Самвел

Раффи

Роман посвящен истории Армении IV века, борьбе народа за независимость. Своим художественным своеобразием, глубиной раскрытия исторических фактов роман занимает особое место в армянской исторической прозе.

Предисловие автора

Исторический роман является описанием исторической жизни народа. Он отображает прожитое и содеянное народом, его характер, нравы, обычаи, его умственные и нравственные качества, — словом, человека давних веков в его подлинном облике, который изменялся в течение столетий и память о котором современным поколением уже утрачена. Когда я писал «Самвел», я имел целью дать именно такое описание из нашего далекого прошлого.

Историческому романисту служит материалом сама история и те памятники, которые сохранили в себе воспоминании о прошлом и сделали их достоянием последующих поколений.

Но что дает армянскому романисту история Армении?

Книга первая

I. Два гонца

Полумесяц скрылся за горою Карке, и Тарон

[3]

погрузился в ночной мрак. Не было видно ни одной звезды в эту ночь. Серые облака заволокли небо; тихо плыли они в сторону Кыркурских и Немрутских гор и сгущались в черную мглу. Оттуда порою сверкала молния, доносились глухие раскаты грома, — все предвещало сильную грозу.

В эту тревожную ночь по Мушской равнине ехали два всадника. Они возвращались из очень дальних мест. Покинув месяц тому назад железные ворота Тизбона

[4]

, они миновали пустыни Хужистана, выжженную солнцем Ассирию, проехали армянскую Месопотамию и всего лишь день как достигли равнины Муша. Всадники были гонцами.

Один из них ехал на вороном коне, другой на сером. Всадник на сером коне был осведомлен о поездке гонца на вороном коне и осторожно следовал за ним, ни на минуту не упуская его из виду. Всадник на вороном коне не подозревал, что за ним наблюдают. Это и было причиной того, что они, подобно двум планетам, хотя, и следовали в одном и том же направлении, но по параллельным орбитам и потому не встречались. Оба они знали друг друга.

Путники уже достигли берегов Арацани

[5]

.

Всадник на сером коне остановился. Озираясь, он посмотрел на небо, чтобы узнать, долго ли до рассвета, но не было ни единой звезды, чтобы определить время. Все вокруг было погружено в непроницаемую мглу. Гонцу нужно было спешить…

II. Утро Тарона

Бурную ночь сменило тихое и свежее весеннее утро. Над лесистыми холмами, окружавшими замок Вогакан, клубился белый, как снег, пар. Непроницаемый туман окутывал обрывы и равнины, долины и горы. В воздухе плавали крупинки влаги, вспыхивая несметным золотым бисером в первых лучах солнца. Орошенные дождевыми каплями листья деревьев, стебли трав, цветы долины, казалось, были разукрашены самоцветными каменьями.

В воображении путника вставало торжественное утро глубокой древности, когда Астхик, богиня Тарона, выходила из Аштишатского храма. Спускаясь с высот горы Карке, она в сопровождении прелестных прислужниц шла купаться в серебристых волнах Арацани. А в священной роще Аштишата за густыми деревьями скрывались молодые богатыри Армении, чтобы издали созерцать омовение прекраснейшей богини. Но Астхик покрывала всю равнину Муша непроницаемой мглой, скрывая от нескромных взоров место своего купания.

Чем выше становилось солнце над горизонтом, тем больше редел, растворяясь в воздухе, утренний туман. Сквозь прозрачную пелену из дымки стали вырисовываться вдалеке очертания гор. Показалась волнистая зеленая цепь Симских гор с их вечно снежными вершинами, которые в лучах восходящего солнца сияли розовым светом. А еще дальше, в сторону гор Кыркур и Немрут, как синяя лента, блеснула узкая полоса Бзнунинского озера. Показались и отроги горы Карке с ее тенистыми мрачными лесами — колыбель сурового и сильного народа. А посреди этого как бы гигантского обрамления, будто чудесное видение, раскинулась обширная равнина Муша. На ее роскошном зеленом ковре рассыпались бесчисленные деревни, посады и богатые города Таронской области. Вот Муш, гордо и величаво разместившийся на склонах Тавра. Вот у извилистых берегов речки Мелти вырисовываются высокие башни города Одз. Вот город Вишап с его громадными городскими воротами, раскрытыми как пасть чудовища. Вот город Кавкав, вот белый Дзюнакерт…

Арацани рассекает обширную долину Муша на две части. На ее плодородных берегах, кроме туземного населения, поселился пришлый народ, перекочевавший сюда с берегов далекого Ганга. Плуг индуса сверкал под солнцем Армении, и армянская песня индуса-пахаря звучала в тишине лучезарного утра Тарона.

У берегов Арацани жил и другой народ, желтокожие китайцы с берегов Хуанхэ, ставшие внешностью постепенно похожими на армян: найдя здесь приют, они трудились над обработкой армянской земли. Многочисленные стада их паслись у реки, поросшей камышом. Красивые китаянки булавками собирали на зеленых росных лугах кошениль, чтобы приготовить из нее красную краску для тонких рукоделий, украшавших дворцы армянских князей.

III. Зловещатель

В одной из комнат Вогаканского замка, на диване, покрытом дорогим ковром, обложенном роскошными шелковыми подушками, сидел молодой человек. Он только что покинул спальню, и, как можно было заметить по его заспанному лицу, встал значительно раньше обычного часа. Он не был еще ни одет, ни умыт, ни причесан. Он кутался в широкополую, из тонкой овечьей шерсти накидку, и длинные его волосы, спускаясь с непокрытой головы волнистыми прядями на плечи, почти закрывали его красивое бледное лицо. Он беспокойно крутил небольшие усы, обрамлявшие алые, немного припухшие губы. Этим обнаруживалось глубокое волнение его души. Черные миндалевидные глаза выражали необъяснимую тревогу. На вид ему было лет двадцать пять. Красивое телосложение и смугло-желтоватый цвет лица говорили о сохранившейся наследственности.

Этот молодой человек был Самвел, сын Вагана Мамиконяна.

Комната служила приемной палатой. Пол в ней был устлан пестрыми мохнатыми коврами. В углах стояли тяжелые и легкие копья, пики, дротики и громадные железные палицы, украшенные тонкой резьбой с золотой насечкой. Позади ложа со стены спускалась широкая шкура тигра. Этого зверя Самвел убил собственноручно, будучи еще восемнадцатилетним юношей. На шкуре было развешено разнообразное оружие: колчан со стрелами, большой лук, секиры с длинными железными рукоятками, два щита — один легкий, из прозрачной верблюжьей кожи, другой тяжелый, стальной, усеянный крупными, похожими на пуговицы, гвоздями; шлемы — либо остроконечные, как копье, либо с султанами из волос, кольчуга из мелких колец; массивный медный нагрудник с выпуклым изображением извивающегося дракона, мечи, кинжалы, сабли длинные и короткие, прямые и кривые, с двумя или одним лезвием, ножны которых были украшены золотом и серебром, а рукоятки — драгоценными каменьями; многие из этих мечей легко пробивали железо кольчуг и были смазаны ядом.

Комната напоминала скорее оружейную, чем приемную палату. Молодой князь любил окружать себя предметами, близкими его сердцу. Лишь роскошные сиденья, стоявшие у стен, говорили о том, что комната предназначена для приема почетных гостей.

Все двери были тщательно заперты изнутри, а пурпурные с тяжелыми золотыми кистями занавеси окон спущены. Лишь одна дверь была открыта, она вела в опочивальню. У этой двери, держась обеими руками за рукоятку кинжала, стоял человек в легкой одежде гонца. На нем была короткая шуба с кожаным верхом; широкий кожаный пояс охватывал часть груди и стягивал низ живота для предохранения от тряски во время быстрой езды. Кожаные узкие штаны у бедер были пристегнуты к кожаным ноговицам. На ногах были туго сплетенные волосяные башмаки с подошвами из грубого волоса, на голове — круглая войлочная шапка, обернутая куском шелковой материи, концы которой закрывали голую шею и спускались на широкие плечи. Ему еще не было тридцати пяти лет, но в короткой курчавой бороде уже пробивалась седина. От ветра и палящего солнца мужественное лицо его, смуглое от природы, приобрело еще более темный оттенок. Суровое выражение лица смягчалось блеском ясных глаз.

IV. Смутная идея зарождается в нем

Самвел вернулся в приемную палату.

Сегодня ему казалось, что стены этой роскошной обширной комнаты давят на него. Он подошел к окну, откинул тяжелую шелковую занавесь и раскрыл одну из створок, чтобы в комнату проник свежий воздух. Затем отворил дверь для слуги. В комнату вместо слуги вбежала его борзая красивой золотистой масти; умное животное, видимо, ожидало в прихожей, когда его впустят. Кожа собаки была так тонка, что можно было сосчитать все ребра. На длинной шее висел серебряный ошейник. Собака подбежала к Самвелу, встала на задние лапы, передние положила ему на грудь и с какой-то нежностью посмотрела ему в лицо, точно стараясь угадать, отчего хозяин сегодня так печален. Самвел ласково потрепал длинные уши и красивую морду борзой. Собака, успокоенная этой лаской, опустила лапы, отошла и легла в угол, не переставая следить покорными глазами за любимым хозяином, который медленными, неровными шагами прохаживался по комнате.

Душа Самвела была охвачена волнением, молодая кровь кипела. Чем больше он думал о наступающих бедах, тем все мрачнее казалось ему будущее. Армения стала беспомощна и беззащитна. Царь Аршак, закованный в цепи, томился в Хужистанской крепости Ануш. Наследник престола Пап с женою Зармандухт и двумя детьми, Аршаком и Вагаршаком, был задержан в Константинополе. Царя Аршака изгнал персидский царь Шапух, а наследника престола задержал греческий император Валент. Первосвященник Армении Нерсес Великий, могучий заступник родины, по приказу того же греческого императора, сослан на пустынный остров Патмос. Армения осталась беспомощной. И царь и первосвященник — ее защитники — вне пределов страны. Греческий император, с одной стороны, персидский царь — с другой, как два жадные чудовища с разинутой пастью, алчно боролись друг с другом за право овладеть беззащитной страной…

Эти печальные размышления не давали покоя молодому человеку, и он с ужасом видел великие бедствия своего отечества — его приближающуюся гибель.

А тут еще раздоры среди нахараров. Одни из них стояли за то, чтобы признать власть греков и сделаться их данниками, другие желали принять персидскую власть и стать данниками персов. Нахарары, которым была дорога свобода и независимость Армении, пребывали в полном отчаянии и не находили средств для спасения страны. Не было никого, кто сумел бы объединить их. Не было царя, не было первосвященника. Одни предатели.