Звезды над июльской степью кажутся такими низкими, будто спущены с неба на невидимых ниточках. Земля с усталым вздохом отдает накопившийся за день жар, и звезды покачиваются в потоках теплого воздуха, разбрасывая мерцающие блики по серебристым волнам обреченного ковыля.

Почему обреченного? Семен проснулся, как от толчка, и сразу понял, что еще рано, и что он видел знакомый и любимый сон с непривычным горьковатым привкусом тревоги. Вокруг стартового стола ковыля давно нет, чтобы увидеть завораживающие серебряные волны, надо отъехать километров на двадцать, за сопки, туда никакой выхлоп не достанет. Откуда же чувство обреченности? Что не так?

Семен привычно сосредоточился и прислушался, выделяя из фона знакомые ноты. Едва слышное гудение приборов, шелест вентиляции, ровное дыхание спящего Михаила. Мягкое пощелкивание клавиатуры из рабочего отсека — Ренат уже заносит данные по вахте. Значит, Дима должен быть на камбузе. Легкий стук и раздраженное шипение сквозь зубы немедленно это подтвердили: порывистый Димка в очередной раз повстречался с какой-то поверхностью.

Семен невольно улыбнулся и открыл глаза. Отточенное чувство времени его не подвело — до подъема еще полчаса — но странный сон оставил неприятный осадок. Интуиции надо доверять. Он бесшумно отстегнулся и скользнул в рабочий отсек.

Ренат, не поворачивая головы, скосил глаза.