Издательство Сретенского монастыря выпустило новую книгу в «Зеленой серии надежды» (книги «Несвятые святые», «Небесный огонь», «Страна чудес» и другие). Сборник рассказов «Сила молитвы» содержит произведения современных православных писателей: Александра Богатырева («Ведро незабудок»), Нины Павловой («Пасха Красная»), Марии Сараджишвили, матушки Юлии Кулаковой и других авторов. Эти рассказы — о жизни сельского прихода или о насельниках старинных монастырей, о подвижниках благочестия или о «простых» людях, о российской глубинке или о благословенной грузинской земле — объединяет желание авторов говорить о самом главном и самом простом, что окружает нас в жизни, говорить без назидательности и с любовью
Нина Павлова, Александр Сегень, Мария Сараджишвили, Алексей Солоницын, Елена Живова, Александр Богатырёв, Владимир Щербинин, Сергей Щербаков, Юлия Кулакова, Леонид Гаркотин
«СИЛА МОЛИТВЫ» И ДРУГИЕ РАССКАЗЫ
межавторский сборник
НИНА ПАВЛОВА
Скорбное житие инока Иова
Это потом в нашей деревне, прилегающей к монастырю, построили магазин. А сначала дважды в неделю приезжала автолавка и привозила хлеб, макароны, перловку и соленую кильку в бочках.
Однажды в суровую снежную зиму автолавки две недели не было. Насиделись мы без хлебушка. И когда, буксуя в сугробах, автолавка наконец появилась в деревне, ее встретили обещанием:
— Мы в Москву будем писать, если подобное безобразие повторится!
— Да хоть куда угодно пишите! — усмехнулся шофер автолавки Шурик. — Автолавки, гуд бай, теперь отменяются, и приехал я к вам нынче в последний раз.
* * *
Наше знакомство состоялось во время скандала в междугороднем автобусе. Шофер пытался высадить из автобуса безбилетника Петю, а тот надменно заявлял, что он едет в Оптину пустынь и его обязаны везти бесплатно — как молитвенника за наш грешный род.
— Эй, молитвенник, в бубен дать? — развеселились подростки, сосавшие пиво из банок.
— Бога нет! — заорал подвыпивший дедок.
— Бог есть! — прикрикнула на него пожилая толстуха. — Но не у этих попов с «мерседесами». Я теперь принципиально в церковь не хожу!
* * *
Кто и когда постриг Петра в иночество, точно не знаю. Но рассказывали следующее. Одному маломощному монастырю отдали земли бывшего колхоза, а работать на них было некому. И паломника Петю, окончившего сельхозучилище, приняли в монастыре с распростертыми объятиями. Он и на тракторе мог пахать, и в комбайнах разбирался. Паломника срочно постригли в иночество. А зря. Потому что уже через месяц новоиспеченный инок Иов заявил отцу наместнику, что, к величайшему стыду, никто из братии, включая наместника, не владеет Иисусовой молитвой и не стремится к духовному совершенству, но он берется их подтянуть.
— Пшел вон! — вскипел отец наместник и выгнал Иова из монастыря.
С тех пор и странствовал инок Иов, обличая «христопродавцев», а те, случалось, били его. В общем, настрадался отважный инок и так простудился, что двусторонняя пневмония перешла в хронический бронхит, осложненный острой сердечной недостаточностью. Вот и застрял он по болезни у Любы, не в силах продолжать свой путь.
* * *
Прозвище Любы-Цыганки объяснялось просто: после гибели родителей в автокатастрофе сироту увезли в детдом, а она сбежала оттуда в цыганский табор. По малолетству девочка не годилась в гадалки, и ей определили профессию — собирать милостыню на базаре. Любе даже нравилось с цыганской дерзостью останавливать прохожих и сулить им за щедрость красивую жизнь, а за жадность — черную смерть.
— Девочка, тебе не стыдно побирушничать? — остановил ее однажды на базаре начальник местной милиции.
Возле милиционера стоял синеглазый мальчик Вася, сын начальника. Девочка и мальчик взглянули друг на друга и влюбились на всю жизнь.
Отец категорически запретил Василию встречаться с нищенкой. А Люба ради синеглазого сына начальника ушла из табора, вернулась в детдом и, окончив школу, поступила в медучилище. Шли годы. Василий уехал учиться в областной центр, и встречались они теперь только на каникулах и тайком от отца — в лесу. Было у них здесь свое заветное место на горе под соснами. Внизу обрыв, а вокруг — даль необъятная.
* * *
Перед смертью батюшка исповедал и причастил рабу Божию Любовь. Говорили они долго, но о чем — тайна исповеди. На погребении батюшка всплакнул украдкой, а на поминках строго сказал:
— Господь что повелел? «Не сотвори себе кумира». А у нас кумиров не счесть: телевизор ненаглядный с его завирушками или, ах, обожаемый Васька-прохвост. Вот ты, Ираида, о чем думала, когда за пьяницу замуж пошла? Он ни копейки не дал на сына и больного ребенка смертным боем бил.
— Всякий может ошибиться, — поджала губы Ираида. — Вон Люба Ваську-поганца боготворила, хоть и умнее меня была.
Мне захотелось заступиться за Любу, и почему-то вспомнилась история пушкинской Татьяны… Странная, согласитесь, у нее была любовь. Татьяна фактически не знакома с Онегиным, видела его лишь мельком, да и то озабоченного своим пищеварением: «Боюсь: брусничная вода мне б не наделала вреда». Но она пишет незнакомцу:
* * *
Перед смертью Люба вызвала нотариуса и завещала иноку Иову свой дом, усадьбу и счет в банке с наказом помогать горемычным. Батюшка во исполнение завещания тут же подселил в усадьбу старушку, которую избивал внук-наркоман. Население приюта потихоньку множилось. А Иов хватался за голову и вспоминал удивляясь: почему у Любы все получалось? И горемычные, хворые, немощные люди как родную любили ее. А у Иова что ни день, то напасть. Вчера ночью опять обмочилась «ничейная» старушка, страдающая циститом. А стиральная машина сломалась, и смены чистого белья нет. Сегодня слегла с радикулитом повариха Ираида, готовить некому. Иов вызвался сам приготовить обед, и у него не только подгорела каша, но и гороховый суп истлел в угольки. Страшнее всего была словоохотливость старух. Им почему-то надо было рассказать Иову, что ночью было совсем плохо, но к утру, слава Богу, прошло.
— Говорильня какая-то, помолиться некогда! — сетовал инок.
— Выслушай их. Там ведь горя вагон! — отвечал ему батюшка. — В монашестве главное — самоотречение.
Иов учился самоотречению. Точнее, Господь учил его, погрузив в то море забот, когда уже не до себя и смиряется в напастях горделивое я.
Новый год, Рождество и катамаран
Как хорошо, что мы православные и не надо праздновать Новый год! — с нарочитой бодростью заявляет Татьяна и добавляет сникнув: — Только кушать хочется, а?
Татьяну тянет на разговоры… Но мы молча возвращаемся домой из Оптиной пустыни, переживая странное чувство: сегодня 31 декабря, а ночь воистину новогодняя — ярко сияют над головою звезды и искрится под звездами снег. Через два часа куранты пробьют двенадцать. И чем ближе к заветному часу, тем больше смущается бедное сердце: как так — не праздновать Новый год?
В монастыре такого смущения не было. После всенощной схиигумен Илий сказал в проповеди, что, конечно, наш праздник — Рождество. Но сегодня у нас в Отечестве отмечают Новый год, а мы тоже граждане нашего Отечества. И старец предложил желающим остаться на молебен.
Остались все. В церкви полутемно, по-новогоднему мерцают разноцветные огоньки лампад. Схиигумен кладет земные поклоны, испрашивая мир и благоденствие богохранимой стране нашей России, а следом за ним склоняется в земном поклоне вся церковь. Возглас, поклон, много поклонов. И сладко было молиться о нашем Отечестве и соотечественниках, ибо сердце таяло от любви.
* * *
Рассказать о духовной жизни тех первых лет почти невозможно. Тут тайна благодати, невыразимая в словах. А потому обозначу лишь внешние вехи — первый Новый год и первое Рождество в Оптиной.
Честно говоря, мы не то чтобы собирались или не собирались отмечать Новый год, но как-то было не до того. Шел строгий пост с долгими монастырскими службами. Питались скудно, вставали рано и уже в пятом часу утра шли на полунощницу. Земля еще спит, все тонет во мраке. Только вечные звезды на небе и «волсви со звездою путешествуют». Ноги шли в монастырь, а душа в Вифлеем, где в хлеву, в нищете, в бесприютности предстояло родиться Христу. Младенца уже ищут, чтобы убить Его. Душа сострадала скорбям Божией Матери, и вспоминалось из Гумилева:
Пусть плохо мне приходится,
* * *
Давно уже нет нашей общины, но интересны судьбы людей.
Кто-то стал иеромонахом, кто-то иеродиаконом, а большинство — простые монахи и иноки. Иные же избрали путь семейной жизни и теперь воспитывают в вере своих детей. Оптину пустынь все помнят и любят, а при случае бывают здесь. Словом, иногда мы снова собираемся вместе и радуясь вспоминаем те времена, когда было бедно и трудно, но ликовала душа о Господе, так щедро одарявшем нас, наивных духовных младенцев.
— Благодать была такая, что жили, как в раю, — вздыхает многозаботливый семейный человек Вячеслав, а в прошлом беспечный Слон.
— Хочется в рай, да грехи не пускают, — вторит ему Вадим. — А помните, что отец Василий говорил про рай?
Идеи литовского олигарха
«Дьявол — обезьяна Бога», — писал священномученик Ириней Лионский, поясняя, что лукавый в силу творческого бессилия не способен созидать свое, а потому искажает сотворенное Богом и старается пристроить возле церкви свою нечестивую «часовенку».
Вот и на Красной площади в Москве близ величественного собора Василия Блаженного есть такая «часовенка» — Мавзолей с трупом Ленина. В православных храмах есть мощи святых, и здесь тоже «мощи» — нарумяненная мумия «святого» вождя революции. Советских школьников в обязательном порядке водили в Мавзолей, а после поклонения мумии они должны были написать сочинение о величии вождя революции и воспеть его: «Ленин всегда живой, Ленин всегда со мной…» Но дети есть дети. И один простодушный ребенок написал в сочинении: «Ленин лежал в гробу, как пластмассовый». Сочинение сочли идеологической диверсией, и «диверсанту» крепко влетело сначала на педсовете, а потом дома. Словом, нас с детства учили врать.
Ленин был самым великим «святым» Страны Советов. Но кроме него были «святые подвижники» — у каждого поколения свои, но непременно окруженные тем ореолом святости, когда их неустанно величали в газетах и журналах, шло всенародное прославление, а гражданам вменялось в обязанность подражать им. Таким было когда-то движение стахановцев, названное так в честь шахтера Алексея Стаханова, выполнившего за смену четырнадцать рабочих норм. Позже было движение гагановцев — это в честь героини тех лет Валентины Гагановой, которая добровольно перешла в отстающую бригаду и вывела ее в передовые. В народе тогда пели частушку:
* * *
С годами многое забывается. А недавно я снова вспомнила Йонаса, прочитав пророчество преподобного Серафима Вырицкого: «Придет время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества».
Правда, мера богатства у каждого своя. По-настоящему богатых людей на планете не так много, и даже знаменитый список «Форбса» вполне исчерпаем. Основное население земли — люди среднего достатка. И однажды американские социологи провели эксперимент среди клерков среднего класса, подразделявшихся в свою очередь на клерков старших и младших. У старших были телефоны с особой кнопочкой-пупочкой, вешалки для одежды особенной формы и еще какие-то специальные мелочи, позволяющие им чувствовать себя своего рода «майорами» и «генералами» среди серого офисного планктона. И вот приходят однажды старшие клерки на работу, а у них обычные телефоны и вешалки, как у младших клерков. В деловом и в материальном плане этих людей никак не утеснили, но с них, если так можно выразиться, сорвали погоны офисного генералитета. Кому-то стало дурно, кто-то в панике пил валерьянку, а одного клерка в тяжелом состоянии увезли в реанимацию.
В том-то, вероятно, и заключается главная трагедия богоборчества, что здесь ничтожное превращается в великое и люди веруют в значимость престижной тряпки, телефона с особой пупочкой или такой вешалки, какой нет у «серых» людей.
Р.S. На днях увидела по Интернету видео, где шоумен читал похабные издевательские стихи про Ленина, а зал гоготал. Так вот еще раз о Мавзолее: раньше сюда приходили ветераны, по-своему любившие Ленина, а теперь приходят в основном «гогочущие». Можно любить или ненавидеть Ленина, но издеваться над покойным не в чести на Руси. Пора похоронить покойника. Давно пора.
Дребязги
Польское слово «дребязги», в переводе «мелочи», врезалось мне в память мгновенно во время налета польских таможенников на наш переполненный до отказа общий вагон. Разумеется, это был не налет, но таможенный досмотр с обязательной проверкой: а не вывозят ли господа из Польши вещи, не указанные в налоговой декларации? Тем не менее все происходило в форме погрома. Сначала погранцы с автоматами ногой распахнули дверь, а потом принялись пинать чемоданы, вышвыривая из них вещи. В воздухе замелькали упаковки колготок, футболок, шарфиков под многоголосый вопль пассажиров:
— Пан, то дребязги!
Оказывается, дребязги, то есть мелочи, не облагаются налогом, а везли чемоданами именно их.
Закончилось все очень быстро и мирно. Владелец чемодана с дребязгами (триста пар колготок) тут же собрал дань с пассажиров, а таможенники поблагодарили и элегантно отдали честь.
Про муравья
Стоят два маленьких братика в храме и видят: по полу ползет муравей. Младший брат, пятилетний Витя, задумался припоминая: собакам в церковь входить нельзя. И муравьям, наверно, нельзя? Хотел убить муравья, замахнулся, но старший брат, шестилетний Ванечка, остановил его:
— Что ты делаешь? Ты разве не понял? Муравей к Богу пришел.
Несдержанность
Один мой знакомый, преподаватель вуза, после смерти любимой жены год пребывал в отчаянном горе, а потом два года сожительствовал со своей аспиранткой. Именно в эту пору он крестился и стал таким пламенным православным, что редкий день не бывал в храме, а исповедовался и причащался еженедельно.
— Володя, — спрашиваю однажды с осторожностью, — а как вы исповедуете блудный грех?
— Как несдержанность.
Впрочем, через два года наш Володя обвенчался со своей избранницей, и сейчас, говорят, они счастливы.
Долгий запой
Тайну исповеди надо хранить. А потому батюшка рассказывал мне эту историю эзоповым языком и, разумеется, не называя имен:
— Женский алкоголизм — это геенна огненная. Мужики пьют, но хоть как-то держатся. А женщины спиваются и сгорают вмиг.
Помолчит, вздохнет и опять про то же:
— Подумать страшно: даже девушки пьют! Смотришь на нее — такая юная, нежная, а исповедуется как мужик: «согрешаю пьянством». У нее уже год запой!
«Державная»
2/15 марта, в день отречения от престола государя-страстотерпца Николая Александровича, в селе Коломенском (ныне это Москва) явила себя чудотворная икона Божией Матери «Державная». В «Сказании о явлении Державныя Божия Матери» говорится: «Зная исключительную силу веры и молитвы царя-мученика Николая и его особенное благоговейное почитание Божией Матери (вспомним собор Феодоровской иконы Божией Матери в Царском Селе), мы можем предположить, что это он умолил Царицу Небесную взять на Себя верховную, царскую власть над народом, отвергшим своего царя-помазанника. И Владычица пришла в уготованный Ей всей русской историей “Дом Богородицы” в самый тяжкий момент жизни богоизбранного народа».
Об иконе Божией Матери «Державной» написано так много, что, вероятно, не стоит повторять. А потому расскажу о фактах менее известных.
В Москве мы с сыном окормлялись у отца Георгия Таранушенко, ныне протоиерея и настоятеля храма Святых мучеников и страстотерпцев Бориса и Глеба в Дегунине.
* * *
А теперь расскажу о моем непререкаемом убеждении, что именно по милости Божией Матери «Державной» я куплю дом возле Оптиной пустыни. Но поскольку рассказывать о личном крайне неловко, то сошлюсь на такой пример. Однажды к преподобному Амвросию пришла заплаканная женщина и рассказала, что помещица наняла ее ходить за индюшками, а они у нее почему-то дохнут. Кто-то посмеялся тогда над женщиной, а старец сказал, что в этих индюшках вся ее жизнь.
Словом, жизнь есть жизнь и, вероятно, у каждого есть свои «индюшки», от которых одно огорчение. Вот и у меня, после того как мне благословили купить дом возле Оптиной пустыни, начались своего рода мытарства. Всю осень я настойчиво искала дом. В дождь и в слякоть часами ходила по улицам, расспрашивала людей, читала объявления, а потом в унынии возвращалась в Москву. Зимой стало еще хуже. Однажды в крещенские морозы я забрела на окраину Козельска и так отчаянно промерзла, что, не выдержав, постучалась в ближайший дом и попросила пустить погреться.
— Кто же в легкой обуви по морозу ходит? — захлопотала хозяйка Валентина Ивановна. — Вот тебе валенки, переобуйся немедленно. И чайку горячего, сейчас же чайку!
За чаем Валентина Ивановна рассказала, что после смерти матери она вместе с братом унаследовала ее дом. И после вступления в наследство — этой весной, 15 марта — они будут продавать его. Тут мне стало даже жарко от радости: ведь 15 марта — праздник в честь иконы Божией Матери «Державной». Вот он, «знак» и свидетельство о милости Царицы Небесной.
АЛЕКСАНДР СЕГЕНЬ
Крёстный
Раньше в деревнях детская смертность зашкаливала, и потому зачастую спешили окрестить младенца как можно скорее, а то, не дай Бог, уйдет некрещеным. Вот и меня, хоть я и родился в городских условиях, бабушка Клава понесла на первое в жизни Таинство, когда мне исполнилось всего две недели. Крестной матерью стала ближайшая подруга моей мамы Тамара Васильевна Кондейкина, а крестным — мой родной дядя, мамин брат Александр Тимофеевич. Как мне позднее рассказывали, во время крещения я проявлял невозмутимое спокойствие, не рыдал и не дрыгался, в отличие от множества иных подобных мне молодцов, но, когда священник погружал меня в воду, каким-то волевым броском умудрился цапнуть его за нос. Прощаясь со мной, батюшка заметил:
— Чадо благоразумное, но опрометчивое.
Возможно, это и есть кратчайшая формула моего характера.
Самый оригинальный способ убийства
Отец Афанасий не поверил своим ушам… Шла обычная исповедь. Одни старушки пытались доказать ему, что они совершенно безгрешны, а во всем виноваты зятья, мужья и родные сестры. Другие, напротив, уверяли, что грешнее их нет никого на белом свете. Одна принесла с собой, как обычно, свою греховную тетрадь, в которую ежедневно вписывала вереницы своих прегрешений, включая даже такие, как убийство мыши во сне с особой ненавистью. Мужчины вели себя, как всегда, сдержаннее, не рыдали, не били себя в грудь, не сваливали вину на жен и детей.
И вдруг этот незнакомец…
— Отец… Не знаю, как обращаться к тебе…
— Отец Афанасий.
* * *
Всю неделю отец Афанасий сам чуть волком не выл, гадая, придет или не придет убийца. Пришел. Да к самому началу исповеди. Никогда еще отец Афанасий столь вдохновенно не начинал общую исповедь, а когда к нему стали подходить под епитрахиль, все волновался, как сложится разговор сегодня. Вдруг скажет: «Капут, убил уже, не дождался решения твоего владыки»?
— Жив еще твой обидчик?
— Жив, гадюка. Ну что епископ сказал?
— А ты молитвы читал?
Исцеление
В наши дни мало кто верит в чудеса, и трудно убедить современного человека в том, что они случаются. И тем не менее я, современный человек, должен рассказать о чуде, случившемся со мной, и попытаться найти простые убедительные слова — без чего-либо, что может показаться лживым, надуманным или хотя бы слегка досочиненным.
Произошло это несколько лет назад, и я, писатель Александр Сегень, до сих пор не решался письменно засвидетельствовать чудо, ограничиваясь устными рассказами. Меня всегда останавливала мысль: либо не поверят, либо лишь сделают вид, что поверили. Либо — недоповерят.
С весны того года у меня начала болеть пятка. Я особо не переживал. Пройдет. Но не проходило, а, наоборот, болело все сильнее и сильнее. Пришлось идти к врачам. Они ставили разные диагнозы, прописывали мази, таблетки, но ничто не помогало.
Летом мы вдвоем с сыном Колей собирались поехать на три недели в Гурзуф, и я думал о море — оно меня часто спасало, многие болячки заживали, когда поплаваешь много дней подолгу, походишь по прибрежной гальке.
Дедов крест
Мой дед по материнской линии, Тимофей Степанович Кондратов, родился в многодетной крестьянской семье на Смоленщине, в ныне не существующем селе Высоцком Вяземского района, на границе с Сафоновским районом. Это — рядом с Изъяловым, Никулиным, Старым Селом, Богородицким, Артемовым, Черным, в среднем течении речки Вязьмы, правого притока Днепра. Крестили его в день апостола Тимофея — 22 января по старому стилю. У деда было четверо братьев: Арсений, Павел, Степан и Иван, — и сестра Евгения. Отец — Степан Семенович, мать — Анастасия Васильевна. Крепкая крестьянская семья, которую ветер революции разбросал по стране.
В 1915 году моего деда призвали на войну; он воевал на германском фронте, в рукопашном бою уложил немца, вел себя храбро и потерял мизинец и безымянный палец на правой руке, заслоняясь от вражеского штыка винтовкой. В приказе о награждении его солдатским знаком отличия ордена Святого Георгия сказано: «За доблесть в бою и умелое спасение жизни солдата Российской империи». Имелась в виду его собственная жизнь.
Моя бабушка, Клавдия Федоровна, в девичестве Карпушова, родилась в тех же местах, что и дед, и тоже в многодетной крестьянской семье. У нее было шесть сестер и один брат. За деда моя бабка вышла в возрасте шестнадцати лет вскоре после Рождества Христова 1919 года. А Тимофею Степановичу тогда исполнилось двадцать четыре. В первые годы дети у них рождались мертвые. Бабушка сваливала вину на свекровь, заставлявшую ее слишком много работать. Еще она как-то призналась мне, что, будучи девушкой, мечтала о старшем брате Кондрашовых — Арсении, а вышла за Тимофея после того, как Арсений женился на ее дальней родственнице Полине. Попав в дом мужа, она поначалу много плакала, вспоминая родной дом, своих добрых родителей, Федора и Ольгу.
В 1922 году мои дед и бабка стали жить своим домом, и через год у них благополучно родился первенец — Федор Тимофеевич. Затем, в 1928-м, появился на свет мой будущий крестный — дядя Саша, Александр Тимофеевич. А еще через три года родилась моя мама, Нина Тимофеевна.
МАРИЯ САРАДЖИШВИЛИ
Просто священник
Если хочешь узнать человека, не слушай,
что о нем говорят другие, — послушай, что он говорит о других.
Народная мудрость
* * *
Со временем у Варвары собралась целая коллекция подарков от отца Павла. Причем происходило это примерно так.
Идет Варвара по церковному двору, а в голове — очередная червивая каша из помыслов и всякой ненужной дряни. Подзывает ее батюшка со своей скамейки и подает иконку:
— На, держи, благословляю!
— Да не надо, — смущается духом противления по жизни гонимая. — Это ж дорогая штука. Может, кому другому нужнее.
* * *
…В Богословскую нежданно-негаданно явился мама [батюшка] Арчил со своей огромной паствой, слаженным мужским хором и «своими» клиросными в придачу. Точнее, не сам от себя явился, а его из Патриархии перевели по каким-то своим высшим соображениям. На лицах клерикалов и клира, точно, не было заметно духовного подъема по такому случаю. Даже совсем наоборот.
У отца Павла был прямо убитый вид. Варвара нашла этому простое объяснение. В деньгах собака зарыта. Теперь его дежурства уменьшатся, а с ними и требы, соответственно, которые и так проводятся по принципу «сколько дашь». Тарифов определенных нет. Да и как они могут быть, когда большинство прихожан безработные. Варвара по неуемности своей даже полезла с успокоениями:
— Да вы не переживайте, батюшка. Если вас сократят или еще чего, мы к вам на дом будем обращаться.
Но священник только отмахнулся от непрошеных утешений. Видно, там были какие-то другие резоны…
* * *
Варвара дальше выдумывала свои вопросы, вспомнив о популярности отца Павла среди малоцерковной публики.
— К вам обращаются представители разных слоев населения. Были ли случаи, когда к вам обращались уголовники?
— Редко кто из уголовников признаёт себя тем, кто он есть. Если это и бывает, то только боясь Божиего гнева. Помнишь, как один грабитель постоянно молился святителю Николаю об удаче в своих делах? И вот как-то гонятся за ним преследователи. Он бежит и видит перед собой гигантский труп лошади. Залез он внутрь, а сам молится: «Господи, пронеси!» Погоня прошла мимо. Вылез вор из нутра лошади и видит: стоит перед ним сам Николай Чудотворец. И спрашивает его: «Ну, каково там?» Вор с отвращением отвечает: «Погано». Святитель ему на это: «Такой смрад Богу и от твоей свечи!»
— Каковы типичные искушения для священника в повседневной жизни? — выдала Варвара очередной подвох.
* * *
Отец Павел перешел в вечность в 2010 году. У всех, кто его знал, было одинаковое чувство: «Какого человека мы потеряли!»
Время от времени по-разному о нем вспоминают. Сколько людей, столько мнений.
Инна:
— С отцом Павлом служить было легко. Хотя иногда неожиданно… Прихожу заранее к службе, чтобы книги открыть, посмотреть всё, а с клироса уже читают предначинательный псалом… И как хочешь готовься за двадцать секунд плюс ектенья. А тайные молитвы, даже евхаристические, он читал, наверное, в технике быстрого чтения, всю литургию пели в темпе венского вальса.
Метод воздействия
Возмездие за прощение обид больше
возмездия за всякую добродетель.
Преподобный Никон (Беляев)
Из "совкого" поколения
Пересматривая старые советские фильмы, нередко удивляюсь многим героям: хотя и в безбожное время жили, а видятся как настоящие христиане. Без пяти минут православные. И даже многие коммунисты и атеисты — просто готовая форма для горячего, убежденного верующего. Поменять знак — и перед нами христианин первых времен, бессребреник, мученик, проповедник. В героях советских фильмов и книг есть соль. Сегодня человек организует партсобрание, а завтра коснется его души Христос, и он положит партбилет на стол и умрет за Господа. Ему не сложно будет все отдать Ему — он и раньше все отдавал. Он положит душу свою за друти своя — он и раньше ее полагал. Ему даже богатства не нужно будет раздавать — он ничего не нажил. Ему не привыкать делиться и ставить ближнего впереди себя, а общественное выше личного — он это делает с детства.
Отец Димитрий Дудко, полжизни проведший в тюрьмах и гонениях за веру, был убежден, что коммунизм лучше капитализма: в коммунизме личность хотя и деформирована, но сохранна. А в развратном обществе личность разлагается. Безбожнику легче принять Христа, чем развращенному.
Людмила Селенская
* * *
— А какой у вас самый трудный случай был? — Варвара уже подустала от собственного непривычного молчания.
— Трудный? — задумалась Шалвовна, оборачиваясь к Варваре. — Да каждый из вас был «трудный случай». Одна ты чего мне стоила, сколько со мной препиралась в училище, пока я тебя затыкать не начала… А так, первое, что вспомнилось, — это моя Надька… Ее с десяти лет таскали по всему городу. Была в банде. Была в то время такая бандерша Изо на Авлабаре. Явилась она ко мне на первый курс, потом вдруг пропала на три недели. Оббегала я все, потом в детдоме мне сказали, в чем дело. Смотрю: появляется через какое-то время вся разодетая. Я ее спрашиваю: «Где ты была?» «В Ереване», — говорит. Ну, рассказала мне все. Эта Изо ее продавала. Я ей тогда сказала: «Решай сама, как ты хочешь жить. Вот твоя мать так пропала, а ее сестра живет и имеет семью. Могу тебя в другое училище перевести — и продолжай жить, как раньше». Она подумала и говорит:
* * *
Июль 2001 года. Палата военного госпиталя. На койке с серыми, застиранными простынями старушка с обрубком ноги — ампутацию пришлось делать, чтобы остановить гангрену, возникшую на фоне диабета. Старушка плохо слышит и почти ничего не видит. Сейчас она спит. Рядом Светлана Шалвовна. Пользуясь недолгим отдыхом, она рассказывает Варваре свои мытарства:
— Какая же она неподъемная! Вроде и веса нет, а от кровати не оторвешь… Дали маме мочегонное — я думала, конец мой пришел. Она мочилась каждые полчаса. Попробуй подними ее на это огромное судно, потом опусти. Мне ведь больше двух кило поднимать нельзя после той операции. У меня так все разболелось. Думаю: все, надорвалась. Лежу и молюсь: «Господи! Прикоснись ко мне Своею милостью!» И что ты думаешь? Боль вскоре прошла, будто ее и не было. Встала я другим человеком и давай ее белье менять. А она то плачет, то психует: «Что вы со мной сделали? Где моя нога?» Пытаюсь ее успокоить, а она свое.
Тут старушка проснулась и рассказ был прерван…
* * *
Диану такой альтруизм совершенно не удовлетворил. Даже, наоборот, разочаровал.
— Ох, подумаешь: клиенты по уборкам, ремонт в полторашке. Это бытовуха. Вы так уверенно говорите, будто у вас и правда что-то необыкновенное было.
Мастерша улыбнулась как человек, обладающий неоспоримым преимуществом.
— Диан, хочешь — верь, хочешь — нет, и необыкновенное у меня тоже было. Я два года подряд открытые небеса на Крещение видела. И еще Матерь Божию во сне. Вот слушай, как дело было. Я в Витебске родилась, папа туда после войны демобилизовался. Там на площади была церковь закрытая. Где перекресток улиц Ленина и Фрунзе. Склад в ней находился. Единственная действующая церковь тогда на Марковщине была. Мне очень хотелось туда попасть. Но родители меня туда, естественно, не водили. И вообще о Боге нам тогда никто не говорил. И вот как-то в семь лет я увидела сон. Будто нахожусь я внутри этой церкви и вижу перед собой большую Женщину в красном плаще с Младенцем. Вдруг все вокруг стало рушиться, а Она накрыла меня Своей одеждой. И только когда мне было шестнадцать лет и наша семья переехала в Грузию, я узнала, Кто мне снился. Здесь люди больше в церковь ходили. Не афишировали, конечно. Но таких строгостей, как в России, не было. Крестилась я тоже поздно. В зрелом возрасте.
Открытые небеса
Когда же крестился весь народ, и Иисус, крестившись, молился: отверзлось небо, и Дух Святой нисшел на Него в телесном виде, как голубь, и был глас с небес, глаголющий: Ты Сын Мой возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!
Лк. 3, 21-22
Где ты пропадаешь? У нас тут чудо самое настоящее произошло. — Такими словами встретила меня моя соседка Тамрико на Крещение и принялась рассказывать.
* * *
Что же касается исполнения желаний, то в том же году дочке соседке Тамрико разные люди подарили три Барби. Сейчас она выросла и в куклы уже не играет. Что загадал ее старший брат, так и осталось секретом.
Что же касается их матери, то через год на Крещение у нее была срочная работа, некогда было на небо смотреть.
АЛЕКСЕЙ СОЛОНИЦЫН
Бедный Юрик
Это произошло в послевоенные годы, в самом центре моего родного города. Он находится на Волге и на карте моего творчества назван Кручинском.
Здесь, на улице Ленинградской, рядом с Военторгом, находился магазин, где продавались велосипеды и запасные части для них. Еще продавался мотоцикл, сверкающий красными полированными боками. Он стоял между стеклянной витриной и прилавком, с правой стороны зала, так, что его можно было рассмотреть и с улицы, и в самом магазине. У мотоцикла всегда толпились люди, по большей части мальчишки, глазевшие на никелированный руль, кожаное сиденье, черные колеса. Глазели и на велосипеды, выставленные здесь же, за оградкой, куда пускали только тех счастливцев, у которых находились деньги на покупку новеньких чудесных машин. Да и сам магазин тоже был новым — мирная жизнь налаживалась.
Юрка, или Юрик, как его звали на улице, подкатил к магазину на собственном велосипеде, им самим собранном. Он сумел выправить проржавевшую раму, погнутый руль, заменил колеса, и получился у него из выброшенного на помойку отличный велик, или «лайба», как мы еще называли велосипеды. О «доходяге» мимоходом сказала Юрику мама, дворничиха тетя Клава, и Юрик мигом помчался во двор и приволок домой велосипед-калеку.
Тетя Клава лишь горестно вздохнула и не стала бранить сына. Наоборот, видя, с каким усердием Юрик взялся за ремонт велика, всякий раз поощряла его то рублем, то трешницей, когда Юрик говорил, что надо бы купить новые шины или еще что-нибудь для велика, который с каждым днем приобретал все более нормальный вид.
Наследство
С годами в душе неожиданно просыпаются, казалось бы, давно забытые факты собственной биографии. И предстают они совсем в ином свете — свете Христовой веры, которая, как маяк, освещает ушедшие в темноту годы.
Вот недавно и мне вспомнилась история нашей с братом юности, которую я и хочу рассказать. Потому что я совсем иначе стал понимать смысл того, что произошло с нами более полувека назад, когда я оканчивал факультет журналистики Уральского университета, а брат — театральное училище при Свердловском (ныне Екатеринбургском) академическом театре драмы.
Приближались новогодние праздники, но они не радовали сердце. Мало того, что у нас ни копейки не звенело в карманах, так даже занять было не у кого. Все разъехались: кто на праздники, кто на преддипломную практику. Где-то я все же достал денег на хлеб и баночку килек в томатном соусе и пришел в общежитие к брату.
В просторной холодной комнате стояло семь аккуратно заправленных коек, лишь восьмая, крайняя, оказалась голой. Анатолий пристроил матрац к батарее парового отопления и, прижавшись к ней спиной, закутавшись одеялом, что-то читал.
Полёт
В жизни каждого из нас есть такой человек, который оказал решающее воздействие на выбор пути, по какому тебе предстояло идти. И если задуматься, то непременно вспомнится день, когда душа твоя встрепенулась, проснулась ото сна. Словно тот человек толкнул часы, которые остановились, и они начали свой ход, двинулись и вы пошли вперед, уже радостно зная, по какой дороге идти.
Таким человеком в моей жизни был старший брат Анатолий. Вместе мы росли, я догонял и перегонял его — и снова отставал. Все наши увлечения, привязанности: почтовые марки, книги, кино, театр, — были общими. Толя во всем был лидер, а я шел за ним.
Он был заводилой и смело менял свой путь, если что-то его сильно увлекало. После седьмого класса он бросил школу, недолго проучился в строительном техникуме, пошел на завод, а потом, когда выбор цели окончательно определился и он решил стать актером, снова вернулся в школу и экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости.
В Театральный институт его трижды не принимали. После каждого провала он шел куда-нибудь работать — то корчевал пни в Ивановской области, то вербовался в геологическую партию, то устраивался еще на какую-нибудь работу. Я уже учился на факультете журналистики Уральского университета, когда в Свердловске, нынешнем Екатеринбурге, при драмтеатре открылась театральная студия.
