Армия у нас — это совершенно закрытая зона. Все равно, что тюрьма. Собственно, это и есть тюрьма, просто названа другим словом. И в армию, и в тюрьму не может вступить нога ни одного человека, которого не «захотело» военное (тюремное) начальство. Отсюда сложилась традиция, что жизнь любого в армии — это путь раба.

Конечно, мы тут не оригиналы — в любой стране армия стремится к закрытости, и именно это, похоже, дает нам основания говорить о генералах как о едином международном племени людском с общепланетарными характерологическими особенностями, вне зависимости от того, президенту какого государства служит тот или иной генерал.

Однако в России есть свои специфические армейские, а точнее, особенности армейско-гражданских отношений. Они состоят в том, что в России отсутствует хоть какой-то гражданский контроль за действиями военных. Солдат, как низшая каста армейской структуры, есть никто, зеро, и только так. За бетонными стенами воинских частей любой офицер может делать с солдатом абсолютно все, что этому офицеру в данный момент в голову взбредет. Точно так же, как и старший офицер может сделать с младшим своим коллегой все, что ему нравится.

Наверное, у вас на языке уже вопрос: мол, не все же так плохо? Точнее, все не может ведь быть так плохо?…

Действительно, не все. Это сложившееся положение вещей меняется в лучшую сторону лишь в том случае, когда в армейской структуре вдруг появляется конкретный человек с гуманитарными наклонностями и начинает их демонстрировать, призывая к порядку подчиненных… Только так, методом ЛИЧНОГО ИСКЛЮЧЕНИЯ, а не общественно урегулированных взаимоотношений мы имеем в армии хоть какой-то свет в конце тоннеля. В целом же система закрытая и рабская.

На календаре — 18 ноября 2002 года. Нина Ивановна Левурда, бывшая (теперь на пенсии) школьная учительница русского языка и литературы с 25-летним стажем, грузная, усталая и немолодая женщина с букетом тяжелых болезней — опять, в который уже раз за последний год, выстаивает часы ожидания в подчеркнуто-неуютном судебном предбаннике Пресненского межмуниципального столичного суда.

Деваться Нине Ивановне некуда. Она — мама без сына. И, что самое главное, без правды о сыне. Павел Левурда, старший лейтенант, 1975 года рождения, или, согласно специальной армейской калькуляции, № У-729343, погиб в Чечне почти два года назад, в начале второй чеченской войны. Той самой, где армия, по Путину, возрождалась. Как это возрождение происходило — в истории последних месяцев жизни и смерти У-729343-го номера. Где даже не сам факт смерти — наши матери привыкли ко всему, и даже к смертям своих детей — а обстоятельства, при которых она произошла и которые последовали за нее, заставляют Нину Ивановну вот уже одиннадцать месяцев подряд ходить по судебным инстанциям. Ходить с одной-единственной целью — пытаясь добиться от государства юридически точного ответа на вопрос: почему ее сына просто-напросто забыли на поле боя? И за что уже ее, мать забытого на поле боя бойца, потом, после гибели сына, так жестоко мучило Министерство нашей беспощадной к людям обороны?

…Павел Левурда хотел быть военным. Он мечтал об армейской карьере с детства — нельзя сказать, что сегодня это уж очень распространенное явление, скорее все наоборот: мальчики из бедных семей, не способных заплатить за высшее образование своих детей, действительно, стремятся поступить в военные училища, но это для того, чтобы получить диплом и тут же уволиться, имея в руках специальность, — и именно этим, тотальной бедностью желающих иметь образование, а не подъемом престижа армии во времена правления Путина объясняются такие явления, как, с одной стороны, постоянные бравурные официальные рапорты администрации президента о растущих конкурсах в военные институты (что сущая правда), но также, с другой стороны, наглухо умалчиваемая властью, совершенно не афишируемая информация о катастрофическом некомплекте младших офицеров в частях (младшие офицеры, окончив училища, просто не доезжают до гарнизонов, куда получили распределения, «тяжело заболевают» по дороге, «делают» справки о неожиданной инвалидности, что вполне возможно в такой коррумпированной стране, как наша).

Но Павел был другим, особенным — он хотел быть именно офицером. Родители его отговаривали, потому что знали, как это несладко: Петр Левурда, отец Павла — сам офицер, и семья всю жизнь моталась по дальним гарнизонам и сельским полигонам.

К тому же все это было в начале 90-х, и в стране, вслед за империей, все стремительно разваливалось, и только сумасшедший — так тогда считалось — решался пойти после школы в военное училище, где в то время даже кормить курсантов было нечем…

Эмиграция — это такое место, куда бегут, когда дальнейшее пребывание на родине грозит смертью либо широкомасштабным наступлением государства на твою честь и достоинство. 8 сентября 2002 года именно это и случилось в Российской армии. 54 солдата ушли из армии в эмиграцию.

Было это так. На окраине деревни Прудбой Волгоградской области располагается учебный полигон 20-й гвардейской мотострелковой дивизии. Как-то из городка Камышина тоже Волгоградской области, с места постоянной дислокации войсковой части 20004, на полигон в Прудбой пригнали личный состав 2-го дивизиона.

Цель была благая — чему-то научиться. В роли учителей должны были, естественно, выступать офицеры — отцы-командиры. Но 8 сентября эти самые «отцы» — подполковник Колесников, майор Ширяев, майор Артемьев, старший лейтенант Кадиев, старший лейтенант Коростылев, старший лейтенант Кобец и лейтенант Пеков взяли на себя совершенно не свойственные офицерскому уровню функции дознавателей. На построении солдатам было объявлено, что сейчас будет разбирательство на тему: кто ночью угнал с полигона БРДМ — боевую разведывательно-десантную машину?

При этом, как позже уверяли солдаты, БРДМ никто и не угонял — она продолжала себе стоять в дивизионном парке. Просто офицерам было скучно, они пили на полигоне уже который день, чувствовали себя, видимо, уже очень плохо от этого перепоя — и просто решили покуражиться. Собственно, подобное и раньше часто случалось на Камышинском, печальной славы, военном полигоне.

После построения с объявлением о разбирательстве в штабную палатку завели первую партию солдат — сержантов Кутузова и Крутова, рядовых Генералова, Гурского и Гриценко. Остальным было велено дожидаться своей очереди рядом, и очень скоро оставшийся на свободе личный состав услышал крики и стоны сослуживцев. Офицеры их попросту пытали. Вскоре первую партию вышвырнули из штабной палатки. Солдаты рассказали товарищам о том, как вышеперечисленные «отцы»-командиры лупили их черенками саперных лопат по ягодицам и спинам, а ногами — по животам и ребрам.

Деталь — важнее образа. Подробность — характернее целого. По крайней мере, для меня.

…Мишу Николаева, жителя Московской области, проводили в армию в июле 2001 года. Попал он служить в пограничные войска, на далекую от столицы (10 часов лета) погранзаставу у поселка Горячий Пляж на острове Анучина Малой Курильской гряды — той самой, за которую так отчаянно спорят российские и японские политики со времен Второй мировой войны.

Пока идут споры, кому-то надо эту границу охранять. Миша стал одним из таких. И продержался на дальневосточной заставе полгода — 22 декабря 2001 года он умер. Но тревожные письма пошли домой уже осенью, когда Миша обнаружил на своем теле гнойные язвы. Он просил: «Пришлите медикаменты: мазь Вишневского, стрептоцид, ну, короче, все средства против гниения, анальгин, зеленку, бинт, по возможности лейкопластырь… Тут ничего нет». Родители безропотно отправляли посылки, сознавая, что армия у нас бедная, и в то же время думая, что, наверное, не все так страшно, потому что Миша ведь продолжает работать… поваром на кухне! А если бы он был тяжко болен, полагали родители, кто бы его близко пустил к котлам с пищей…

Однако с множественными гнойными поражениями кожи он продолжал варить обеды для всех. Когда патологоанатом сделал посмертное вскрытие Мишиного тела, он констатировал, что ткани несчастного буквально расползлись под скальпелем — в начале XXI века солдат заживо сгнил на глазах у офицеров, не получив НИКАКОЙ медицинской помощи. Ничто не спасло Мишу от офицеров, которым ни до чего нет дела…

В России есть два типа современных военных преступников — чьи деяния связаны со второй чеченской войной, начавшейся в августе 1999 года. Как раз тогда ж Владимир Путин был назначен президентом Ельциным премьер-министром страны. Война длилась все время первого президентского срока Путина и не прекратилась до сих пор.

Дела о военных преступлениях имеют одну сходную черту — все они идеологические. Как говорится, «закон отдыхает». Те, кто осужден, получили свои приговоры не в соответствии с юридической процедурой, основанной на законах, а следуя порывам идеологических ветров, которые дули из Кремля на момент их осуждения.

Итак, первый тип — сюда входят военные преступники, которые действительно воевали. С одной стороны, из числа федеральных военнослужащих, участвовавших в так называемой «антитеррористической операции» в Чечне. С другой стороны, боевики — те, с кем воевали федералы. Первых отмывали от преступлений. Вторым юридически неряшливо натягивали преступления. Первых правосудие (прокуратура и суд), даже при наличии доказательств вины (а это тоже большая редкость, когда прокуратура даже собирала против них доказательства), выводило из-под удара. Вторых втаскивало под самый жесткий из возможных приговор.

Самый известный «федеральный» пример — дело полковника Буданова, командира 160-го танкового полка Министерства обороны России, 26 марта 2000 года (в день выборов президента Путина) похитившего, изнасиловавшего и убившего 18-летнюю чеченскую девушку Эльзу Кунгаеву, жившую в родительском доме в селении Танги-Чу, на окраине которого был временно дислоцирован полк командира Буданова.

Самый известный пример осужденного военного преступника-боевика — Салман Радуев. Радуев — один из знаменитых чеченских полевых командиров, бригадный генерал, совершавший террористические рейды еще с первой чеченской войны, командующий так называемой «Армией генерала Дудаева» — был пойман в 2001 году, осужден к пожизненному заключению и при невыясненных обстоятельствах погиб в Соликамской тюрьме для особо опасных преступников (Соликамск — известный «тюремный» город на Урале, в Пермской области, где находятся соляные копи, место традиционной ссылки для многих поколений людей еще с царских времен). Радуев также — символ непримиримого бойца, сражавшегося за чеченскую свободу от России. Судебных дел, подобных радуевскому, очень немного, и, как правило, их рассматривали в закрытых процессах, пряча информацию от общества, хотя, зачем именно так поступали, непонятно; и впоследствии, изредка и тайно, можно было с большим трудом познакомиться с материалами уголовных дел на боевиков, и, оказывалось, что они также идеологические, но только со знаком «наоборот». То есть, не заботясь о доказательствах, им приписывали преступления, следуя принципу: «надо осудить», и, что ни предъяви, ничего оспорено не будет.

Ислам Хасуханов: «…У меня четырнадцать переломов ребер, один осколок ушел в почку, проломлен череп, перебиты руки… не думаю, что я выживу».

Хасуханов Ислам Шейх-Ахмедович — родился в 1954 г. в Киргизии. С 1973 г. — в армии. Окончил Киевское высшее военно-морское политическое училище. С 1978 г. — на Балтийском флоте. С 1989 г. — на Тихоокеанском флоте. Офицер-подводник с военной академией за плечами — элита флота. В 1991 г. окончил Военно-политическую академию им. Ленина в Москве. Уволился в запас в 1998 г. в чинекапитана первого (высшего) ранга с должности заместителя командира большой атомной подводной лодки «Б 251». С 1998 г. жил в Грозном. Был начальником военной инспекции при правительстве Аслана Масхадова и начальником его оперативного штаба. Женат, имеет двоих сыновей. Вторая жена — племянница Аслана Масхадова, дочь его старшего брата. Не воевал ни в первую, ни во вторую чеченскую войну. Не скрывался от властей. Жил по собственному паспорту. Был арестован 20 апреля 2002 года в районном центре Шали спецподразделениями ФСБ как «международный террорист» и «один из организаторов незаконных вооруженных формирований». Осужден Верховным судом Республики Северная Осетия-Алания к 12 годам лишения свободы в колонии строгого режима.

Что творится с человеком, когда его хватает современная ФСБ? Не тот ЧК, что в 37-м, из страшных книжек, из солженицынского ГУЛАГа, а современная, наших дней, благосостояние которой обеспечивается налогоплательщиками.

25 июля 2003 года в Ростове-на-Дону, в военном суде Северо-Кавказского округа, был, наконец, вынесен приговор теперь уже бывшему полковнику Российской армии Юрию Буданову — обладателю двух орденов Мужества, участнику и первой, и второй чеченских войн — 10 лет, которые он должен провести в колонии строгого режима за преступления, совершенные в Чечне, в ходе проведения так называемой «антитеррористической операции» (второй войны), за похищение и убийство с особой жестокостью чеченской девушки Эльзы Кунгаевой.

Судебным решением от 25 июля Буданов был также лишен воинского звания и всех государственных наград. Дело Буданова, начавшееся в день выборов президента Путина (26 марта 2000 года), продолжалось больше трех лет из четырех лет второй чеченской войны и стало огромным испытанием для всего нашего общества: от Кремля до жителя самой маленькой деревушки. Мы все решали и пытались ответить на вопрос: кто они — солдаты и офицеры, ежедневно убивающие, грабящие, пытающие и насилующие в Чечне? Типичные уголовники и военные преступники? Или же бескомпромиссные и жесткие участники всемирной борьбы с международным терроризмом всеми доступными ими способами, и, значит, благородная цель спасения человечества оправдывает средства, которые они используют? В результате дело Буданова стало совершенно политическим для страны — настоящим символом нашего времени. Все, что попало на эти годы в мире и России — 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, войны в Афганистане и Ираке, создание международной антитеррористической коалиции, теракты в России, захват заложников в Москве в октябре 2002 года, чеченские женщины, беспрестанно подрывающие себя, палестинизация второй чеченской войны как ответ, в том числе, и на действия Буданова в Чечне, и на ход судебного процесса над ним, который чеченцы посчитали оскорбительным для своей нации, — все вместило это дело — яркое, трагичное и драматичное. Оно вывернуло наизнанку все наши проблемы, всю нашу жизнь вокруг второй чеченской войны, весь наш иррационализм по отношению к этой войне и времени правления Путина, все наши понимания, кто же прав на Северном Кавказе, а кто виноват, и, главное, какие болезненные изменения претерпела при Путине и на фоне войны система отечественного правосудия. Судебная реформа, которую пытались внедрить демократы и всячески двигал Ельцин, рухнула под напором дела Буданова. Потому что три с лишним года нам демонстрировали, что независимого суда, невзирая на реформу, нет. А на его месте — суд по политическому заказу, в зависимости от сиюминутной политической конъюнктуры, и, более того, этот заказ большинству населения кажется вполне нормальной вещью. Современный российский человек — человек времен правления президента Путина, с промытыми пропагандой мозгами, опять в большинстве своем мыслящий по-большевистски, но все-таки еще не полностью разучившийся самостоятельно думать, как это дозволялось при президенте Ельцине, — наш человек не станет спешить с ответом, обязан быть суд политическим или все-таки по закону, и, скорее всего, призадумается над этим вопросом…

25 июля 2003 года родители зверски задушенной полковником Эльзы Кунгаевой, понимая лучше других, что творится, даже не пришли в зал судебных заседаний — они были уверены, что последует оправдательный приговор палачу их дочери.

Однако, произошло чудо, уже никем практически и не ожидаемое. Чудо — и одновременно подвиг судьи Владимира Букреева. Подвиг, потому что он посмел вынести обвинительный приговор. Да еще с таким большим, не формальным, сроком заключения для Буданова. И, тем самым, пойдя против всей российской военной среды, активно поддерживающей Буданова и оправдывающей его поступки на войне. Несмотря на огромное и очевидное давление из Кремля и Министерства обороны (а система военных судов в России — это часть Вооруженных сил страны, где Верховный главнокомандующий, согласно Конституции, — президент), судья Букреев решил, что Буданов должен получить, что заслужил. При этом еще раз доказав: в России по-прежнему нет системы правосудия, а есть судебная система обслуживания политических заказов, против которой если кто и может выступить, так это лишь герой-одиночка. Вот как все было — как развивалось дело Буданова.