Этой ночью Катя спала плохо. Ворочалась, думала, никак не могла отогнать от себя мысли, которые роились в голове. Как пройдет завтрашний день? Как она будет выглядеть? Удастся ли то, что она задумала? А вдруг все это блажь. Или придумала она все неправильно. Завтра к Кате в дом должен был прийти художник. И он будет писать Катин портрет.

Мысль о портрете была абсолютно случайной. И вовсе не Катя должна была быть на этом портрете, а ее муж Андрей. Когда-то он сказал, что хочет этого. И Катя решила сделать мужу на день рождения сюрприз, пригласить в дом художника-профессионала. Такой нашелся практически сразу, из круга близких друзей. Член Союза художников, картины которого покупали даже галереи Парижа. Несмотря на громкие титулы, Анатолий оказался любезным и сговорчивым человеком. По телефону Катя все с ним обсудила, и Анатолий согласился приехать в ближайший же выходной. Анатолий-то согласился, а вот Андрей спасовал. Когда Катя осторожно заговорила о грядущем сюрпризе, муж отказался наотрез. То ли испугался, то ли еще не понял, зачем ему это надо. Может, боялся увидеть в будущем портрете что-то, что ему не понравится. А только решил он, что это ему не нужно. Катя расстроилась – все-таки человека подвела. Вроде уже обо всем договорились.

– Катюш, а давай тогда он твой портрет нарисует. Тебе же хочется?

Кате хотелось. Она ничего не боялась. Какая есть, такая и есть. Она видела картины Анатолия раньше и знала, что он не делает фотографического сходства.

Его картины живые, стильные, выполненные в присущей ему манере. Ну и пусть. Пусть увидит ее как-нибудь по-другому. Кате казалось, что, увидев себя глазами чужого человека, она может и сама что-то про себя узнать новое. А это всегда интересно.

Почему-то в этот раз меня все называют Лилианой. Ну прямо как ту обезьянку из фильма. Того и гляди, опыты ставить начнут. Ну понятно, конечно, выговорить наше русское Елена для иностранцев невозможно. Лена почему-то, кстати, тоже. Почему? Вроде бы привычное для немецкого языка мягкое Л? Все равно невозможно. А мне все равно. Пусть называют меня как хотят. Если бы от этого зависело, свалюсь я на этот раз с горы или нет, я бы боролась за свое родное русское имя. А так все равно знаю, что свалюсь, все равно мне страшно непереносимо, так что даже это нелепое имя Лилиана не может меня рассмешить, или хотя бы немного поднять мне настроение.

– О, Лилиана!

– Сам ты Лилиана, – хочется мне сказать. Но я уже немножко в нирване. Я только и думаю: «Ну зачем я опять сюда приехала? Ну что же я такая дура? Ну зачем нужны эти приключения на мою бедную голову?» – Я тоскливо жду, какого мне в этот раз дадут тренера. Кто из этой шайки молодых жеребцов (а по-другому и не скажешь) в этот раз откликнется на приобретенное мною экзотическое имя?

– Михаэль, Лилиана приехала в этом году специально к тебе, – широко улыбаясь, говорит старший тренер и ставит галку у себя в бумажке. Все! Участь моя решена. Кататься мне в этом году с каким-то Михаэлем. А по мне, все едино! Из толпы навстречу мне выдвигается широкоплечий и белозубый Михаэль. Михаэль сразу же начинает изображать небывалую радость при виде меня и изо всех сил пытается выговорить мое новое мартышкинское имя. Слабо пытаюсь объяснить, что я вовсе не Лилиана.

– А, значит, Юлиана?!

Нина Павловна неторопливо подошла к зеркалу и придирчиво посмотрела на свое отражение. Все-таки шестьдесят один год – это уже возраст. Это уже к чему-то обязывает. И это уже далеко не пятьдесят. Потому что пятьдесят лет для женщины – это, можно сказать, расцвет. Это в двадцать кажется, что в тридцать будешь уже старухой. А чем становишься старше, тем понятнее, что возраста как такого нет вообще. Его просто не существует.

Сейчас все женщины, если хоть немного задумываются о своей внешности, выглядят блестяще. Никогда нельзя с точностью сказать (и с неточностью, кстати, тоже), сколько женщине лет. Или кто перед вами стоит, мать и дочь? Или это сестры? Десятку с возраста у Нины Павловны можно было скидывать смело и всегда. Так что в пятьдесят это было просто сорок. Ну, вставалось по утрам тяжелее, это безусловно. Ну, ноги надо было немного размять, косметики чуть побольше. И все! Чтобы этот обман зрения не прекращался, причем не только чужого, но и своего тоже, главное, это все-таки было следить за фигурой.

Весы и разгрузочные дни стали лучшими друзьями Нины Павловны уже давно. А дальше просто стараться ходить легко, летящей походкой и быстро. Лучше даже практически бегать, чтобы никто не успевал ничего понять. А так пробежалась мимо тебя стройная особа, остался только шлейф легких духов, и все. Пробежалась другой раз, уже можно так не торопиться, в мозгах-то уже отложилось – вроде молодая. Когда бежишь не так быстро, видно, конечно, что лет уже не двадцать, но сколько – точно не понятно. Поэтому тут нужно включать улыбку.

Улыбка досталась Нине Павловне от одной иностранки. Именно после знакомства с Мэри улыбка у Нины Павловны стала такой обворожительной!

Улыбаться она любила и знала, что это ей идет. То, что нужно улыбаться как можно чаще, Нина Павловна поняла не сразу, но поняв, оценила это по достоинству и уже с этой самой неподражаемой улыбкой старалась по возможности не расставаться никогда.

Субботний разговор

Ночной разговор

Поздно вечером в квартире Тани Игнатовой раздался телефонный звонок.

– Танечка, тут одна дама очень просит позаниматься с ней индивидуально.

– И как она себе это представляет? – Таню нервировала людская бесцеремонность.

– Представляет, что вы будете к ней ездить на дом. Сразу скажу, что руководство не возражает, и она готова вам очень прилично платить.

– Нина Евгеньевна, ну вы же знаете мою ситуацию. Мне кажется, это абсолютно нереально. Потом, когда? У меня сейчас группа, времени просто нет.