Субботнее утро оно и есть субботнее.

Хорошо бы выспаться, но о встрече просил Суворов, поэтому Сергей появился в кафе при автозаправке точно в девять утра, благо, спозаранку, но ко времени позвонил Мишка Чугунок, хряк окабанелый, неистовый – давний приятель, ныне активно бегающий от кредиторов.

«Привет, Серега! Не спит соловей томский?… – Артикуляция у Чугунка была необычная, торопясь, он некоторые слова произносил невнятно. – Вопросами меня не томи, – (Сергей и не собирался томить его вопросами), – я к тебе издалека. Сам буду говорить, время денег стоит. Дело тут у меня наклюнулось, весь на старте. Если всё хорошо пойдет, через месяц подарю Суворову одну книжку. В Омске присмотрел. Из библиотеки Мартынова. Слышал про такого? Да нет, не тот, который убил Лермонтова, брось прикалываться, – заржал Чугунок, он любил шутку. – Книжка называется „Цоца“, в ней всего двенадцать страничек. Суворов такие любит. Говорят, что в России таких книжек сохранилось штук пять. Вот и подарю Суворову „Цоцу“, пусть радуется, нормальный человек все равно в ней ничего не поймет. Это тебе не туалетная бумага с переводными картинками. А то привыкли: „Мишка дурак! Мишка дурак!“ А какой Мишка дурак? У Мишки просто жизнь нервная. Сегодня Мишка здесь, завтра там. Занимаешься бизнесом с уважением к людям, а тебе все время твердят, что завтра придет дядя со звездой на шапке и с револьвером в крепкой руке, и все отнимет. Не спорь, у Мишки не слабая жизнь».

«А я и не спорю, – усмехнулся Сергей. В наклюнувшееся Мишкино дело он не верил. – У тебя что, опять облом?»

«Да нет, я весь на старте, – стоял на своем Чугунок, он не любил длинных бесед. – Мне бы тут деньжат для начала…»

Суворова Сергей знал много лет.

Жизнь сводила их, разводила, но Томск город небольшой, в среде профессионалов все знают друг друга. Как бы ни складывались жизненные обстоятельства, отношения Сергея и Суворова всегда оставались доверительными. Разумеется, без предварительного звонка, с бутылкой в кармане Сергей не отправился бы в гости к Суворову, но их пути достаточно часто пересекались и без бутылки – на презентациях, иногда в театре, время от времени на охоте, в сауне.

– Я не опоздал?

Сергей усмехнулся.

К странностям Суворова он привык.

В подъезде офиса по обе стороны широкой лестницы, украшенной резными перилами, уютно светились плоские бра. Прохладная керамическая плитка с непонятным рисунком, скорее, не с рисунком, а с застывшим набегом абстрактных зеленоватых волн, покрывала стены до потолка, а на месте второй, замурованной за ненадобностью двери, тускло отсвечивало огромное зеркало.

– Где твой консьерж?

– Я его уволил. Были причины. Полковник обещает мне надежного человека.

– Тебе нужен не милиционер.

– А кто?

Но улететь в Москву Сергею не удалось ни через три дня, ни через четыре.

Срочные дела навалились. А еще позвонил Суворов: дескать, ты все-таки оказался прав: выявили давешнего фигуранта и представлял он, как это ни странно, доблестную милицию. Впрочем, главным оказалось не это. Главным оказалось: он сам пришел.

– С повинной?

– Да нет. Он ко мне пришел. – Суворов замялся. – Ты не поверишь, он даже баксы вернул.

– Ничего не понимаю.

Поездка в Москву получилась скомканная.

Сергей действительно получил старый долг в Московском Акционерном Предприятии и выдал причитающуюся долю Валентину Якушеву, с которым искал когда-то противогазы в Эстонии. Выдал, конечно, наличкой (не пугать же эфэсбэшнику налоговую инспекцию столь неожиданной суммой), ну, и все такое прочее. Но висела все время над Сергеем какая-то неправильная аура и, не желая того, он постоянно торопился. А история с Бычками (давние приятели – отец и сын) совсем выбила его из колеи. Еще в аэропорту Валентин выложил, что Бычков здорово обидели. Дали они деньги неким торговцам нефтью – под проценты, понятно, а теперь ни денег, ни процентов. Эти нефтяные торговцы утверждают, что денег нет. Дескать, они всего лишь посредники и что дела идут у них плохо. «Но они врут, – усмехнулся Валентин. – Я организовал проверку по своим каналам, врут. И деньги у них есть, и клиентура надежная. Просто торговцам выгодно крутить чужие деньги. – И покосился на Сергея. – Широкая у них клиентура. Даже иностранцы есть. Даже томичи есть».

«Не путаешь?»

«Путать мне о службе не положено, – усмехнулся Валентин. – Есть у вас в Томске некий Мезенцев? Ну вот, с ним у фирмы, обидевшей Бычка, связан крупный заказ, кстати, уже проплаченный банком. В разговорах с Бычками нефтяные торговцы в основном на этого Мезенцева и ссылаются: вот, дескать, как только пойдет нефть через Томск, так сразу все получите. А пока нет ничего, пока, дескать, зависли кредиты».

«Ну, если дела зависят от Мезенцева, – протянул Сергей, – то считай, хана Бычкам, считай, припухли Бычки».

Хрустальная пепельница преломляла свет, как призма.

Сунуть окурок в такую пепельницу – значит, оскорбить саму Красоту.

Но, судя по безжалостно раздавленному окурку, кто-то недавно выкурил в кабинете сигарету «Прима» или «Луч». Это было странно: Суворов не курил и редко кому разрешал курить в кабинете. К тому же, выкурены были не «Кэмел», не «Марльборо», а вот именно «Прима» или «Луч».

И начал Суворов не с главного:

– Ты хорошо знал Олега?

Сергей давно не помнил такого жаркого дня.

Черная кошка выскочила под колёса. Опасно поменял ряд ошалевший от жары водила какого-то лилового «мерса». Выбежал на красный свет некто в черном, – вырядился, блин, как на похороны! А в нижнем гастрономе на Ленина Сергей столкнулся с белокурым громилой. Типичный прибалт: светлые волосы, светлые глаза, холодные, водянистые. Жарища, а он упакован в джинсу и прет, как танк, ничего не видит. Продавщица, все видевшая, выдохнула: «Вот хам! Ничего не купил, а толкается». Наконец, ко всему прочему забренчало что-то в движке. Сергей позвонил знакомому механику и повернул к вокзалу. И где-то на Кирова обратил внимание на упорно следующий за ним серый БМВ.

Неприметный окрас.

Ничего вызывающего.

Сильная машина скромного цвета.

Хахловой Сергей звонить не стал.

Вряд ли она встает рано, особенно в такую жару.

Решил, просто заеду к ней. Часов в восемь она наверняка дома. Газета у нее объемная, культурная, как окрестили ее в городе, но вряд ли делать такую газету труднее, чем ежедневную городскую. Да и денег у «Сибирских Афин» побольше. Ни для кого не секрет, что газету Хахловой подпитывают жирные нефтяные рубли Суворова.

Купив «Сибирские Афины» в киоске на Батенькова, Сергей сразу наткнулся на стихотворение Морица, какое-то очень уж короткое.

В Томске я появился утром.

Было жарко, я хотел выпить.

У тебя, прохладная девушка Зейнеш, всегда есть что выпить, но ты бы начала разговаривать, а я этого не хотел. Судьба решила сама: на улице меня перехватил Андрей Ф. Он нисколько не удивился моему появлению в Томске. Подозреваю, что он вообще ничему не удивляется. Молча, не сговариваясь, двинулись мы к родному братцу Андрея Ф., который накануне отправил в отпуск жену и ребенка. Наличными у нас было восемьдесят тысяч Андрея, а на сберегательной книжке у его братца лежали еще сто тысяч инфлянков.

Касса функционировала.

Мы без всякой очереди сняли с текущего счета пятьдесят тысяч.

Жуткое выдалось лето.

Жгучее, сухое, безветренное.

«Серый, – дозвонившись до Мариинска, сказал Сергей старому приятелю, – у вас там в тайге сидят двое рабочих, гонят пихтовое масло. Какие новости? Третью неделю нет мужиков в эфире. Может, запили?»

Серый рассмеялся:

«Это тайга, чудак! Если они сварганили аппарат, сахару им все равно не хватит. Забрасывали гегемонов на заимку мои люди, так что я прекрасно знаю все их запасы».