Ночь выпала холодная, и в том сарае, где устроился со своей ОМОГ

[2]

подполковник Гризадубов, было ощутимо прохладно; дуло не только со стороны внешней стены, но и из-под пола, словно там стояли мощные вентиляторы. Хорошо еще, что здесь было электричество и парни быстро соорудили простейший кипятильник. Конструкция общеизвестна. Берутся два лезвия, связываются через спички с обрезанными, естественно, головками. Один конец провода соединяется с одним лезвием, второй с другим. И кипятильник готов. Правда, для такого кипятильника требуется стеклянный чайник, иначе произойдет короткое замыкание. Но вместо чайника вполне можно было использовать и трехлитровую банку, которую удалось выпросить у командира мотострелковой роты во временное пользование. Чтобы вода в банке закипела, требуется чуть больше минуты слышать, как гудят провода и даже сама банка. Впечатление складывается такое, что посуда не выдержит и разорвется. Но через полторы минуты вода уже кипит, и можно вытаскивать кипятильник и заваривать чай. Кружки, понятно, есть у всех свои. Чай тоже свой, и не надо ни у кого выпрашивать. Обычная командировочная жизнь... Крыша над головой есть – это вообще замечательно. Нет крыши – тоже ничего страшного. На свежем воздухе, когда до наступления зимы еще пара месяцев, ночевать одно удовольствие. Спецназ вообще-то и зимой ночевать в снегу в состоянии. А уж в сарае, да еще с электричеством – предел мечтаний!

Спать в сарае, пристроенном к зданию, что использовалось в качестве казармы для мотострелков, было негде, если не считать деревянного пола, разный хлам с которого нетрудно было сместить в один угол. Но спать пока никто и не ложился. Группа прибыла в расположение мотострелкового батальона около часа ночи. Комбату позвонили и скорее попросили, чем приказали, принять гостей буквально за двадцать минут до прибытия спецназовцев. И этот сарай – все, что комбат сумел найти, поскольку батальон и без того жил в несусветной тесноте, ожидая, когда его перебросят на новую базу, которая, согласно обещаниям, должна была быть выстроена уже пару с лишним лет назад.

Подполковник Гризадубов держал кружку с чаем двумя руками, словно бы руки этой кружкой согревал. Впрочем, несмотря на прохладную ночь, подполковник совсем не замерз, а кружку так держал потому, что не хотел дать чаю остыть раньше времени. Руки человека как термос. Любую посуду сами согревают.

В дверь сарая постучали.

– Заходи... – за всех и в первую очередь за командира ответил пулеметчик группы старший лейтенант Кошкин.

– Мы имеем в наличии какой-то не определенный нашими медицинскими специалистами вирус. При этом подозрения на то, что наш вирус можно будет идентифицировать с нашумевшим вирусом «свиного гриппа», совершенно ни на чем не основываются. Просто «свиной грипп» поднял в мире шум больший, чем несколькими годами раньше пресловутый «птичий грипп», и мысли людей естественным образом сводятся к уже известному понятию. А мы имеем полное право до получения результатов научной экспертизы считать, что это какой-то другой вирус. Кстати, в народе уже появилось название – «кавказская лихорадка»... По аналогии, видимо, с «испанской лихорадкой», которая в действительности тоже была лишь гриппом. И, я повторю, до получения результатов экспертизы мы имеем полное право считать, что здесь «свиным гриппом» не пахнет.

– Право или основание? – спросил один из офицеров. – Это разные понятия.

– Основание, – ответил Гойтемир, – это тогда, когда мы уже знаем, что за вирус перед нами. Пока же мы имеем право предполагать и то, и другое, и третье... Но главное вообще не в этом, иначе здесь нечего было бы делать офицерам ФСБ и других силовых структур. Главное, мы не без оснований полагаем, что эпидемия имела рукотворный характер. То есть вирус был занесен в республику извне, и нам всем вместе предстоит выяснить, так это или не так. И если ответ будет положительным, мы должны определить, кто и с какой целью все это делал.

– Я сразу дополню, – снова встал со своего места подполковник Оздемиров. – Нам не удалось отследить, кто и с какого адреса выложил в Интернет видеозапись из горного селения. Не удалось предположительно потому, что запись выставлялась из-за границы. Сейчас к делу подключились крупные московские специалисты, может быть, они что-то сумеют накопать, но пока данных нет. Однако тот факт, что видеозапись выкладывалась в Интернет из-за границы, дает нам право предполагать, что сама запись была не случайной. То есть кто-то заранее был готов к вспышке инфекционного заболевания и преследовал цель заснять результаты своего труда. Причем съемка производилась в скрытом режиме, возможно, с применением хорошей видеотехники, и с дальнего расстояния. Никто из жителей не видел оператора. И те двое больных, которых оператор сумел снять, тоже его не видели. Значит, он не стоял рядом, не ходил по единственной улице и никому не показывался на глаза. Что это может означать, мы можем додумать. Кто-то инициировал эпидемию. Мы пока не знаем, какими способами... Потом заснял любопытный со своей точки зрения материал и выложил в Интернет. По всей видимости, за первым и вторым действием стоит одно и то же лицо или группа лиц. И, поскольку материал выкладывался из-за границы, то и адрес инициатора эпидемии вполне может оказаться иностранным. Наша первая задача – отыскать этот адрес...

– Честно говоря, – подполковник Гризадубов поднялся из-за стола, – я пока не вижу вариантов применения спецназа ГРУ в данной ситуации. Все, что здесь можно сделать, – это работа сыскарей и аналитиков, компьютерщиков и так далее. Перед нами обычно ставятся слегка иные задачи...

– Здесь, пожалуй... Дальше пешком.

В кабине грузовика было темно, потолочная лампочка не горела, но ее и включать не стоило, чтобы не выдавать себя какому-то далекому возможному наблюдателю. Положив на колени карту, подполковник Гризадубов подсвечивал себе фонариком и искал лучшее место для высадки, хотя понимал, что карта подскажет слишком мало, потому что по периметру ходят передвижные посты, и невозможно заранее сказать, в какое время и где будет находиться какой пост.

– Можно перед следующим поворотом. Я это место знаю, – сказал капитан Валтузин. – Дальше километров пять придется пешим ходом топать.

– Поверим Юрию Михайловичу, – согласился подполковник. – Давай-ка, подбрось до следующего поворота...

Сержант-водитель из мотострелкового батальона, что начал уже притормаживать, снова нажал на педаль акселератора, и машина поползла дальше, без натуги одолевая подъем. Но до следующего поворота было совсем недалеко.

– А они не стесняются, как мы стеснялись, товарищ подполковник... – Старший лейтенант говорил, не отрываясь от прицела, отчего его речь была бы похожей на звучащую из-под мышки, если бы не «подснежник», который все нивелировал. – В полный рост идут, и вразвалочку...

– Понятно. Ты же сразу решил, что полковники кого-то встречают...

– Вообще-то так решили вы, но я не возразил... – проявил снайпер соответствующую званию скромность. – Значит, они договорились заранее. Или ФСБ нас не хотела сегодня пустить, потому что сегодня запускали другую группу...

– Думаю, ФСБ здесь ни при чем. ФСБ просто не успевала относительно нас договориться, потому и пошли в «автономке». Но кто-то договориться смог... А скажи мне, Сережа, или еще кто-то, кто помнит, пусть скажет... В аналогичных ситуациях, когда мы в такие попадали и относительно нас договаривались... нас кто-нибудь из начальства встречал? Или все же без начальства и приветственных речей обходились? Если пост отсюда сняли, а здесь ему самое место, то уже ясно, что здесь будет что-то происходить. Неужели сложнее было просто отдать посту приказ пропустить кого-то?

– Я вообще уже давно голову ломаю, что здесь делать сразу двум полковникам и одному подполковнику, – заметил снайпер. – Ответ в голову только один приходит – в группе идет кто-то из большого начальства. Я бы даже предположил, что это президент республики из Москвы возвращается. Только не понимаю, почему не самолетом или машиной, и почему ночью, когда подстрелить могут...

Странная и зловещая компания в черном, невольно вмешавшись в планы группы подполковника Гризадубова, уже вынуждала присматривать за собой, и не только потому, что таила в себе опасность. Бороться с подобной опасностью спецназовцы умели грамотно и квалифицированно, и удара в спину не ожидали только потому, что не допускали такой удар, постоянно сохраняя внимательность и осторожность. Просто естественным было предположить, что проникновение в зону карантина вызвано не чем иным, как интересом к самой причине карантина. То есть интересы людей в черном могли перекрещиваться с интересами спецназовцев. Это могло быть и не так, но... С этим делом требовалось что-то срочно решать, и за консультацией – не для прояснения ситуации, а для информативной помощи – обратиться можно было только к подполковнику Оздемирову.

Гризадубов нашел сохраненный в памяти трубки номер и нажал клавишу вызова. Подполковник ФСБ ответил так быстро, словно трубку, в ожидании этого звонка, в руках держал.

– Оздемир Оздемирович, ночь кончается, а вы еще, наверное, не спали... Надо себя беречь и голову содержать в порядке, поскольку это ваш основной рабочий инструмент.

– Это вы не спали, а я часик вздремнул.

– Для нас это привычный режим дня. Мы можем подолгу без сна обходиться, тренированные.

Позицию для наблюдения нашел «краповый» капитан, и весьма удобную. Поваленная ветром или еще какой-то превратностью судьбы немолодая ель была наполовину выворочена с корнем из земли, но еще жила, за свою жизнь боролась, и неизвестно было, когда она соберется засохнуть. По крайней мере, иглы с тяжелых раскидистых лап еще не обваливались, хотя местами, даже в темноте было видно, начали слегка желтеть. Но это вовсе не мешало заползти с противоположной стороны под ствол и устроиться под лапами, как под крышей. Такое укрытие даже в дневное время найдешь, только если специально искать будешь, а ночью-то и в этом случае поиски станут пустой тратой времени. Майор Макаров вытащил бинокль из футляра. Но в темноте бинокль помогал мало, да и смотреть пока было не на что.

Перед рассветом ветер натащил тучи с запада, откуда-то со стороны Черного моря. Тучи плыли низко, и ни свет луны, ни свет звезд сквозь них практически не пробивались. И потому темень установилась почти полная. Для наблюдателей это было не лучшим вариантом, но другого варианта не было, потому что на склоне против того места, где остановился «Опель Омега», место было почти открытое, и кусты на склоне были редкими и просматриваемыми. Оставалось надеяться на приближение рассвета, на неумение людей в черном ходить так же быстро, как ходит спецназ, и вообще на любую помощь, которую может прислать провидение тому, кто этой помощи хочет и ждет. Если же рассвет не подступит вовремя, если никакая случайность не поможет, а люди в черном поторопятся, то майор Макаров решил воспользоваться умением быстро и бесшумно ползать, и подобраться к машине как можно ближе. Но, чтобы это сделать, еще следовало увидеть, где место будет свободным, потому что пришедшие могут проявить желание встать как раз там, где он выберет место для своего наблюдательного пункта. Но, как слышал Макаров, у подполковника Гризадубова была мысль начать отстрел рюкзаков. Это могло бы заставить людей в черном снова залечь и передвигаться дальше ползком. Тогда и рассвет подоспеет вовремя. Кроме того, люди в черном будут сперва искать боевую машину пехоты, на которой намеревались ехать первоначально. Естественно, не найдут, потому что на том месте, где должна была произойти встреча, их дожидается только тело механика-водителя. После этого попытаются, разумеется, как-то связаться с людьми в «Опель Омеге». Вероятно, какая-то связь между ними организована. И только тогда люди в черном двинутся сюда, на поляну. По идее они могут даже пройти чуть не вплотную от майора и капитана, но те хорошо укрыты для любого освещения. И даже с возможным приходом рассвета практически не могут быть обнаружены. Никому в голову не придет забираться под каждую упавшую ель в лесу. Этих елей здесь... Ель вообще дерево неустойчивое, потому что корень имеет поверхностный и часто падает от ветра, а иногда и от веса собственной кроны, поскольку любит расти на опасных для своего процветания склонах, с которых легко свалиться и более устойчивым деревьям...

– Только что прошли, – доложил капитан Каркунов. – Уже не ползли, уже в войну играли. Сначала четверо перебегают метров за тридцать, когда оставшихся уже не видно, а трое сидят с оружием на изготовку, готовы за спину стрелять. Потом трое перебегают, а четверо делают вид, что их прикрывают. Командир в прикрытии участия не принимает, он всегда впереди, и торопится. На ходу дважды набирал номер по трубке мобильника, но, видимо, не дозвонился. Хотя, может быть, просто разговор был коротким...

– Крупный спец их командир... – сделал вывод подполковник Гризадубов.

– Опять ползти будут, или уже перестали бояться? – Капитану Румянцеву, имеющему большой опыт боевых действий, смешно было смотреть на людей в черном, таких неуклюжих, несмотря на то, что они были хорошо вооружены, и таких внешне неуместных там, где должны работать и работают профессионалы. Впрочем, люди в черном себя, наверное, тоже чувствовали профессионалами. Каждому человеку кажется порой, что он и проползти может, и пробежать, и в рукопашной схватке себя показать, а уж если оружие в руки попадет, то каждый готов ощущать себя чуть ли не Терминатором. Но когда дело доходит до серьезной ситуации, все меняется. И здесь в первую очередь не хватает навыков, которые формируют характер, вопреки расхожему мнению, что можно в каких-то ситуациях и на характере продержаться. В отдельных, конечно, можно. Можно, например, характером усталость побороть. Но характер никогда не придаст человеку хладнокровия, никогда не научит действовать автоматически правильно и выбирать единственный верный вариант там, где от выбора зависит жизнь.

– Пусть боятся... Пока они боятся, мы можем их спокойно преследовать, – одобрил чужую настороженность подполковник Гризадубов, умеющий совмещать эмоции с практичностью. – Пусть боятся подольше. Так мы за ними успеваем...

– Мы за ними в любом случае успеем, – решил майор Макаров. – Все равно в «Опель» они всем составом не поместятся. Машина уедет, остальные пешком пойдут...

– А хорошо бы, чтобы и машина не уехала, – размечтался старший лейтенант Луговкин.

– Не нам решать, – сказал со вздохом подполковник. – Как и когда решат, нам дадут приказ. А наше дело приказ выполнять...

– Всем внимание! Получен приказ на уничтожение банды, – голос командира группы звучал одновременно и буднично, и крайне серьезно. – Луговкин! Тебе задание особое. Выбери из этих уродов пару человек, у кого рожи поумнее остальных. Уже светло... Тебе в прицел это видно. Этим нужно только конечности повредить. Хотя бы по одной на брата, чтобы вприскок не убежали. Допросить кого-то следует... Остальных можно не допрашивать. Начинает только Луговкин. Двоих обеспечивает... Оставшиеся в общем распоряжении. Внятно объясняю? Стрелять только после снайпера, на поражение. Бронежилеты у них хреновые... Все понятно?

– Так точно, товарищ подполковник. Обеспечим общество инвалидами, – сразу согласился старший лейтенант Луговкин.

– Так точно, товарищ подполковник, сделаем, – выразил мнение остальных капитан Каркунов, как обычно, в отсутствие майора Макарова выполняющий по старшинству возраста обязанности заместителя командира.

Конечно, этот приказ не совмещался с приказом, полученным из Москвы. Очень сильно не совмещался. И вообще, разговор с полковником Горемыкиным оставил не лучшее впечатление, и даже настроение основательно подпортил. При этом Алексей Викторович давно и хорошо знал, что если командование – особенно чужое – настаивает на полном уничтожении противника, оно имеет к этому какие-то основания. Но не хочет, чтобы основания стали известны исполнителю приказа. Следовательно, командование желало вести только наполовину честную игру. А такого не бывает. Не бывает наполовину честного приказа, как не бывает чуть-чуть беременных женщин. Но подполковник всегда предпочитал оставлять за собой право выполнять приказ в соответствии со своими принципами и понятиями. Порой даже тогда, когда приказ исходил от собственного командования. Но там все можно было выяснить при очной встрече до составления рапорта, получить устный нагоняй и обвинения в тупости, а потом принять извинения и выудить, грубо говоря, хоть какие-то разъяснения. Здесь выяснить отношения не удастся; тем не менее, принципы Гризадубова это поколебать не могло. Он всегда предпочитал знать, что делает, и вовсе не собирался взваливать на свои погоны чужую ответственность, к тому же ответственность, может быть, уголовную...

Конечно, у разных командиров разный стиль руководства. Кто-то все до мелочей разжевывает, кто-то вообще полагается на исполнителя и приказывает действовать исходя из обстановки, кто-то считает, что исполнителю не положено много знать, чтобы дольше жить. Но в последнем случае тоже следует хотя бы соблюдать приличия. А вот приличий Алексей Викторович в разговоре как раз и не почувствовал. И не такая уж большая величина какой-то полковник ФСБ из Москвы, чтобы принуждать подполковника спецназа ГРУ быть послушным и безропотным роботом. Принуждать себя грубо Алексей Викторович позволить не мог. Такое неуважительное отношение вызывает у человека обычно самостоятельного в принятии решений естественное возмущение и, как следствие этого, сопротивление. Какой-то линейный офицер, скорее всего, согласился бы безоговорочно выполнить приказ, и не задавал бы вопросов. Командир отдельной мобильной офицерской группы, как правило, выполнял самостоятельные задачи, и принимать конкретные решения привык тоже самостоятельно. А здесь даже командование чужое. Не понимает это командование, с кем имеет дело. Что ФСБ хорошо помнит принципы работы КГБ, в этом подполковник Гризадубов не сомневался. И если произойдет что-то такое, что может поднять шум, виновный, как считали раньше в КГБ, так считают теперь и в ФСБ, будет найден сразу. И он понимал, кто будет таким виновным, если не принять мер безопасности, и потому предпочел вести собственную игру...

Капитан Валтузин закончил разговор как раз тогда, когда была закончена погрузка. Всем в одной боевой машине места вполне хватило, и даже раненым, которых перевязывать не стали, но дали им по комплекту бинтов, чтобы сами о себе позаботились. Пули у того и другого прошли навылет через коленный сустав. Но если второму пуля вошла через коленную чашечку и вышла через мышцы, может быть, задев и сухожилия, которые опытный хирург без проблем сошьет, то первому через мышцы вошла, а через коленную чашечку вышла, что гораздо хуже, поскольку выходное отверстие пули, как правило, бывает намного больше входного. Раненому буквально разворотило всю кость, и такую ногу следовало срочно оперировать, хотя спасти ее едва ли удастся даже после операции. Это подполковник Гризадубов знал по опыту – видел уже такие ранения. Но забота о самочувствии и будущности бандитов, в том числе об их здоровье, в его задачи не входила, и голова его была занята совсем иными мыслями.

Гризадубов, уважая великанский рост «крапового» капитана, уступил ему командирское место в башне. Там, по крайней мере, было сиденье с регулировками по высоте. На всех других местах Валтузину пришлось бы очень тяжело, и была постоянная угроза собственной коленкой сломать себе же челюсть. Все-таки боевая машина пехоты существенно отличается и от лимузина, и от катафалка. Сам подполковник попросил оставить ему место стрелка сбоку от места механика-водителя, которое уже прочно оседлал майор Макаров. Алексей Викторович в машину пока не садился, дожидаясь, когда «краповый» капитан закончит разговор, поскольку понимал, что разговор этот ведется по служебному телефону и должен носить служебный характер.

– Есть новости, Юрий Михалыч? – поинтересовался подполковник, когда капитан убрал трубку и подошел к БМП.

– Я проверил на всякий случай свою память. Эти... раненые утверждают... Сомнения появились... Позвонил подполковнику Андарбекову, это заместитель начальника здешней столичной ментовки. Сейчас он обязанности начальника исполняет, потому что у начальника в связи с эпидемией случился инфаркт. Попросил прочитать мне ориентировку по розыску Везирхана Дашаева. Я не ошибся. Телосложением крепок, рост сто семьдесят два сантиметра. А тот человек в машине был больше ста восьмидесяти. Кроме того, вчера Везирхан обстрелял ментовскую машину на дороге, ранил двух сотрудников районного отдела милиции, и, по своему обычаю, позвонил сам в телестудию, сообщая, чьих это рук дело. Следовательно, здесь его быть не могло ни под каким соусом. Или они просто не знают Везирхана, или умышленно дезинформируют нас, или кто-то дезинформировал их.

– Спасибо, Юрий Михайлович. Это хорошая информация. Без тебя мы не смогли бы ее получить, и, возможно, пошли бы не по тому следу.

Дальше дорога выходила за зону отчуждения периметра, и там можно было ехать, не ожидая строгой проверки. Кому взбредет в голову проверять документы у экипажа боевой машины пехоты в республике, где таких БМП и БТРов полным-полно, а военных можно на каждом углу встретить, и все, в том числе менты, военных слегка опасаются, хотя и сотрудничают с ними. Проверять документы может только военная комендатура, но у той патрулей слишком мало, да и со спецназом ГРУ даже комендатура в выяснение отношений вступать не будет.

Вообще, приказы, отданные по телефону, в том числе – и особенно – приказы по перекомандированию, всегда могут вызвать кучу вопросов, на которые отвечать нельзя, не раскрывая режим секретности операции. А нарушение режима секретности уже само по себе является в худшем случае преступлением, в лучшем – дисциплинарным проступком, который тоже наказывается. В этих случаях проверяющим органам обычно дается номер телефона, по которому следует уточнить правомочность пребывания вооруженной группы там, где она находится. Следовательно, и в данном случае все можно разрешить. Тем более, группа чисто офицерская по составу, и к офицерам всегда вопросов меньше, чем к солдатам.

Ближе к столице республики и машин на дорогах стало значительно больше, и сама дорога лучше, хотя боевой машине пехоты спокойнее было ехать по плохой дороге, потому что при ограниченной маневренности тяжелой техники отсутствие движения на дорогах дает возможность ехать спокойнее.

«Краповому» капитану позвонили, когда уже стало видно высокие трубы городской ТЭЦ. Валтузин поставил резкий звонок спутниковой трубки на полную мощность звука, опасаясь не услышать вызов в шумной машине, и звонок было слышно даже подполковнику Гризадубову.

– Слушаю, – ответил капитан громко.