Наконец, к III тысячелетию Варлам Шаламов вступает в жизнь после смерти реабилитированным. Двадцать лет тюрем, лагерей, истязаний и бесправия. Можно успокоиться — он ни в чем не виноват.
«19 февраля 1929 года я был арестован. Этот день и час я считаю началом своей общественной жизни — первым истинным испытанием в жестких условиях»,
[1]
— так писал Шаламов о начале своего первого срока.
Ему не было и двадцати двух лет. Свобода, Равенство и Братство всех людей казались возможными и достижимыми, да и что стoит человек, который в двадцать лет чужд этой благороднейшей мечты человечества? А пойти за эти идеалы в тюрьму, на каторгу юный Шаламов считал великой удачей: «Я надеялся, что и дальше судьба моя будет так благосклонна, что тюремный опыт не пропадет. При всех обстоятельствах этот опыт будет моим нравственным капиталом, неразменным рублем дальнейшей жизни».
[2]
Наверное, он прав. Закалка первым лагерным сроком позволила ему устоять нравственно и там, на Колыме, где большинство заключенных не могли противостоять нравственному растлению.
Но тогда, в 20-е, штурм неба казался возможным.
Под оком стукача
Следующая предлагаемая вниманию читателей публикация являет собой новый литературный жанр: донесения осведомителей.
Освобожденный из лагеря В.Т. Шаламов находился, как видим, под надзором даже после его реабилитации 18 июля 1956 года.
В Москве и Калининской области донесения поставляет некто И., однако он, видимо, имеет общих знакомых с Шаламовым в Магадане. Варлам Тихонович осведомляется у него, где теперь Лоскутов (донесение от 23 декабря 1957 года).
Может быть, И., — лицо собирательное. Однако тот факт, что о наиболее часто посещавшем Шаламова колымчанине И. умалчивает, позволяет сделать определенные выводы.
