— Значит, Палоксай предал меня, — произнес Иллур, в гневе сжимая чашу с вином.

Его украшенный резным орнаментом доспех тускло блеснул в полумраке шатра. С трудом дослушав до конца рассказ кровного брата, царь скифов вскочил на ноги, едва не выплеснув содержимое золоченой чаши прямо на Ларина. Тот невольно отшатнулся, бросив многозначительный взгляд на сидевшего рядом Федора.

— Он предал меня, — еще раз прошипел Иллур. — Палоксай дорого за это заплатит. Я сожгу все его города, когда доберусь до берегов Истра. Ждать осталось недолго. Мы скоро выступаем.

— Честно говоря, — осторожно заметил Леха, допивая вино, — самого Палоксая я так и не видел. Он был на охоте. Меня продал грекам его ближайший помощник, старейшина Иседон. Вот он — настоящий предатель.

— Сколько дней ты пробыл у него в замке? — спросил Иллур, сделав несколько нервных шагов по ковру, и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Палоксай не мог не знать о твоем прибытии. Раз Иседон пошел на это, значит, он сделал все с согласия своего царя и они оба держат сторону греков.

В тот вечер Ларин напился вусмерть и никуда не поехал. Да и Федор захмелел быстро, — стаканов не было, приходилось частить, выпивая кувшин за кувшином. А вино было хорошее с бархатистым вкусом. Умели греки вино делать, сволочи. Леха ведь не зря решил друга именно здесь поселить, поскольку только в этом доме, одном из немногих, после захвата Тиры, сохранился хороший запас спиртного. А морпеху после плавания без него никуда. Усталость тоже брала свое, — Чайка ведь с корабля сразу на переговоры с Иллуром поехал, чтобы не тратить драгоценное время. И вот только теперь мог себе позволить отдохнуть, скинув панцирь.

После третьего кувшина адмирал расслабился и решил немедленно послать всех амазонок подальше.

— Никуда я не поеду, — бушевал Леха, так и не снявший доспехи, грозя кулаком потемневшему небу над бухтой, — да кто она такая, чтобы мной командовать?

Слушая вопли друга, разносившиеся над спящим городом, в котором после смены власти осталась добрая половина населения, а также гарнизон скифов, Федор пил и ел, не торопясь с выводами и размышляя над полученной информацией. Честно говоря, друга было жалко, запутался немного парень, но больше Чайку сейчас волновало, на что решится скифский царь. От этого во многом зависело будущее армии Ганнибала и его собственное.

Насытившись и расслабившись, он вдруг заметил, что стало тихо. Обернувшись в сторону умолкшего друга, Федор увидел, что бравый адмирал уже спит глубоким хмельным сном, развалившись прямо под открытым небом на лавке. «И то дело, — решил Федор, откидываясь на своей скамейке, — зачем в дом идти, на свежем воздухе хорошо. Ночи здесь теплые».

Из Крыма Леха вернулся довольный и веселый. Выпросил у кровного брата «краткосрочный отпуск», чтобы посмотреть на недавно родившегося сына. Иллур, не долго думая, отпустил. Несмотря на то что предложение тайного посланника Ганнибала он принял, с наступлением не спешил. Дальше на юг перед ним лежали земли многочисленных противников, и первыми предстояло разгромить гетов, конечно, уступавших скифам в военной организации, но все же достаточно сильных и хорошо вооруженных. Конница у них была неплохая. Иллур не сомневался в победе, но как мудрый и дальновидный военачальник, который только начинал свое победное шествие по миру, тщательно готовил удар, прежде чем его нанести.

— Езжай, — сделал царь скифов широкий жест, — на сына посмотри. Потом долго его не увидишь.

Леха даже вздрогнул от такого напутствия. Спешившись, они стояли на берегу моря. Позади, на некотором расстоянии, расположилась сотня охранников Иллура. Кровные братья вместе часто объезжали окрестности под вечер или на рассвете, — царь скифов любил конные прогулки, и никто не мог упрекнуть его в том, что он «потерял форму».

— Эта война может затянуться, — пояснил Лехе Иллур, поглядывая на бесконечный горизонт над морем. — Когда мы нападем, геты сдадутся не сразу. Они понимают: я пришел не уговаривать, я пришел покорять. Битва будет жестокой. Но мы победим. А потом нас ждет еще много сражений.

И развернувшись в сторону коней, к которым они направились неспешным шагом, Иллур добавил.

Прошлый раз путь до дельты Истра занял у Лехи Ларина на той же триере всего четверо суток. Сейчас же два дня уже были позади, но следующие два дня растянулись почти на две недели. Сначала, в тот же день, последовало новое нападение гетов. Которое Аргим отбил, конечно, но не без потерь.

Раздосадованный постоянными уколами гетов, военачальник скифов покинул долину и сам атаковал их войско, как выяснилось, поджидавшее его в прибрежных степях, что начинались сразу за долиной и тянулись до самого Истра. Лехе было предписано оставаться на месте, поскольку военно-морская операция без поддержки конницы была обречена на провал. Ларин мог бы самостоятельно разрушить несколько поселков и городков, зайдя в дельту реки, но смысла в этом не было. Поскольку их нужно не просто сжечь, их нужно было захватить и удержать. Посланцы Иллура пришли сюда навсегда.

— Помни, что это земля скифов, — напутствовал адмирала Иллур незадолго до отправления в поход, — и на ней издавна живут потомки воинов царя Атея, хоть и ставшие сейчас предателями. Вы должны захватить ее, пустить кровь в наказание. Но после того как Палоксай будет казнен…

— А также Иседон, — напомнил Леха.

Иллур кивнул и продолжил.

Первым делом, после того как флагманская квинкерема уткнулась в песок на побережье Апулии, благополучно проделав обратный путь, Федор заглянул к коменданту гарнизона, а потом посетил небольшой каменный домик на горе, где жила в тайне от всех его семья.

Чайка не раз подумывал о том, чтобы перевести ее в другое место, но ситуация на всех италийских фронтах постоянно менялась и не было такого места, где семья была бы в абсолютной безопасности. А о том, чтобы отправить Юлию с ребенком в Карфаген, не объяснившись с Ганнибалом, не было и речи. Там дочь римского сенатора сразу же могла стать заложницей или разменной монетой в играх политиков. После недавних событий в ставке Иллура командир двадцатой хилиархии решил держать Юлию как можно дальше от этого, но в глубине души боялся, что с ее римским прошлым это будет очень трудно.

— Ты приехал! — золотоволосая Юлия бросилась ему на шею, обвив ее руками и одарив Чайку поцелуем.

Федор долго держал любимую женщину в объятиях, даже оторвав от пола. Она показалась ему сейчас пушинкой, — столь невесомым был этот хрупкий стан.

— Я решил навестить тебя и сына, — проговорил Федор, выпуская наконец любимую женщину из своих объятий, — прежде чем двинусь в глубь страны.

На рассвете триера македонцев уткнулась носом в мокрый песок. И Леха с большим удовольствием спрыгнул вниз одним из первых, ощутив под ногами землю. Нет, как морпех, он любил плавания и веселые приключения с погонями и стрельбой, но это прибавило ему немало седых волос и совсем не доставило удовольствия.

Не успело тайное посольство отчалить в ночи от македонского берега, как одна из триер налетела на скалу и разломилась надвое. В этих водах было множество мелких островов и рифов. Большинство моряков и гребцов утонули, лишь немногих удалось спасти в этой тьме. Капитан триеры, на которой везли Ларина, сам чудом избежал столкновения и побыстрее увел свой корабль от места крушения.

— А как же ваши моряки? — удивился Ларин, который был уверен, что операция спасения задержит их на какое-то время.

Спросил он по-гречески. Решил подтянуть свои знания, раз уж выдалась такая возможность.

— Прежде всего я должен доставить на другой берег тебя, — заявил ему низкорослый бородатый грек, не изменивший своего приказа плыть дальше даже после слов Ларина, — если наши солдаты утонули, то их забрал Посейдон. А раз так захотел Посейдон, не мне ему перечить. Мы в море, где всем владеют морские боги.

Но Чайке показалось, что на этой встрече Ларину присутствовать еще рано.

— Нет, Леха, ты обожди меня здесь или у себя, — подумав, рассудил Федор, — я сначала выясню, что там стряслось. Да заодно и его подготовлю к встрече с послом Великой Скифии. Так оно лучше будет.

— Ну ладно, — нехотя согласился Леха, — тогда я тут подожду, у тебя шатер пошире. Только отправлю своих обратно, чего им в темноте маячить.

— Не знаю, сколько тебе ждать придется, — проговорил, облачаясь в доспехи, Чайка, — разговор может затянуться. Впрочем, поступай, как хочешь. Пользуйся всем, что найдешь.

Чайка за годы италийской кампании неплохо изучил полководца финикийцев и предвидел все правильно. Разговор затянулся не на один час. Такие неожиданные ночные совещания, на которых обсуждалось последнее положение на фронтах, были в обыкновении у Ганнибала, вечно метавшегося между городами Кампании, Апулии и Тарентом. Но на этот раз речь пошла не просто о положении на фронтах. Когда Федор вошел в шатер главнокомандующего испанской армией, там, кроме него самого, находился лишь командир африканских пехотинцев, что удивило Чайку еще больше. Обычно на советах присутствовали все командиры.

На следующее утро две хилиархии африканских пехотинцев, поблескивая на солнце доспехами, вышли из ворот лагеря у стен Тарента и направились в противоположную от него сторону. Ларин со своими скифами еще раньше ускакал в том же направлении.

Бросив взгляд на стены осажденного города, где сейчас царило временное затишье, Чайка подумал, что если бы не римляне, отделявшие финикийцев от побережья, то попасть в Сиракузы можно было бы гораздо быстрее. Сел в Таренте на корабль и вот оно, море. А сейчас им приходилось возвращаться к безопасным берегам, делая огромный крюк. Но чего не сделаешь ради секретности. Да и выбора, собственно, пока не было. Как ни стремился Ганнибал захватить Тарент, напрягая все силы, тот все еще находился в руках Марцелла.

Оказавшись, спустя несколько дней, в единственном действующем порту, который контролировала армия финикийцев, Федор приказал немедленно начать погрузку на корабли. Каждая из ожидавших его квинкерем приняла на борт по триста с лишним пехотинцев. Седьмую спейру, в числе прочих, Чайка приказал разместить на флагмане. Так что Урбал и Летис находились неподалеку. И едва это случилось, корабли вышли в море. Общая численность войска, отплывавшего из Апулии в Сиракузы, не превышала двух с половиной тысяч человек. «Не густо, — размышлял командир сводного отряда, поглядывая на быстро темнеющее небо, — но тут уже ничего не попишешь. Надо так надо. Да поможет нам Баал-Хаммон и небесная царица Таннит».

Он едва ли на пять минут сумел заскочить в дом на побережье и обняться на прощание с золотоволосой римлянкой, рассказав ей о том, что должен отплыть по приказу Ганнибала. Правда, не сказал куда. Зачем волновать любимую женщину ненужными воспоминаниями.

— Мы будем ждать тебя, — ответил Юлия, обняв его и подозвав сына, — возвращайся быстрее.

Разгрузка войск Карфагена заняла несколько часов. Прикомандированный Гиппократом офицер по имени Диодокл провел финикийцев в казармы, что примыкали к портовой крепостной стене. Казармы были каменными, многоэтажными и позволяли разместить там до пяти тысяч человек. Они пока пустовали, если не считать обитавшей здесь охраны порта. Были, как выяснилось, в Сиракузах и другие казармы для пехоты и конницы, в верхней части города. Там сейчас Гиппократ собирал бойцов в свою новую армию, в помощь той, что уже вступила в столкновения с римлянами. Бои, даже скорее стычки, пока шли на дальних подступах с переменным успехом.

Федор отдал должное организации — его небольшую армию не только разместили на постой, но и немедленно накормили, хотя ужинать пришлось уже в кромешной темноте при свете костров. Поел из солдатского котла и сам Федор, хоть Гиппократ и звал его к себе, а также скифский адмирал. Оба морпеха греческой кормежкой остались довольны.

Ларин, избежавший смерти в морской пучине, теперь не отходил от Федора ни на шаг, как и его скифы. Так что командир карфагенского экспедиционного корпуса на Сицилии был вынужден первое время постоянно передвигаться со свитой из переводчика, скифов и Летиса с Урбалом, которые тоже к ней часто присоединялись. Именно в таком составе наутро он появился в порту, где встретился с капитанами кораблей.

— Отправляйтесь назад в Апулию, — наказал Чайка капитану своего флагмана, — передайте Ганнибалу, что мы добрались вовремя. И еще вот это.

Он протянул Ханору папирус, написанный вчера ночью при свете свечи и накрепко запечатанный. В свитке находились последние новости относительно Гиеронима, на тот случай, если Ганнибалу еще не донесли.

Совет у Гиппократа состоялся тем же вечером, но оказался неожиданно коротким. Военачальник принял Федора, на сей раз явившегося без свиты с одним лишь переводчиком, сразу после обеда. Предложил вина. Но по всему было видно, что он торопился и принимал пищу, даже толком не переодевшись. Как вскоре выяснилось, военачальник сиракузян покинул город не утром, а еще вчера ночью, сразу после встречи с финикийцами, и успел за это время съездить в неизвестном направлении. Что-то там произошло, это стало ясно Чайке буквально сразу. Причем представитель Карфагена не ждал от Гиппократа хороших новостей, слишком уж тот был суров.

— Римляне недавно высадили на остров два новых легиона и вчера перебросили их под Леонтины, — нарушил затянувшуюся тишину военачальник Сиракуз, — Эпикид уже отразил два штурма. И даже нанес римлянам поражение в ответной атаке, почти целиком уничтожив их конницу. Но это было раньше.

Гиппократ встал из-за богато накрытого стола, не в силах сдерживать свою ярость, и прошелся по комнате. Разговор проходил там же, где военачальник недавно ел. В почти квадратной комнате на втором этаже особняка, из окон которого были видны укрепления порта.

— Неделю назад мы собирались наступать на Мессану, — проговорил он, теребя ламбрекен на своем доспехе, — и разбили в нескольких сражениях противостоявших нам римлян. Всех пленных я приказал казнить. А вчера, когда под стенами Леонтин появилось еще два легиона римлян, неожиданно высадившихся возле Катаны, положение круто изменилось. Их появление почти в тылу моих сил заставило меня отойти назад. Теперь мы думаем только о том, как удержать собственные земли и не пустить Марцелла за их границу.

Изуродованная щека Гиппократа нервно подергивалась.