Как-то незаметно промелькнули два сладких мгновения под названием «суббота» и «воскресенье», в которые я позволила себе полностью расслабиться. Это ничегонеделанье слегка утомило меня и, обнаружив в понедельник с утра, что в холодильнике, образно выражаясь, «мышь повесилась», я отправилась за продуктами. Теперь, выйдя из лифта с двумя набитыми пакетами, я наткнулась на маленький серый и ужасно пушистый комок, который сидел у моей двери и, по-видимому, кого-то ждал.

— Эй, зверюга, ты ко мне? — спросила я, открывая дверь. Котенок в ответ лишь отрывисто мяукнул и, как только щель оказалась совместимой с его габаритами, пулей влетел в квартиру.

— Ты скромный, однако, парень, — рассмеялась я. — А может быть, вовсе и не парень?

Я поставила пакеты на стол и взяла пушистого зверя в руки. Осмотр меня удовлетворил.

— Если бы ты был девчонкой, я бы огорчилась.

Только переступив порог своей квартиры, я впомнила, что меня тут одинокая живая душа поджидает. Серый котенок подбежал и начал тереться о мои ноги в тоскливой надежде получить что-нибудь съестное. Что и говорить, не привыкла я заботиться о ком-нибудь… А кстати — пора позаботиться и о себе, поскольку Душечкиных пирожков, несомненно, меня подкрепивших, мне, при моей неуемной физической энергии, было явно мало. Требовалось что-то поконкретней. При виде толстых аппетитных сосисок, добытых мной из холодильника, кот прибавил громкость.

Пока сосиски барахтались в воде, а живность, которая завелась у меня в доме, с упоением поглощала свою — холодную — порцию мясного, я выудила из сумки старую тетрадь и приступила к ее детальному осмотру. Пожалуй, со словарем можно разобраться. Хотя что может дать мне прочтение дневника Самохвалова, я еще не знала. Но была уверена, что игнорировать подсказку интуиции — значит тормозить дело.

Судя по датам, дневник Самохвалов начал писать в старших классах школы и закончил приблизительно в двадцать четыре года. Учитывая настрой, который столь явно просматривался в его прозе, я ожидала и здесь найти красочное описание множества врагов, подкарауливавших за каждым углом. Но когда начала переводить предложение за предложением, оказалось, что в молодости Самохвалов имел более миролюбивый и покладистый характер.

Тетрадь была исписана почти до конца — автор делал записи достаточно часто. Поняв, что все одолеть за короткий срок я не в состоянии, решила начать с середины и выборочно искать «нечто», прямо или косвенно связанное с убийством. В своих кратких изложениях Василий Иванович был достаточно откровенен, и наверняка я являлась первым человеком, узнавшим его истинные чувства и мысли.

Надо же, я так увлеклась переводом, что азарт заглушил навязчивые мысли о еде, и только запах паленого заставил меня очнуться. Если бы у меня был муж, то давно прибил бы за то нудное постоянство, с которым я ухищряюсь портить продукты. И даже самый негуманный суд в мире его бы оправдал. Но, к счастью, вода в кастрюльке только выкипела и сосиськи оказались вполне съедобными, совсем чуть-чуть поджаренными. Перекусив таким образом, я вернулась к самохваловскому дневнику.