Ржавая луна

Притуляк Алексей

Тёмный мир Солёных Земель. Мир, в котором ночь в одиннадцать раз длиннее дня. Мир, в котором ненавидят так же естественно, как дышат. Мир, в котором равнодушие к горю, боли или смерти другого - обыденная защитная реакция. Мир в котором богу ровно столько же дела до людей, копошащихся во мраке, как до вчерашнего свечного огарка. И в этом мире он пытается выжить, хотя бы выжить - просто мальчик.

Над улицами стелется блеклый чахлый туман, провонявший тухлой рыбой — это смердят квасильни на берегу, в которых днями и ночами квасится рыба. Квасильни принадлежат йомуну Абенару Грихэду Килчу, кавалеру Жёлтого Змея, девятому присквинту Солёных Земель, анданту и герою двух войн. Ему же принадлежит приземистый деревянный замок за частоколом и два больших дома у Слёзного холма, четыре жены (из которых одна — с невиданным чёрным цветом кожи), конюшня и паром, что ходит между поселением и лесопильней на том берегу. От лесопильни дорога ведёт вкруг леса и Чёрных болот к Русалочьим озёрам и дальше, до города с чудны́м названием Чёрчен, и ещё дальше, до самой столицы. Так говорят. Я не знаю, правда ли это.

    На западе, за мостом, кутается в волглые плащи стража. Перекликается хриплыми голосами, в которых булькает эль и подрагивает настороженность. Голоса смердят чесночной отрыжкой. Голоса вязнут в тумане, теряются в зарослях орешника. Слышат ли солдаты один другого? Могут ли их голоса найти друг друга в таком тумане, в Долгую ночь? В эту Долгую стылую ночь, которая в одиннадцать раз длиннее дня. В эту ночь, когда папоротники поднимаются так, что могут скрыть всадника, а плесень и мхи затягивают подобно болоту и пожирают целиком, не оставляя даже костей. В эту Долгую ночь, когда дожди льют и льют, а земля остывает настолько, что в разгар лета дело доходит до заморозков, а болота в Солёных Землях чернеют, и бурлят, и гулко протяжно стонут, и кишат расплодившимися гадами.

    Стражники кутаются в волглые плащи цвета бычьей крови, принюхиваются к смраду, доносимому то с болот, то от квасилен, зябко ёжатся и мечтают о костре. Йомун Килч платит им по четыре пенни за стражу, но денег у них вечно не бывает: что не проиграют в кости или в блоху, то оставят в корчме, чтобы от стражи до стражи вонять пивом и чесноком. Если бы у них водились деньги, я мог бы сейчас прокрасться к реке и убить одного — самого пьяного.

    А по улицам ходят охотники. Их сразу можно узнать по зелёным кафтанам, лукам и арбалетам в руках, по кожаным нагрудникам и косицам, в которые вплетены кабаньи или медвежьи клыки. Я знаю, что охотники опасны, поэтому стараюсь держаться подальше, в сумрачных тенях вязов и приземистых хибар, что сгрудились в тумане, полумесяцем огибая пустоши, пролегшие до самого Слёзного холма.