…и как он ни подкрадывался, как ни старался ступать тише, все равно старый Керби услышал его.

— Барди, хватит играть в засаду, — проворчал старик хриплым басом, знакомым без исключения всем и каждому в поселке. — Третий день уже пошел, а ты все будто без гармошки. Пора остепениться.

«Остепениться». Слова у Керби тоже особые, умные, не простые, кроме него, никто в поселке так и не скажет. Даже Линкольн, который строит из себя горожанина, а по стати сущий «дворянин», и тот не умеет сказать таких слов. А значит, так и не думает. Каковы слова, таковы и мысли — закон не ими придуманный.

— Барди, хватит дышать на пороге. Заходи, дай мне тебя рассмотреть, бездельник.

Осклабившись в добрейшей улыбке, Барди свесил голову. Так и шагнул внутрь, глядя в пол.

jA н брел по первозданному живому лесу. Под но- гами будто гимнастический коврик, весь сплетен из корней, набит перегноем, покрыт бурой хвоей и ржавой, в дырочках прошлогодней листвой. Каждый шаг пружинит и шуршит, приятно похрустывает тонкими усохшими веточками. То здесь, то там, прошив лесной ковер, подглядывают за всем влажные маленькие разноцветные полушария — шляпки грибов. Только что прошел дождь — лес дышит свежестью, жизнью, счастьем, и птицы не смолкают в зеленой вышине, где–то там, у самых вершин деревьев. За размахом зелени даже не видно неба.

Крылатых обитателей крон он тоже не видел, а зверей будто не было вовсе. Зверей он даже не слышал, хотя знал наверняка, что сейчас за ним наблюдают десятки блестящих и умных глаз, затаившихся в зарослях, спрятавшихся в траве, опасных и безобидных, любопытных и настороженных. О встрече с их хозяевами он мог только мечтать. Лишь самые мелкие жители этой многонаселенной обители, занятые повседневными хлопотами, и не думали прятаться от пришельца — крупные муравьи длинными вереницами семенили вверх и вниз по шершавым стволам, некоторые останавливались для попутных бесед, беззвучных диалогов, касаясь друг друга шевелящимися усиками, иногда появлялись и вскоре исчезали яркие бабочки да однажды мимо его ноги прокатил куда–то коричневый шар жук–навозник в блестящем черном панцире с зеленым отливом.

Но вот дятел выпорхнул сверху и сбоку, присел на ствол всего шагах в пяти. Оглянувшись и смерив его пуговкой глаза, санитар леса разразился короткой рабочей дробью, быстро–быстро замелькала красивая головка, увенчанная кардинальской шапочкой. Дятел еще раз оглянулся на него и так же неожиданно упорхнул неровным летом, словно скользя по воздушным горкам.

Свободный полет дикой птицы, он только что видел его — ему здорово повезло. Но звери, звери по–прежнему не появлялись — и все–таки были рядом. Он это чувствовал, знал, ощущал и догадывался.

Поперек тропы на пути возникла преграда — густая зеленая ветвь, за ней другая и еще одна, все вместе — живая завеса, такая плотная, что не проникнуть и самому острому взгляду. Тогда он пустил в ход свои руки. Уколовшись, раздвинул ветви и увидел то, что хотели спрятать деревья.

— Бегает он средне, Джоб. Мы его скоро догоним. Будь готов к задержанию.

— Да он вообще весь какой–то средненький… и по комплекции тоже, — презрительно заметил богатырь. — Думаю, хлопот он нам не доставит. Не то что те двое на прошлой неделе. У меня до сих пор плечо ноет.

— Заклинило затвор, — с досадой, словно оправдываясь, пояснила Эл, — ты же знаешь.

— Да ладно, ладно, я разве что–нибудь говорю, — смутился Джоб и, пригнув свою большую лобастую голову, попытался заглянуть ей в глаза снизу. — Какие могут быть трудности между напарниками. К тому же я тебя люблю. А пушка, она ведь железная, с нее и не спросишь.

Эл рассмеялась, покачав головой.

Пустовато было на улицах города, если не сказать больше — пустынно. «Кажется, их здесь меньше, чем в нашем поселке», — отметил про себя Барди, неутомимо труся по теплому, почти горячему от солнца асфальту среди каменных и бетонных плоскостенных черных и серых, сверкающих обширными зеркалами тонированных окон, громадин многоэтажных домов. Он слышал от Керби, что дома здесь высокие, но что они такие высокие, не мог даже представить. Люди говорят: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» — и теперь Барди был с ними согласен. А вот раньше считал по–другому, потому что, как и все собаки, слышал лучше, чем видел.

Но где сами–то люди, где обитатели этих мрачных громадин, куда они спрятались? Вот уж кого тут не видно и не слышно. Собаки, правда, ему попадались. У Барди хватило смекалки обойти с подветренной стороны, прячась в кустарнике, двух скучающих постовых — ротвейлера и черного терьера на пропускном пункте города, там, где дорога из поселка ныряла под полосатый шлагбаум. Потом уже на улице города мимо него промчался легкий пятнистый долматин в дурацкой цветастой накидке и — о ужас! — в маленькой цилиндрической шапочке. В зубах — за яркую ленточку — он нес какую–то коробку. Еще с десяток важных, самодовольных, сытых собак разных пород, статей и мастей Барди встретил во время своих блужданий. Все они куда–то спешили, и никто не то что не подошел к нему познакомиться, поздороваться, обнюхаться, перекинуться парой фраз (хотя шеи у всех у них, само собой разумеется, украшали блестящие говорилки), никто даже не удостоил Барди косого взгляда. Так ему, по крайней мере, казалось. Раз пять он видел вездесущих кошек. Он немного недолюбливал их, беспринципных, по его мнению, существ, но как примерный воспитанник «Школы Верности» никогда не позволил бы это выказать — ведь они тоже члены сообщества, а терпимость — залог бесконфликтного сосуществования.

Птиц он увидел немного, совсем немного, хотя все- таки они были. Но чаще над крышами города с легким жужжанием в разных направлениях проносились авиамобили, напоминавшие большие разноцветные капли или гигантские виноградины. Наверняка в них сидели люди, но на земле…

«За весь день в городе я встретил только троих, и всех в одном месте, — продолжал анализировать свои наблюдения Барди. — Маловато». Впечатление усиливалось тем, что ему казалось, будто он находится в городе уже до л го–долго.

Неудачливый выпускник «Школы Верности» ошибался. Прошло всего два часа с тех пор, как он очутился в городских пределах, и четыре, как пересек границу поселка, продравшись наружу через дыру в ограде, проделанную нехорошим незнакомцем.