Хендерсон согласился отправиться в эту экспедицию лишь потому, что думал, что Элизабет тоже поедет с ними, так что когда он свернул к вашингтонской заправке на шоссе А1 и увидел, что его ждет только Грэм, он почувствовал себя ребенком, который не обнаружил под елкой подарка на Рождество. Но он постарался не показать своего разочарования, потому что Элизабет была женой Грэма Блура. Блур подождал, пока Хендерсон спросит, и тогда объяснил:

— В последнюю минуту Элизабет передумала, — сказал он, стряхнув пепел в маленькую пепельницу из фольги. — Женские штучки, ты же понимаешь… — Он сунул в рот сигарету, держа ее указательным и большим пальцами. Хендерсон не знал, не доверяет он всем мужчинам, которые держат сигарету вот так, или только Блуру. Может, все дело в том, что Хендерсон спит с его женой?

— Получается, мы с тобой только вдвоем, — сказал Хендерсон, скользя взглядом по другим столикам кафетерия. Кроме двух коренастых дальнобойщиков, потягивающих обжигающий чай из грязных кружек, и одного коммивояжера в сером двубортном костюме, который с рассеянным видом откусывал самые вкусные кусочки по краям сандвича, они были единственными посетителями. Было еще совсем рано, чуть больше восьми. Скучающие официантки — две женщины лет сорока в розовых форменных платьях и с аккуратно завитыми кудряшками — стояли у выхода и о чем-то тихонько болтали.

— Похоже на то. — Блур затянулся в последний раз и затушил окурок в пепельнице.

Изначально планировалось, что Хендерсон оставит свою машину на стоянке и поедет с Блурами. Ему очень нравилась эта идея. Он представлял себе Элизабет: она сидит на переднем сиденье, а сам он сидит сзади и смотрит на мягкие завитки волос у нее на шее. Элизабет часто делала высокую прическу, прекрасно зная, что ей она очень идет. Но теперь, когда он узнал, что Элизабет решила остаться дома — они с Блуром жили в собственном доме в Госфорте, — Хендерсону придется сидеть рядом с Блуром. Грэм водил свой «мерседес» так же, как, по словам Элизабет, занимался любовью: быстро, целенаправленно и без оглядки. Одно то, как он небрежно болтал рукой за окном, уже говорило о многом.