Теплый июльский вечер 1890 года. На обширном озере в Чухломе, далеком от железной дороги и губернского города Костромы, сидят в лодке два друга: сын зажиточного огородника Костя, или Константин Михайлович, как его начинают теперь называть, рослый загорелый парень с мягким взглядом больших светлых глаз, и друг его — уволенный по болезни солдат Михаил, бледный, худой, в изношенной военной гимнастерке и сильно потрепанных штанах. Весла сложены на дне лодки. Друзья удобно разместились. Михаил полулежит, подперев голову рукой, а друг его перегнулся к нему и горячо рассказывает:

— Четыре пятых атмосферных воздуха составляет азот. Соединения его находят в нефти, в дождевой и речной воде, в тканях животных, в мускулах, в крови, в лимфе, молоке…

— Готово, перескочил, — с досадой останавливает его бывший солдат, — не стерпел… С чего начал и куда заехал…

Несносный человек, он ищет химию не в колбе, не в кипящих растворах, а в живом организме, где ничего не увидишь и не поймешь.

Уходящее солнце бросает на друзей багряный отсвет. Михаил отмахивается от непрошеной ласки и поворачивается к солнцу спиной.

Учение длилось недолго. Мечтатель из Чухломы тайком едет в Женеву. Он на скверном счету у полиции. У нее достаточно для этого оснований. Его речи порой слишком страстны, полны туманных идей о служении народу, о борьбе с произволом. У него опасная манера не в меру цитировать философов. «Тьма тягостна, — повторяет он, — не только для глаза, но и для слуха; зато внесение света в тьму, сколько бы труда оно ни стоило, несомненно должно доставлять наслаждение и радость». Надо было уехать, пока не поздно. Естественный факультет не окончен, но он думает сейчас о другом. В Цюрихе и Женеве читают лекции знаменитые химики — не заняться ли ему химией?

Полтора года спустя он снова на родине, в Казани, и вновь перед ним нерешенный вопрос: продолжать ли занятия на естественном отделении, стать со временем биологом или, может быть, учителем? Ведь он обещал посвятить свою жизнь служению народу, облегчать его страдания, бороться с невежеством и темнотой. Два чувства боролись в молодом человеке — страсть к любимой науке и сознание долга перед народом. Выход был найден: он поступит на медицинский факультет и станет со временем врачом.

Случилось в ту пору студенту Быкову купить за бесценок небольшую книжонку. В ней автор рассказывал о пищеварительных железах, о химических процессах, скрытых в глубине организма. Перед молодым человеком возник удивительный мир, созданный чудесным методом исследования Ивана Петровича Павлова. Молодой человек дает себе слово следовать примеру великого ученого, когда-нибудь разработать такую же наглядную методику для своих будущих работ.

Благополучно окончен университет, сданы выпускные экзамены, но как далек теперь Быков от мысли стать медиком! Не такой он представлял себе медицину. Вместо строгой науки и нерушимых канонов — неустойчивые и шаткие принципы. Где порядок идей, понятия недуга, система лечения? Где чудесные средства, целительные микстуры, свет истинного знания? Множество страданий, не всегда верно понятых, и столько же бальзамов, целительных средств, ничем не обоснованных. За правилами следуют исключения» над истинами нависают противоречия. Все спорно до самых основ. О болезнетворном микробе говорят, что он источник всех зол, несет страдания и смерть человеку. Этой губительной силе противостоят иммунные тела и фагоциты — слуги и друзья организма. Исход борьбы зависит от силы и сопротивления сторон. Жизнь — борьба, выживают наиболее сильные. Таков язык обобщений и теорий. А за стеной этих строгих канонов высятся горы исключений. Микробы действительно сильны, в их власти убить любого из нас, однако бывает, что ослабленный больной легко переносит жестокую болезнь, а сильный человек погибает. Одного убивает незначительная простуда, а другой без вреда для себя купается в проруби морозной порой… Палочка Коха рассеяна всюду, ее можно найти у всякого, а болеют туберкулезом немногие. Одни — смертельно, другие — подолгу и тяжело, а третьи носят всю жизнь врага в себе и доживают до глубокой старости.

Как будто микробы отбирают свои жертвы по какому-то принципу, но кто объяснит, каков он?

Разгадка тайн физиологии — великая сложность, мучительный труд. Она возможна лишь тогда, когда силы природы хоть чуть приоткроют свою тайну. Победа науки нередко предполагает счастливое вмешательство случая.

Один из врачей обратился как-то к Быкову с просьбой помочь ему изучить в опытах на животном процесс отделения мочи. Дело было в лаборатории Павлова. Быков согласился. Он обучил врача методике физиологических опытов и подготовил собаку: удалил у нее мочевой пузырь и вывел наружу мочеточники. Выделения почек больше не накоплялись в организме, а беспрерывно поступали в подвешенные склянки. По делениям на них можно было определить количество собранной жидкости.

Однажды врач сказал Быкову:

— У меня что-то не клеится, никак не пойму. Я вливаю собаке одно и то же количество воды, а выделение мочи с каждым днем нарастает. Согласитесь, это более чем непонятно. Я не могу изучить нормальные отправления почек. Помогите мне, пожалуйста, я вас прошу.

Ученый решил выяснить причину неудачи. Он прооперировал другую собаку и стал тот же опыт проводить на ней. Если животному ввести через прямую кишку сто кубических сантиметров воды, выделение мочи начинает увеличиваться. Физиологически это понятно: избыточная жидкость, всасываемая в кровь, разбавляет ее, и организм спешит расстаться с излишним балластом. Однажды Быков ввел в кишку воду и тотчас выпустил ее. В кровь она проникнуть не успела, а выделение мочи между тем нарастало. Это можно было бы примерно так объяснить: прямая кишка нервными путями связана с почками, механическое раздражение ее вызывает ответ органа мочеотделения. Физиолог посмеялся бы над таким утверждением, анатом не стал бы его обсуждать. Всего вероятней, что собака заболела или уже до операции была нездорова.

— Я надеюсь, не вызову у вас недовольства, — начал Быков, подсаживаясь к станку, где студентка готовилась к опытам, — если прочту вам коротенькую лекцию о желчеотделении?

Он был немного смущен. Неудобно, конечно, приводить ассистентке сведения из университетского курса, но что поделаешь — помощница все еще слаба в физиологии.

— Ничего нового я вам не открою, напомню лишь старые истины, — мягко говорит он, боясь ее огорчить. — Слышали, разумеется, знаете, но повторение — мать учения. Лишний раз услышите — крепче запомните.

Тактичный учитель осторожно и коротко поведал ей о многом. Она должна знать, что печень — кладбище для красных кровяных телец. Они здесь распадаются на белковые вещества, из которых печеночные клетки образуют желчь. Сок этот из печени отводится по протоку в пузырь, а оттуда — в двенадцатиперстную кишку.

Внимательная слушательница разыскала тетрадку и, по привычке студентки, стала делать заметки. Учитель прочитал ей длинную лекцию о пищеварительных свойствах желчи. Сок этот усиливает фермент, который расщепляет жиры и способствует таким образом их усвоению в кишечном канале. В присутствии желчи возрастает сила ферментов поджелудочной железы, они словно обретают новые свойства. Желчь смачивает стенки кишечника, возбуждает его деятельность, усиливает сокращения кишечного тракта.

Своеобразны и сложны пути физиолога, сложны его взаимоотношения с клиникой. Есть строгий неписаный закон: опыты вначале должны быть проведены на животном, и лишь добытое в эксперименте может быть проверено на человеке. Бывает иначе: наблюдения врача у постели больного увлекают физиолога, он обнаруживает у животного то, что не удалось открыть у человека. С помощницей Быкова Анной Риккль случилось нечто такое, что в практике физиологии почти не встречается. Она долгое время не знала, как вывести наружу кишечную петлю без ущерба для жизни собаки, и уразумела это в больничной палате.

Изучение временных связей на выведенной наружу кишечной петле упорно ей не давалось. Не помогала тщательность операций — оперированные животные погибали. Прошел год, полтора в напряженных опытах, и безрезультатно. Как в дни неудач, в пору первых исканий она шла за поддержкой к Быкову. Удрученная, она являлась к нему, чтобы в пятнадцатый раз предложить новую методику опытов.

— Превосходно, превосходно! — подбадривал ученый помощницу. — Так бы и сделали.

Но, едва она успевала дойти до дверей, он ошеломлял ее неожиданным вопросом:

— Вы все рассчитали? Подумайте лучше.