Понедельник, 12 февраля 2014 года

Хиленькая заплатка, все это время надежно прикрывавшая сквозную дыру в стене, со звоном отлетела на пол, откатилась в угол, и в дом мигом ворвался ледяной ветер, скидывая с грубого деревянного стола всю посуду, столовые приборы и потухшую бензиновую лампу. От страшного воя и грохота в детской раздался испуганный крик. Выскочив из холодной кровати, я в одних штанах, босиком выбежал на разгромленную кухню и кинулся к дыре, нащупывая быстро коченеющей рукой хоть что-то, чем можно ее закрыть хотя бы на время. Схватив разделочную доску — наспех заткнул брешь, не пуская смертельную стужу, ошпаривающую голое тело, и громко позвал жену, торопливо надевающую теплый свитер:

— Джин!! Скорее в кладовку!! Возьми там кусок фанеры, гвозди и молоток!.. — и сильнее прижал доску. Ветер снаружи злобно завыл, еще яростнее принялся рваться вовнутрь. — Скорее же, пока нас тут не сдуло!..

До смерти перепугавшись, Джин бросилась в кладовку. Следом из своей комнатки вышла моя десятилетняя дочь Клер. Она вся тряслась, длинные темненькие волосики примялись, немного топорщились, маленькое заспанное круглое личико побледнело, в крохотных светленьких глазках застыл ужас, носик вздрагивал. Одета была в поношенную коричневую кофту, найденную мной в одном из брошенных домов еще прошлым летом, и синие штанишки с заштопанными коленками. На ножках — серые шерстяные носочки, истоптанные тапочки.

Среда, 20 мая 2015 года

Ужасен конец весны в Истлевших Землях, немало бед он приносит с собой. Еще по-зимнему тусклое, застывшее небо всего за несколько дней наливается яростным гранатовым сиянием, пышет жаром, пускает по своему необъятному морю грозные корабли кроваво-черных туч. Разморенные резво накаляющимся с каждым часом апельсиново-медным солнцем, обласканные теплыми восточными ветрами, они все же прорываются, словно загрубевшие нарывы, и выбрасывают вниз несметные потоки зеленой пахучей кислоты — настоящей погибели для всего живого вокруг. Бывает так, что в самом разгаре ливня где-то вдали оттрубит гром, рассыплется раскатами, и тогда окрестности вязнут в непроглядном мраке, озаряющемся одной лишь белизной ветвистых молний. Свинцовые капли взбивают примятые льдами увядшие травы, по-новому жгут деревья, разъедают машины, развалины, отравляют бесплодную почву, безжизненные пруды, реки. Дождь прогоняет из лесов животных, обжигает, губит своими тлетворными парами, толкает на безрассудство. Ищущие спасения звери нередко залезают в уже затопленные ядом берлоги и норы, залитые подвалы, выходят к людям, нападают на жилища. Когда же ненастье, наконец, стихает, а кромешная темнота рассеивается, около суток держится на слуху неимоверный треск, как от пожара, гул бурлящих зеленых луж и стойкий звон загадочного безмолвия, не прерывающегося почему-то ни криками ворон, ни даже выстрелами человеческих ружей.

Семья Флетчеров — немногие из тех, кто по-своему научился противостоять разрушительной стихии, хозяйничающей вплоть до поздней осени. Чтобы однажды не остаться без крыши над головой, каждый раз, когда прекращался кислотный дождь, в спешке меняли жестяные листы на кровле дома и сарая, накрывали остатками линолеума, целлофана, заделывали проеденные дыры в стенах, засыпали песком дымящуюся грязь, тщательно отмывали толстую стальную пластину, наглухо закупоривающую скважину, проверяли теплицу, окна. Однако рано или поздно материалы заканчивались, и Курт вместе с Дином был вынужден отправляться на утомительные поиски, опять ходить по покинутым домам и складам, рассчитывая разыскать хоть что-нибудь годное, не успевшее раствориться в смертоносной жиже. А жена, отныне до дрожи боящаяся оставаться одна с ребенком, считала минуты и оглядывалась на дверь, с нетерпением дожидаясь возвращения своих мужчин. И хотя на исклеванные костоглотами останки грабителей, заявившихся прошлым мартом, муж наткнулся около пруда еще на шестой день после прибытия из призрачного города, положить конец страхам супруги так и не смог — слишком сильно въелся в память пережитый шок.

Но помимо весенних ливней, несущих смерть любому, кого успеют застичь в пустошах, существовала и другая невзгода, крайне редко приходящая вслед за ними, — повальный голод, обычно не объявляющийся по два-три года. Обожженные туши хищников, завалившие дороги, канавы и овраги, не растаскивались падальщиками, какие на дух не переносили резкий запах кислятины, медленно гнили, возбуждали болезни. Охотники, лишившиеся своего ремесла, падали замертво от истощения. Собиратели, не имеющие возможности лазить по зданиям, залитым кислотой, дичали, отлавливали одиночек, опускались до людоедства. Перед угрозой полного вымирания, ранее непримиримые враги — простые путники, бандиты и мародеры — объединялись в мелкие шайки, грабили направляющиеся в Грим караваны, разоряли селения. Некоторые фракции разрывали перемирие с городом-богачом, шли на него войной, надеясь отбить склады с продовольствием. Общее бедствие приводило в Истлевшие Земли иноземцев из далеких малоизвестных краев, обездоленных и лишившихся всего людей, стариков, семьи с маленькими детьми, калек — все стекались сюда нескончаемыми вереницами, уповая на пристанище, на хотя бы крошечный шанс быть накормленными и напоенными. Но здесь их ждало только сплошное несчастье.