. Вот добыча показалась, и тогда вожак голодным воем созывает своих товарищей. Вывалив между зубов покрытые пеной языки, с подведенными от голода животами, волки набрасываются на одинокого путника… Именно этот звериный принцип был положен Деницем в основу тактики по разгрому караванов на море, отсюда же и название этой тактики — «волчья стая»!

«Волкам» всегда сопутствовала в их разбое так называемая «дойная корова» — большая транспортная подлодка, которая сама не участвовала в торпедировании. Но брюхо ее было наполнено припасами и горючим. Время от времени, обессилев, боевые подлодки подходили с моря к этой «корове», примыкали к ней шланги. Торопливо они сосали из ее железного вымени соляр, пресную воду, воздух высокого давления — и снова срывались на позицию. Пользуясь выигрышем в скорости, «волки» старались за ночь обогнать транспорта на дизелях, а на рассвете они шли под воду, спокойно выжидая, когда цель сама придет в пересечение нитей перископа… Такой способ атаки у немцев назывался «кабинетной атакой»!

Операция «Ход конем» вступила в свою решающую фазу; вдогонку «волчьим стаям» Дениц послал из Лориана свое обычное традиционное напутствие: «Преследуйте! Атакуйте! Топите всех!» После чего деловито добавил открытым текстом — без шифра: «Поменьше неприятных известий с моря! Это портит настроение тем командам, которые собираются уходить на позицию…»

Агония беззащитных кораблей и людей, плывущих на них, была ужасна, и пусть она послужит укором мертвецов совести тех, кто допустил это неслыханное предательство!

Никакой информации — шли вслепую, шли вглухую…

Решено было идти напрямик курсом почти восточным, чтобы выйти к северной оконечности Новой Земли, а оттуда, таясь вдоль побережья, спускаться к югу, начиная выходить в эфир для связи с русскими…

Хриплый Дик, уже прошедший однажды с караваном до России, был настроен, не в пример другим, весьма оптимистично:

— Русские очень внимательно несут службу. Как только их эсминцы зажмут нас в свой ордер, ты можешь играть на банджо сколько тебе влезет… Немцы уже не проскочат!

— У них здесь разве большой флот? — спросил Брэнгвин.

— Придется пожертвовать бортом, — сказал командир Дайк и передал бинокль с усиленными линзами помощнику Баффину.

Тот недолго рассматривал тонущее вдалеке от них судно.

— Ветер будет бить справа, — ответил. — Но уйти от них мы тоже не можем, хотя инструкции и призывают нас не увлекаться спасением людей… А вдруг и с нами случится такое?

Судно ПЛО — «Орфей» — всего в 840 тонн, недавно покрашенное в доках Ливерпуля, теперь казалось красным, будто обваренный краб. Корпус его разъело солью и ржавчиной. «Орфей», которому выпало продолжать путь до СССР, изо всех сил стремился сплотить вокруг себя безоружные транспорта. Однажды ему удалось законвоировать два из них, но одно немцы торпедировали, а другое — в страхе — забилось в паковый лед. И вот случайная встреча: наткнулись на одиноко тонущее судно. Пологая волна, внешне спокойная, на самом деле била сильно.

— Баффин, я попрошу вас на бак, — сказал командир.

Корабли, как и люди, умирали по-разному… Иные встречали смерть в торжественном молчании, только потом из-под воды слышался долгий зловещий гул — это взрывались раскаленные котлы, не выдержавшие объятий холода. Другие жалобно стонали сиренами, их конструкции разрушались с грохотом; разломленные пополам, корабли сдвигали в небе свои мачты — словно руки для предсмертного пожатия. Иногда они тонули сразу, и люди не успевали покинуть их отсеков и коридоров, похожих на мифические лабиринты. Другие, напротив, стойко выдерживали взрыв за взрывом, будто понимали, что надо держаться, пока не спасутся люди. А потом корабли с ревом зарывались в пучину, почти яростно сверкнув на прощание «глазами» — окнами своих рубок. При этом некоторые увлекали за собой и гондолу аэростата, купавшегося под облаками. Это были страшные минуты! Дети другой стихии — высоты — аэростаты не хотели тонуть. Но иногда, уже побывав на дне океана, они все же обрывали тросы креплений — их взмывало ввысь, и гондолы уносились обратно под небеса, словно в ужасе от всего увиденного там, в чудовищном мраке бездны…

Корабль умирает, но человек остается, и к его услугам — шлюпки, плоты, надувные понтоны. Цепляясь за спасательный шкерт, человек, обожженный взрывом, ослепший от мазута, тянет руку к товарищам на плоту и хрипло кричит — в восторге:

— Кажется, мне повезло… Мне чертовски повезло!