Тяжелый наконечник копья чертил в стылом воздухе подземелья замысловатые узоры. Багровые отблески двух факелов подрагивали на его отточенных кромках, а острие приковывало взгляд, как раздвоенный язык гадюки связывает волю полевой мыши. Не зря же копье прозывалось — Злое Жало. Викинги хоть и любят свое оружие, а именами нарекают далеко не всякое. Лишь самое любимое, надежное, верное.

Вратко сидел на корточках у холодной стены, покрытой капельками воды, которые играли в факельном свете не хуже драгоценных адамантов, и смотрел, как бородатый Гуннар выполняет ежедневное воинское правило. Бывший кормщик из дружины Хродгейра Черного Скальда остался нынче за старшего в крошечной горстке уцелевших бойцов.

[1]

Ему полагалось показывать товарищам пример во всем. Соломенноволосый здоровяк Олаф, о котором злословили, что, мол, не уступает силищей северным йотунам,

[2]

предпочитал меч. Веснушчатый Игни — самый молодой из викингов — следовал его примеру. Он вообще старался во всем подражать Олафу. Вратко заприметил это еще на «Слейпнире» — так в честь восьминогого коня верховного урманского бога Одина назывался дреки

[3]

Хродгейра. Где они теперь? И красавец корабль, быстрый, верткий, с бортами из прочных просмоленных досок и клыкастой драконьей мордой, вознесшейся на высоком штевне, и его владелец — умелый скальд и беспощадный воин, верный товарищ и мудрый вождь?

«Слейпнир» остался лежать, наполовину вытащенный из воды, у небольшой крепостицы Риколл, поставленной саксами в месте слияния Уза и Уарфа. Там остался и весь остальной флот норвежского конунга Харальда Сурового, который прибыл на земли Англии в поисках короны, но нашел лишь злую смерть. Рядом с конунгом в сражении у Стэмфордабрюгьера погибли лучшие его воины — цвет северного края.

Друг и наставник Вратко — скальд Хродгейр — потерялся чуть позже, когда пытался отвести от измученных товарищей безжалостную погоню. Уже направляясь к нежданно-негаданно открывшемуся входу в Полые Холмы, новгородец слышал, что отчаянный вожак викингов рубится с рыцарями из числа саксов, преданных Эдгару Эдвардссону.

Молодой словен до сих пор не свыкся с ролью колдуна и всякий раз искренне удивлялся, если кто-то вслух называл его волшебником или, как говорят на севере, ворлоком. Какой, скажите на милость, колдун из купеческого сына, да еще не встретившего семнадцатую весну?

Всю дорогу Вратко размышлял — куда его ведут, почему королева решила призвать его не в тронный зал? Ответа не находилось, а спрашивать Лохлайна, высокомерно задравшего подбородок, не хотелось. Не дождется… Да и, по правде говоря, новгородец не был уверен, что динни ши снизойдет до ответа «грязному человеку». И плевать воину на союз, заключенный его королевой с человеческим колдуном.

Мертвенно-зеленый свет фонаря, который подземельщик держал в левой руке, скользил по стенам, заставлял двигаться причудливые тени, отбрасываемые каменными наростами и выступами на стенах хода.

Обычным огнем народ Холмов пользовался крайне редко — все больше для обогрева или приготовления пищи, а освещали вырубленные в камне жилища особыми грибами, круглыми, как пылевик, и большими — в два кулака Вратко. Созревая, эти грибы начинали излучать зеленоватый свет, наподобие гнилушек, ровный и достаточно яркий, даже чтобы читать свитки или играть в тавлеи

[9]

— занятие, которому динни ши уделяли много времени. Правила игры немного отличались от принятых среди урманов, но когда Шефра — сухорукий подземельщик, приставленный к викингам не то прислугой, не то соглядатаем, — обучил Гуннара, то кормщик начал выигрывать у динни ши три партии из пяти. Тот же Шефра рассказал любознательному новгородцу, как они выращивают грибы, называемые подземельщиками деарладс,

[10]

то есть «сияющие», и обещал даже когда-нибудь показать «грядки». В своих домах народ Холмов держал деарладс в наполненных землей горшках. А чтобы освещать путь, укладывали грибы в плетенные из лыка или лозы корзинки, называя их фонарями.

Викингам, гостившим в Полых Холмах, свет грибов не нравился. Олаф бурчал, что грибы лучше есть, но присвечивать нужно честным пламенем — горячим и живым, а этими гнилушками впору освещать Нифльхель,

[11]

коли так уж приспичит тамошним обитателям. Хотя, по мнению светлобородого викинга, обиталища под холмами мало отличались от преисподней вечного холода и мрака…

— Пришли! — оборвал раздумья новгородца Лохлайн. Зло так сказал, неприятно. Будто пролаял. А впрочем… У него ведь и имя такое — словно пес злится из-за забора, а достать не может.