Иисус из Назарета

Ратцингер Йозеф

В своей первой написанной в сапе понтифика книге Йозеф Ратцингер (Папа Бенедикт XVI) подводит своеобразный итог многолетним трудам, в центре которых неизменно оказывается главный вопрос — постижение истинного значения Иисуса Христа. Книга, работа над которой началась в 2003 году, адресована не только ученым-богословам и церковнослужителям, но всему христианскому миру. Автор, убежденный противник популистских истолкований и псевдоисторических реконструкций образа Христа, стремится открыть читателям «своего» Иисуса и через параллели с современностью приблизить Его к нам. «Иисус из Назарета» представляет собой первую часть задуманного объемного труда и охватывает период от Крещения в Иордане до Преображения.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я долго шел к этой книге об Иисусе, первая часть которой предлагается теперь вниманию читающей публики. Во времена моей юности, в 1930—1940-е годы, существовал целый ряд превосходных работ, посвященных Иисусу, — Карла Адама, Романо Гвардини, Франца Михеля Виллама, Джованни Папини, Анри Даниель-Ропса, — вот лишь несколько имен из обширного перечня. Во всех этих работах в центре внимания был евангельский образ Иисуса, Его жизнь на земле; в них рассматривалось, как Иисус, будучи человеком, одновременно нес людям Бога, с Которым Он, Сын, составляет одно.

Начиная с 1950-х годов, однако, ситуация изменилась. Все больше стал ощущаться разрыв между историческим Иисусом и Иисусом веры — разрыв, который постепенно настолько углубился, что оба понятия оказались противопоставленными друг другу. Но что может дать вера в Иисуса Христа, в Иисуса — Сына Бога Живого, если Иисус-человек был совсем не таким, каким рисуют Его Евангелия и каким Он возвещается Церковью, которая на Евангелиях и основывается?

Историческая наука по мере развития все больше погружалась в изучение тончайших различий между отдельными наслоениями в евангельских текстах, так что в результате образ Иисуса, на котором, собственно, зиждется вера, начал стираться, обретая весьма расплывчатые, неясные очертания. Попытки реконструировать образ Иисуса на основании относимых к разным традициям евангельских текстов и их возможных источников привели к множественности вариантов прочтения образа Иисуса, причем сами варианты представали порой как прямо противоположные версии: от пламенного революционера, провозвестника антиримской идеи, выступающего за свержение господствующей власти и терпящего в конечном счете крах, до кроткого моралиста, который все приемлет и со всем смиряется, но который по непонятным причинам все же становится жертвой и погибает. Тот, кто прочитает подряд несколько таких версий-реконструкций, довольно скоро убедится, что все они в гораздо большей степени отражают личные представления и идеалы авторов, нежели проясняют замутившийся образ. Не случайно подобные интерпретации вызывают все большее недоверие, но недоверие лишь дальше отодвигает от нас фигуру Иисуса.

В итоге сложилось впечатление, будто мы не располагаем достаточными и надежными сведениями об Иисусе и что вера в Его Божественность была соотнесена с Его образом ретроспективно. Это мнение постепенно укоренилось в общем сознании христианского мира. Такое положение дела весьма пагубно для веры, ибо это знак того, что поколебалось ее главное, сущностное основание: внутренняя, доверительная связь с Иисусом, которая, собственно, и определяет всё и которая рискует оказаться без опоры.

Один из самых значительных католических экзегетов второй половины XX века, писавших на немецком языке, Рудольф Шнакенбург на склоне лет очень остро ощущал возникшее на этой почве угасание веры и, видя, сколь неполны все «исторические» образы Иисуса, созданные за последние годы экзегезой, написал свой великий груд «Личность Иисуса Христа в зеркале четырех Евангелий». Книга была призвана помочь верующим христианам, «дезориентированным разнообразными научными исследованиями <…>, сохранить веру в личность Иисуса Христа как Избавителя и Спасителя мира» (Schnakenburg, 6). В конце книги Шнакенбург, подводя итог своим многолетним исследованиям, пишет о том, «что все научные изыскания с использованием историко-критических методов не дают или почти не дают точного представления об исторической фигуре Иисуса из Назарета» (Ibid., 348) и что «попытки, предпринимаемые научной экзегезой в плане исследования разных уровней текста, относящихся к разным традициям, для определения их исторической достоверности, неизбежно втягивают нас в бесконечные дискуссии по истории отдельных редакций евангельского текста» (Ibid., 349).

ВВЕДЕНИЕ

Первый взгляд на тайну Иисуса

Во Второзаконии содержится пророчество, которое существенно отличается от мессианских обетований других книг Ветхого Завета, но имеет при этом принципиальное значение для понимания образа Иисуса. Здесь предрекается явление не царя Израиля и мира, не нового Давида, а нового Моисея, хотя Моисей уже выступает как пророк; сама же категория пророка, в противовес миру окружающих религий, рассматривается как нечто совершенно своеобычное и особенное, существующее в таком виде только в Израиле и проистекающее из уникальности веры, дарованной Израилю.

Во все времена человек задавался не только вопросом о том, откуда он пришел; пожалуй, еще больше, чем тайна собственного происхождения, человека волнует безвестность будущего, к которому он идет. Ему хочется приподнять завесу, хочется знать, что произойдет, дабы иметь возможность уклониться от беды и спастись. Точно так же и религии ориентированы не только на вопрос «откуда»; все они пытаются по-своему приоткрыть завесу будущего. Их значение потому и велико, что они могут дать представление о грядущем и таким образом указать человеку путь, по которому ему следует идти, чтобы его жизнь не закончилась крахом. Вот почему практически все религии выработали свои формы прорицания будущего.

Во Второзаконии приводятся разные формы «открывания» будущего, бывшие в ходу среди народов, населявших земли Израиля: «Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это…» (Втор 18:9—12).

Сколь трудно следовать подобному запрету, сколь трудно неукоснительно соблюдать его, показывает то, чем закончилась история Саула: он, усердно радевший за соблюдение этой заповеди, он, пытавшийся изгнать всякое чародейство, сам нарушил установленное правило, оказавшись перед лицом опасности: накануне предстоящей битвы с филистимлянами Саул, не в силах снести молчание Бога, отправляется к волшебнице в Аэндор и велит ей вызвать дух Самуила, чтобы заглянуть в будущее, — если Господь ничего не говорит, пусть другой откинет завесу, скрывающую завтрашний день (1 Цар 28).

В главе восемнадцатой Второзакония, в которой все эти формы овладения будущим заклеймены как «мерзость» перед Богом, подобному прорицательству противопоставляется иной путь Израиля — путь веры, и происходит это в форме обетования: «Пророка из среды тебя, <…> как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, — Его слушайте» (Втор 18:15). На первый взгляд это выглядит лишь как возвещение института пророчества в Израиле и указание на то, что только пророк наделяется правом толкования настоящего и будущего. Об этом постоянно говорится в книгах пророков, где то и дело звучит суровая критика лжепророков и особо указывается на возникающую в связи с этим опасность, когда пророки фактически берут на себя роль предсказателей, выступая в их обличье и отвечая вопрошателям, и тем самым увлекают Израиль на ложные пути, что противоречит их миссии, смысл которой, собственно, и заключается в том, чтобы удерживать народ Израиля от подобных заблуждений.