Пьеса о Лермонтове
1. Пятигорск, дом Чиллева
Крыльцо в четыре ступеньки, ведущее на маленькую терраску,
–
дом Чиляева вообще весьма мал. Сад, солнечный день, черешни, вишни, птицы поют.
На ступеньке сидит человек с опухшим от слез лицом, убитый горем,
–
он и теперь плачет. Это дядька и камердинер Лермонтова Соколов, тарханский дворовый человек. Ему под сорок, но выглядит он стариком. Одежда его в беспорядке, волосы и бакенбарды свалялись.
Перед ним стоит босая хозяйская девочка, в длинном платье и платочке, ест вишни, смотрит жалостно.
В открытую дверь дома неясно доносятся голоса; один из присутствующих там офицеров выходит на террасу выбить трубку и вновь скрывается.
Девочка. Дяденька, а сказывают, не чечены твово барина-то убили?
2. Пятигорск, острог
Темная комната с решеткой. За деревянным столом, на котором листки бумаги и чернильница с гусиным пером, сидит Мартынов (25 лет). Лицо его освещено свечой. Он в черкеске, голова обрита, баки, он грубо красив, выражение упрямое. Он не пишет, он говорит с человеком, который ходит по темной части комнаты,
–
это жандармский подполковник Кушинников, «особых поручений» чин, посланный Бенкендорфом на Кавказ тотчас вслед за Лермонтовым. Кушинников петербуржец, не стар, неглуп, хорошо информирован, дело свое знает. В гражданском платье. Заунывная песня за стеной.
Мартынов. Я еще раз требую, господин подполковник, пусть переведут меня из острога: всю ночь пьяные песни орут, матерщина, псалмы читают, – этак с ума недолго сойти… Слышите?
Кушинников. Да, я сказывал коменданту, это сделается.
Мартынов. Они корпуса жандармов как огня боятся, стоит сказать…
Кушинников. Я говорю, сказывал. А нас что уж бояться!