Дед Аполлонский

Садур Екатерина

«Когда мы выходили во двор, дед Аполлонский почти всегда сидел с другими стариками, если, конечно, не зима. Зимой-то они не очень все выходили. Только по теплым дням. Я этого деда сразу заметила: он был особенный среди других стариков. Он был самый старый и всегда отвечал невпопад. Его все звали дед Тимкин, и только мы – Аполлонский. Его хотелось называть каким-то громким словом, значительным, чтобы сразу запоминалось среди других слов. Дед Аполлонский – и все…»

Когда мы выходили во двор, дед Аполлонский почти всегда сидел с другими стариками, если, конечно, не зима. Зимой-то они не очень все выходили. Только по теплым дням. Я этого деда сразу заметила: он был особенный среди других стариков. Он был самый старый и всегда отвечал невпопад. Его все звали дед Тимкин, и только мы – Аполлонский. Его хотелось называть каким-то громким словом, значительным, чтобы сразу запоминалось среди других слов. Дед Аполлонский – и все.

Нам в школе сказали, что со знакомыми надо всегда здороваться, особенно со взрослыми и старыми, потому что так вежливо. И я здоровалась с ним за руку, ну и с другими стариками тоже, чтобы никому не было обидно… Я его еще издалека увижу, так иду, вытираю ладонь о платье или варежку снимаю, если зима. Дед Аполлонский первый протягивал мне свою руку в рыжих веснушках, и я протягивала мою руку тоже, и так мы долго трясли руками; у деда ладонь была легкая, как из желтого картона, я думала, он усох от старости, а рядом старики молча ждали своей очереди.

А у меня была подружка – Зойка Галкина, она тоже говорила, что дед, конечно же, заметный; так она подбегала и еще издали кричала: «Здрасте, дедушка!», и все деды ей кивали в ответ и протягивали руки – поздороваться. Мы с ним здоровались часто, несколько раз в день. Мы сначала поиграем чуть-чуть, потом я Зойке говорю: «Пойдем к деду», и мы идем. Старики сидели на такой лавке неудобной, без спинки. Там еще большие ребята часто выжигали. Я как-то подошла к ним, смотрю: они сидят, держат стекло выпуклое, это Кости Зеленкина было – у нас его брат в классе учится, – так этот Костя Зеленкин говорил, что надо поймать этим стеклом солнце, и если долго держать, то всю лавку можно сжечь, а если чуть-чуть, то можно писать всякое…

Старики сидели на этой лавке, им было тяжело сидеть, у них были мятые пальто с кудрявым мехом, каракуль называется. Они курили много папирос, а дед Аполлонский кашлял от дыма, но все равно не уходил, он хотел со всеми. Они говорили про болезни и про пенсию, потому что им было тоскливо от их старости. Они ждали, когда мы бросимся к ним крикнуть: «Здрасте, дедушка!», потому что, кроме нас, никто не подходил, правда, еще баба Лена подходила, но она не считалась, она тоже была старая. Они нас ждали, я знаю.