Понедельник, 1 сентября 1941 г.

Сегодня закрыли все коммерческие магазины. Нормы продуктов по карточкам снова снижены. Необходимо добывать припасы другими путями. Многие ездят в окрестности, свободные от немцев, собирают там картофель и овощи на полях, оставленных населением.

Пятница, 5 сентября 1941 г.

Вернулись в доисторическую эру: жизнь свелась к одному – к поискам пищи. Подсчитала свои продовольственные ресурсы. Выходит, что моих запасов еле-еле хватит на месяц. Может быть, позднее положение изменится. А на какую перемену надеюсь – сама не знаю. Теперь вплотную подходим к самому страшному голоду. Завтра собираемся с Любочкой Тарновской поехать за город менять папиросы и водку, полученные нами в ларьке на улице, напротив дома.

Воскресенье, 7 сентября 1941 г.

Пятница, 3 октября 1941 г.

Новая норма хлеба: 125 граммов для служащих и иждивенцев, 250 граммов для рабочих. Наша порция (125 граммов) – небольшой ломтик, как для бутерброда. Теперь мы начали делить хлеб между всеми домочадцами – каждый хочет распорядиться порцией по-своему. Например, моя мать старается разделить свой кусок на три приёма. Я съедаю всю порцию сразу утром за кофе: по крайней мере, хотя бы в начале дня у меня хватает сил стоять в очередях или доставать что-нибудь путём обмена. Во второй половине дня я уже теряю силы, только лежу.

Сегодня зашла к одной подруге и узнала, что ночью умер её муж. Когда спросила отчего, она ответила очень просто: умер с голоду. Лёг вечером спать, она думала, что он заснул, а утром посмотрела – он мёртвый. Неужели всех нас это ожидает?

Никаких изменений на фронте нет. Немцы окружили город. Бомбят каждый день с немецкой аккуратностью – ровно в семь часов вечера. Вероятно, хотят нас взять измором. Моментально после сигнала тревоги сыплются бомбы. Наша оборона даже предупредить не может. Хотя подвал отнюдь не защита, но стадное чувство гонит нас вниз.

Примечание: Здесь у Е. Скрябиной смещение по времени. Такая норма была введена в конце ноября 1941 г. См. запись А. Бурова от 20.11.41 г. – Ю. Л.

Суббота, 1 ноября 1941 г.

Ежедневно около семи часов вечера воют сирены. Моя мать спешит пообедать к шести часам. Потом собирает самые необходимые вещи и сидит в пальто, наготове. Уверяет, что это ей напоминает сборы к пасхальной заутрене. С первым сигналом тревоги перебираемся вниз. Соседи перетаскивают с креслом больного дядюшку, со стоном плетутся старухи. Особенно стонет наша бывшая домовладелица, которая с нетерпением ждёт немцев. Потом сыплются бомбы, разрушается прелестный, лучший город нашей страны.

Понедельник, 3 ноября 1941 г.

Почти все мужчины стали нетрудоспособными, многие уже слегли. Давно не поднимается с постели наш дворник, дворы вообще перестали приводить в порядок. Повсюду сплошная мерзость запустения. Почти каждый день сообщают, что умер тот или иной знакомый. В нашем доме уже умерло несколько человек. Мы ждём выдачи каких-либо продуктов к Октябрьской годовщине. Об этом много говорят. Надеются на масло, вино, сладости.

Четверг, 6 ноября 1941 г.

Понедельник, 1 декабря 1941 г.

Наш любимый дворник совсем плох. Сегодня отнесла ему тарелку каши, которая сварена из пшена, полученного от Маруси. Он не может нахвалиться Юрой. Так и говорит: «Могу спокойно болеть, за меня Юрочка всё сделает».

Суббота, 6 декабря 1941 г.

Ночью пришлось пережить нечто такое, чего до сих пор не было. Я легла спать около десяти часов вечера. Выключила радио, как это обычно делаю, чтобы не слышать гудков тревоги, потому что в последнее время чувствую, что силы начинают покидать меня.

Я не в состоянии проводить вечера и часть ночи на стуле в подвале, качаясь от сна. Из-за этого у нас уже было несколько неприятных разговоров с двоюродной сестрой Людмилой, которая живёт у нас и спит в соседней с моей комнате.

Четверг, 1 января 1942 г.

Вчера мы встретили Новый год. Трудно представить себе более мрачную встречу. От предпраздничной выдачи у нас ничего не осталось. Да и сама выдача была крайне бедной. Нам выдали по бутылке красного вина и по маленькому пакетику конфет.

Решили не ждать традиционных двенадцати часов – легли спать в десять. Спим в комнате с выбитыми окнами. На ночь не раздеваемся, а наоборот, надеваем на себя всё, что только можно. Я, например, сплю в меховой куртке, в большом платке и в валенках, а сверху ещё прикрываюсь одеялами. Рядом кроватка Юрочки. У него виден только носик, прислушиваюсь к его дыханию, проверяю – жив ли он.

Около двенадцати проснулась от какого-то шороха. Увидела мужа: он сидел за столом в шинели. Перед ним одиноко горела свечка. Сгорбленный, усталый, он глядел в одну точку. Сердце могло разорваться от жалости к нему и к нам, и ко всем другим, попавшим в страшную мышеловку. Перед мужем на столе лежали три чёрных солдатских сухаря. Это – принесённое им новогоднее угощение. Захотел этот вечер провести в семье. Ведь существует же поверье: с кем встретишь Новый год, с тем на весь год и останешься...

В эту ночь я так и не заснула. Мысли лезли в голову и не давали покоя. Обидно и нелепо казалось умереть от голода, а надежд на благополучный исход уже не было. Силы покидают нас с каждым днём.