Трень-брень

Погодин Радий Петрович

Рыжая девочка Оля жила на Севере со своими родителями. Училась в школе, ходила с папой на охоту на моржа и нерпу. Когда родителей перевели по службе на океан, Оле пришлось переехать к бабушке в южный город. Здесь ей пришлось столкнуться с насмешками, преодолеть непонимание, приобрести новых друзей и заставить себя уважать.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ПРОЛОГ

Вышел шут с балалайкой. Улыбка у него такая, что глаз не видно.

– О благородные юные зрители, досточтимые пионеры, отважные защитники мелких животных и лесных насаждений, я приветствую вас!

Я расскажу историю, которая началась неизвестно когда и, наверное, не скоро закончится.

Трень-брень…

Только не торопитесь смеяться… Не торопитесь смеяться… Ха-ха-ха…

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Утро было раннее, солнце нежаркое. Ветер нес к самолетным стоянкам осенние листья.

Самолеты решительно набирали скорость. Они красовались силой и, как молодые, удачливые спортсмены, уходили в самое поднебесье.

Двое мальчишек глядели в небо.

– Вскрыли и забейся… Забейся и взвейся. Нет… Песня поэта, взреви, как мотор. Нет…

КАРТИНА ВТОРАЯ

В Ленинграде осень. Деревья украсили землю яркими листьями. Машины, которым велено убирать, жуют листья, дрожат от сытости, а листьев все больше. Листья все ярче.

Улица была тихая, и дома на ней разноцветные. Ольга тащила по улице свой мешок. Шуба у нее нараспашку. Волосы растрепались. Мимо Ольги шагали прохожие. Первые и вторые улыбались ей. Третьи и четвертые не смотрели на нее, они в себя смотрели, в свои дела и заботы. Зато пятые-десятые хмыкали, хихикали, указывали на нее перстом.

– Ишь вырядилась.

– Ужас!

– И что люди собой воображают. С малого возраста из себя что-то корчат.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Ольга вошла во двор. Переступила границу солнца и будто вспыхнула.

Двор залит солнцем до самых крыш. Темная, почти черная подворотня в стене. Вечная тень осела на ее сводах сыростью. Двор вымощен камнем брусчаткой, – розовым и сиреневым. Камни хорошо прогреваются и тепло свое отдают с легкостью. Между ними свежая, как в июне, трава. Каменная скамейка и каменная треснувшая ваза. В вазе красные астры.

Во дворе было пусто, тихо было. Воробьи добывали свой незаметный корм. Ослабевшие лепестки астр лежали на камнях красными каплями.

И вот в этой теплой тиши раздался вопль:

– Руки вверх! – С дерева, роняя листья и деревянные пистолеты, свалился четвероклассник Аркашка. – Р-руки вверх, говорю!

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Дворничиха отомкнула дверь бабушкиной квартиры. Ввела Ольгу в комнату.

– Тут твоей бабки дом. Сиди в уюте, дожидайся ее.

– Спасибо. – Ольга села на стул у дверей, рюкзак положила к ногам.

– Клаше скажешь, что это я тебя запустила, Даша. Для твоего возраста – тетя Даша. Ну, сиди. Экая закусочка возбудительная! – Дворничиха оглядела стол, уставленный едой, отщипнула виноградину и ушла.

Комната у бабушки мало сказать замечательная – чудесная комната. Солнце в ней – как в аквариуме. Воздух свежий, тополем пахнет. Слышно, как воробьи на дворе пищат, как на соседней улице трамвай ходит. Слышно, как этажом ниже шипят оладьи на сковородке.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ШЕСТАЯ

В магазине «Охота» торгуют хитроумными патентованными приспособлениями, искусственными приманками и острым металлом. В рыболовной стороне товар пестрый, но мелкий. В охотничьей – товар солидный. Матовый блеск ружей внушает почтение.

Возле прилавка покупатели: шут с балалайкой, шофер такси, Боба, Тимоша и еще охотник.

Охотник был поистине шикарен, одетый в кожаные болотные сапоги, кожаную куртку, парусиновые штаны с молниями, с кинжалом и патронташем на поясе, с ружьем в чехле. На голове у него – старенькая поблекшая тюбетейка.

Шут (дядя Шура) разглядывал рыболовный товар. Из десяти его взглядов восемь приходилось на продавщицу. Она это чувствовала, то и дело поправляла рыжие, красиво прибранные волосы, а также яркий шарфик на шее. Глаза у продавщицы были голубого ясного цвета.

Боба и Тимоша самозабвенно врали:

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Осень пахнет забродившим яблочным соком. Листья на деревьях – будто крылья чудесных бабочек. Они, наверно, улетают с ветвей к желто-розовым зорям, к багряным закатам, мажутся в огненных красках и прилетают обратно, чтобы всех подразнить своим солнечным цветом.

Осенью – ясным днем, темной ночью, даже в дождь, даже в бурю – слышен печальный какой-то звук, будто поезд уходит. Будто поезд этот последний.

Шут (дядя Шура) бодро шел по аллее старинного, парка. Он говорил:

– Убежала девочка плакать. Как говорится, не прижилась. Но сантименты нам не к лицу! Мы тверды и проворны. Ха-ха-ха… Перемелется – мука будет. Подумаешь, рыжая девчонка – частный случай. – Шут голову опустил. Руки развел. – А самое синее небо над нами. И самые теплые крыши над нами. И самые добрые люди вокруг. И очень хочется тихой красивой личной жизни. Особенно когда мы влюблены… Тс-с… Осторожно… – Шут оглянулся. – Это не детская тема. Я извиняюсь.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Вечер приблизился к городу, он развел темные краски на площадях и на улицах. На другом берегу реки дома тесно прижались друг к другу, как заговорщики. Ветер утих.

Из парка на набережную вышла Ольга. Увидела шута (дядю Шуру), обрадовалась. Шут стоял с букетом цветов, важный и бледный.

– Дядя Шура! – крикнула Ольга.

Шут вздрогнул, поморщился от досады.

– Опять ты? Могу я иметь личную жизнь?