Вновь, или Спальня моей госпожи

Сейдел Кэтлин Жиль

В романе причудливо переплетаются судьбы героев мыльной оперы с жизненными перипетиями ее сценариста и исполнителей главных ролей. Занимательность фабулы, изысканность композиции, элегантность изложения и тонкий юмор автора не оставит читателя равнодушным.

Это один из лучших образцов современной американской «дамской прозы».

ЭРИКЕ И АЛИСОН ЖИЛЬ

1

— А ты знаешь, что про него говорят? — вопрошал Джордж, исполнительный продюсер, в какой-то степени босс Дженни.

— Знаю, но он просто потрясающий.

— Его считают невыносимым, крайне требовательным. — А это уже Томас, ведающий распределением ролей в шоу. Они с Дженни были давними друзьями, еще с тех самых пор, как оба начинали скромными ассистентами режиссера.

— Может быть, люди, называющие его невыносимым, сами немногим лучше?

— Но ты никогда с ним не сталкивалась. Мы можем влипнуть в крупные неприятности. Овчинка выделки не стоит. — Это уже Брайан. Самый близкий друг Дженни.

2

Алека полностью захватил ритм работы. После чтения вслух в репетиционной сцена «оживлялась» — режиссер делал мизансцену, показывал актерам, куда и как двигаться, под каким углом к ним будет находиться объектив телекамеры. Потом переходили на студийный этаж, где все сцены тщательно выверялись при помощи таймера и оговаривались детали костюмов. Затем начиналась работа над новой серией. Те, чьи сцены в списке стояли первыми, сразу шли в гримерную. Остальные отправлялись в гримуборные повторять текст. Ну, а те, кому делать было нечего, топали в актерскую — пить кофе и резаться в бридж.

Если работа над шоу поставлена кое-как, то день всегда совершенно непредсказуем и дико утомителен, а течение его подобно яростному потоку, несущему обломки коряг. Но если работа организована хорошо, то течение рабочего дня сродни полноводной реке, по фарватеру которой опытные пловцы и хорошие гребцы без труда продвигаются к желанной гавани.

Каждый день заканчивали серию. Причем на логической паузе. Алек уже снимался в кино, в рекламных роликах, в телеспектаклях — то есть перепробовал практически все, что может делать актер. И все-таки ничто не приносило ему такого удовлетворения, как удачный съемочный день в хорошей мыльной опере. Мыльные сериалы — не для тех, кто во всем стремится к совершенству или жаждет разнообразия. А для него — в самый раз.

В первой серии ему почти нечего было делать — он должен был просто мелькать в кадре, чтобы зрители привыкли к новому лицу. Замена актера — дело серьезное. Во всех сценах его партнером был лорд Робин, младший брат Лидгейта — его играл Рэй Бьянчетти. Робин рассказывал Лидгейту о печальном финале романа Джорджианны и Перегрина. Это называлось «пересказ» — с их помощью зритель, потерявший нить повествования или просто случайно взглянувший на экран, схватывал смысл происходящего.

Алек еще не вошел в роль Лидгейта. Но во взаимоотношениях братьев прекрасно разбирался. Он хорошо помнил, что Брюс, его старший брат, терпеть не мог, если младшие — Гордон, Алек или Росс знали что-то ему неизвестное.

3

Дженни была прекрасно осведомлена о больничной жизни. В каждом из ее сериалов, кроме, вероятно, последнего, обязательно бывали сцены в больнице. К тому же ее первый босс была сторонником скрупулезной точности во всем, вплоть до деталей. А сама Дженни попала в больницу впервые. Никогда прежде на ее запястье не надевали пластиковый браслет. Никогда она не лежала на больничной койке.

Одиночество больно ранило ее. Она не была к нему готова. В мыльных операх больничные палаты всегда полны народу — врачи, медсестры и посетители, толпы посетителей… И если больной просыпался в три часа ночи, то какой-нибудь верный друг уже припадал к его ложу. Можно было начинать сцену.

Но прошлой ночью, когда Дженни проснулась в три часа, на стуле никто не сидел. Она была одна в серых стенах больничной палаты.

Наутро оказалось, что стены выкрашены в унылый голубой цвет. Палата была полна цветов. Это выглядело весьма мило, но одиночество не покидало Дженни. Приходил Алек, но ушел, когда появился Брайан. А у Брайана как всегда уйма дел, к тому же сегодня у него съемочный день, задерживаться он не мог, — и вот она снова одна… Дженни решила было позвонить отцу. Услышав его голос, она не чувствовала бы себя такой заброшенной. Но он и не подозревал о ее беременности. Узнав о выкидыше, он очень огорчится. А ведь она всегда старалась не причинять ему тревог. Вот если бы у нее была мать… Но тогда вся жизнь Дженни была бы иной…

4

Брайан все еще сидел в палате, когда пришел врач и объявил, что Дженни выписывают.

— Вам нужен покой до конца недели, — сказал он. — Вы можете поработать дома? — ему была известна профессия Дженни.

Она утвердительно кивнула. Ей хотелось лежать в постели, чтобы к ней относились как к тяжело больной, хотя бы пару дней…

— Но ее же выдвинули на «Эмми»! — запротестовал Брайан. — Церемония вручения завтра вечером. Она должна пойти!

Врач помолчал. Он явно был против. Но «Эмми» — высшая награда за заслуги в области телешоубизнеса. Он повернулся к Брайану:

5

На следующее утро после церемонии, в пятницу, Дженни чувствовала себя ужасно. Во рту было мерзко, что-то давило на глаза изнутри. Она присела на краешек кровати. Почему бы не проводить такие мероприятия по субботам, чтобы наутро людям не надо было идти на работу? Но она знала ответ — потому что по пятницам гораздо больше народу смотрело телевизор.

Дженни спустилась в кухню. Брайан уже сидел за длинным сосновым столом и заучивал свои реплики — перед ним лежали листки с текстом. Его темные волосы были влажными после душа. На рукавах рубашки — свежие складочки. Похоже, он вполне работоспособен, в отличие от нее.

Переделка кухни длилась уже целую вечность. Дженни тяжело опустилась на стул:

— Сегодня придут рабочие?

— Нет, — ответил Брайан, — еще не подвезли кафель для стенки над раковиной.