По (Рое) Эдгар Аллан (19.1.1809, Бостон, — 7.10.1849, Балтимор), американский писатель и критик. Родился в семье актёров. Рано осиротев, воспитывался ричмондским купцом Дж. Алланом, в 1815-20 жил в Великобритании. В 1826 поступил в Виргинский университет, в 1827-29 служил в армии. В 1830-31 учился в военной академии в Уэст-Пойнте, за нарушение дисциплины был исключен. Ранние романтические стихи П. вошли в сборники «Тамерлан и другие стихотворения» (1827, издан анонимно), «Аль-Аарааф, Тамерлан и мелкие стихотворения» (1829) и «Стихотворения» (1831). Первые рассказы опубликовал в 1832. После 1836 всецело отдаётся журналистской работе, печатает критические статьи и рассказы. В 1838 выходит его «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» — о путешествии к Южному полюсу. Двухтомник рассказов «Гротески и арабески» (1840) отмечен глубокой поэтичностью, лиризмом, трагической взволнованностью. Важный мотив романтической новеллистики П. - тема одиночества; М.Горький отмечал трагическое в самом глубоком смысле слова существование самого писателя. П. - родоначальник детективной литературы (рассказы «Убийство на улице Морг», «Золотой жук» и др.). В философской поэме в прозе «Эврика» (1848) П. предвосхитил жанр научно-художественной прозы; ему принадлежит ряд научно-фантастических рассказов. Широкую известность принёс П. сборник «Ворон и другие стихотворения» (1845). Некоторые черты творчества П. - иррациональность, мистицизм, склонность к изображению патологических состояний — предвосхитили декадентскую литературу. Один из первых профессиональных литературных критиков в США, П. сформулировал теорию единства впечатления, оказавшую влияние на развитие американской эстетики («Философия творчества», 1846; «Поэтический принцип», 1850). Воздействие новеллистики П. испытали на себе А.К.Дойл, Р.Л.Стивенсон, А.Вире, Г.К.Честертон. Французские и русские поэты-символисты считали его своим учителем. К творчеству П. обращались композиторы К.Дебюсси, С.В.Рахманинов.
Красная смерть давно уже опустошала страну. Никогда еще не бывало такой ужасной, страшной чумы. Предвестниками ее была кровь, — алая, страшная кровь. Болезнь начиналась острой болью, внезапным головокруженьем и переходила в кровотечение из всех пор. Затем следовала смерть. Красные пятна, появлявшиеся на теле и преимущественно на лице и на руках, исключали жертву из человечества и лишали ее всякой помощи и сочувствия. Наступление, развитие и конец болезни длились не более получаса.
Но принц Просперо был человек счастливый, предприимчивый и находчивый. Когда во владениях его население наполовину перемерло от чумы, он пригласил около тысячи друзей, храбрых и веселых рыцарей и придворных дам, и с ними удалился в один из своих укрепленных замков. То было громадное и великолепное здание, чисто царской постройки, эксцентрического, но вместе с тем грандиозного вкуса. Высокая и толстая стена окружала его. В этой стене были железные ворота. Царедворцы, войдя в замок, заложили ворота массивными запорами, потому что решили замкнуться от внезапного вторжения внешнего отчаяния и бедствий. Замок был с избытком снабжен провизией. Благодаря такой предусмотрительности, царедворцы могли не обращать внимания на заразу. Внешний мир мог устраивать свои дела, как ему угодно. А между тем не безумно ли было огорчаться или думать о чем-нибудь? Принц позаботился о средствах доставлять удовольствие. У него были и шуты, и импровизаторы, и танцоры, и музыканты, и вино. В замке были все эти хорошие вещи и безопасность; вне его — Красная Смерть.
В конце пятого или шестого месяца заключения, когда чума свирепствовала в стране еще с большей силой, принц Просперо оповестил своих друзей о маскераде.
Что за сладострастную картину представлял этот маскерад! Сначала я опишу вам залы, в которых он давался. Их было семь, — чисто царская амфилада. Во многих дворцах залы идут прямой перспективой, так что глаз может видеть их с одного конца до другого в отворенные двери. Тут же было совершенно иначе, как и следовало ожидать от странного и причудливого вкуса принца. Залы были расположены так неправильно, что из одной залы невидно было другой. По правую и по левую руку, посреди каждой стены, возвышалось высокое и узкое готическое окно, выходившее в коридор, следовавший за неправильностями залы. Стекла окон гармонировали с обоями стен. Западная зала, например, была голубого цвета и стекла окон были голубые, вторая зала была обита пурпуровыми обоями и стекла окон были пурпуровые. Третья была совершенно зеленая и окна тоже зеленые. Четвертая оранжевая с оранжевыми окнами, пятая белая, шестая лиловая. Седьмая зала была вся обита черным бархатом, не исключая и потолка. Ковры были тоже черные. Но в этой комнате цвет окон не соответствовал драпировке. Окна были красные, кровавого цвета.
Ни в одной из этих семи зал, с излишеством убранных золотом, не видно было ни ламп, ни канделябр. Никаких свечей не было в этом длинном ряду зал. Но в коридорах, окаймлявших их, против каждого окна возвышался громадный треножник с целым костром огня, ослепительно освещавшего через цветные окна. Такое освещение придавало фантастический характер залам. Но в восточной зале, черного цвета, свет, проходивший через красные стекла и падавший на черный бархат, придавал ей еще более мрачный вид и освещал лица смельчаков, входивших в нее, таким зловещим цветом, что весьма немногие из танцующих заглядывали в эту очарованную комнату.