Петр Иванович Басов любит просыпаться по выходным рано, часов в шесть, сварить кофе, покурить в окошко и почитать на кухне пока домашние спят. А через час он обязательно ложится и досыпает. В этом он находит для себя своеобразное наслаждение, объяснить которое можно, пожалуй, только желанием немного побыть одному с книгой, и, в большей степени, предвкушением возможности завалиться и спать дальше. Это то, что он не может себе позволить в будние дни. Вот и сегодня, в субботнее утро конца июня, его можно видеть с сигаретой в окне шестнадцатого этажа оранжевого дома на Нахимовском проспекте в Москве. Он и его жена с сыном от первого брака снимаю квартиру в этом престижном районе Москвы за немалые деньги уже больше трех лет, но ни разу не пожалели об этом. До центра близко, Ленинский проспект совсем рядом. Район спокойный и культурный. Дом, относительно современный и чистый. В подъездах цветы и стойки с бесплатными журналами, консьержи молдаване постоянно убирают лестничные площадки и прилегающую территорию. По периметру здания установлены камеры и случаи хулиганства или нападения на машины крайняя редкость. Бесспорно, тут гораздо цивилизованнее, чем где-нибудь на окраине Москвы, например в Ивановском, где когда-то жили они с матерью. До метро пятнадцать минут пешком. Выкупить бы однажды эту квартиру и можно на пенсию.

На спокойном и задумчивом лице Петра Ивановича блуждала мечтательная улыбка. Сегодня он почему-то проснулся счастливым.

— Нынче будет хороший день, — неторопливо размышлял он, щуря правый глаз, в который под очки попал дым. — Прохладно, нет, скорее свежо и солнечно. Ночью прошел дождь, зелень яркая и сочная, на улице почти никого нет и только ночующие машины тех, кто не имеет дачи, змейкой выстроились вдоль дороги. Вот и наши машины, помытые и красивые, стоят одна за другой, — он сбил пепел с сигареты и стал следить, как серый кривой цилиндрик медленно по волнистой траектории поднимается, увлекаемый восходящими потоками воздуха. — Никогда не мог себе объяснить: почему это в иной день просыпаешься несчастным, а вот сегодня счастливым? Открыл глаза и ощутил заполняющее счастье, — с душевным подъемом продолжал размышлять он. — Счастье ни откуда. Жена любимая тихонько спит рядом. Дыхания совсем не слышно. Очень красивая она у меня, что там говорить. И все-таки, откуда взялось, интересно, это чувство? Собственно, с какой стати, мне быть вот так вот, уж, беспричинно счастливым? Давай разбираться. Жилья своего у нас нет, снимаем квартиру. Работа есть, в принципе, неплохая зарплата, но на квартиру точно не накопишь. Про ипотеку даже думать противно, только и вызывает, что раздражение эта отечественная, ипотека. Да и, вообще, думать о том, что творится в стране можно только непосредственно перед суицидом. Лучше не думать вовсе. Однако, на квартиру не накопить хоть думай о правительстве, хоть забудь о нем, — он выбросил сигарету в окно, ощущая, как счастье постепенно распадается и тает, как кусочек сахара в чае. Он высунулся в окно и проследил, как сигарета спланировала на газон. — Взять вот так и шагнуть вниз. И все, ни квартиры не надо, ничего. Ладно, хорош, пойду читать. Моя любимая верит, что откуда-то нам свалятся деньги достаточные для исполнения всех планов. А пока надо жить и получать удовольствие от жизни. Она у меня очень красивая и умная, моя Леночка, но деньги надо заработать мне.

Подсознательное беспокойство заползало в его мысли. Он подлил себе из кофеварки кофе, подрезал домашнюю брынзу, которую они привезли из недавнего путешествия в Украину, сел за стол и углубился в чтение «Тихого Дона». Постепенно сегодняшние проблемы отошли на второй план и он с удовольствием погрузился в начало прошлого века. Через полчаса кофе и брынза закончились. Петр Иванович оторвался от чтения и посмотрел в окно. Душевное равновесие так и не вернулось к нему полностью. Он поднялся и бесшумно вышел в прихожую, где достал из сумки маленькую синюю коробочку, перенес ее на кухню, открыл и выложил на стол сережки-гвоздики желтого золота с маленькими бриллиантами. Это был подарок жене на вторую годовщину их свадьбы. Для покупки драгоценностей он специально отпрашивался с работы и мотался в «Мегу» на этой неделе. То, что он купил в магазине «Якутские бриллианты» ему очень нравилось, да и жена хотела именно такие сережки. По календарю их следовало подарить вчера, в пятницу, но он решил сделать подарок сегодня вечером в ресторане.

Около трех ночи воскресенья Петр Иванович исчерпал все номера телефонов, но никто не знал, где Елена. Кроме того он постоянно звонил на ее телефон, который принимал звонки, был доступен, но трубку она не брала. Он сварил себе крепкий кофе и, прихлебывая из кружки, не прерываясь, набирал то один телефонный номер, то другой. В основном это были номера женщин. О многих он никогда не слышал. Номера, принадлежащие мужчинам, он оставлял на последний момент. Где-то трубку снимали, а некоторые номера оказались заблокированы. Он пил кофе, курил одну сигарету за другой и звонил, звонил, звонил.

Подруги, в целом, хорошо относились к Петру Ивановичу, но ничем существенным помочь не могли. Предположения, куда могла поехать так внезапно Елена Викторовна девчонки сразу подкрепляли телефонами соответствующего человека, но тот, в свою очередь, ничего о произошедшем не знал. Где-то через час после начала обзвона Петр Иванович начал уставать от длинных разговоров, пересыпанных причитаниями, нелепыми вопросами и бессмысленными предположениями. Он стал говорить короче и жестче. Список с номерами телефонов и именами знакомых и незнакомых людей разросся до пяти страниц, а толку не было никакого. Слава Богу, Леночкина мама больше не звонила. Страшно подумать, что случилось бы с ней, узнай она такие новости.

Петр Иванович в одежде лежал на диване в спальне и приводил мысли в порядок, пытаясь систематизировать полученную и занесенную на листки с телефонами информацию. Получалась полная ерунда. Ну, разве может человек, собиравшийся вечером звонить кому-то, взять и спокойненько уйти? Не мог! Нет, мог, если он собирается звонить из другого места. Значит надо позвонить теще. Ага, поднять на уши все село, довести ее до сердечного приступа, а Даньку до истерики. Связываться с тещей он решил не раньше следующего дня. Это необходимо сделать из элементарного чувства самосохранения.

Раньше Петр Иванович не сталкивался с милицией, которую теперь зачем-то назвали полицией, но будучи человеком начитанным он представлял, как могут развиваться события. Милиция традиционно могла арестовать сразу того, кто сообщил о преступлении. Он решил вернуться к этому вопросу днем, когда, возможно, что-то прояснится. На фоне постигших его неприятностей эти рассуждения выглядели цинично, но существующую практику приходилось принимать в расчет. Многочасовая битва за информацию прилично утомила Петра Ивановича, и мысли его стали растекаться и самостоятельно перебирать неприятные моменты последнего времени.