Три миллиарда лет… Неизмеримая бездна времени, которую не в силах объять ни разум, ни чувства… Она отделяет нашу эпоху от тех событий, которые положили начало звездным цивилизациям, от первотолчка, исходного импульса, разбросавшего в Галактике семена жизни. И от истоков великого сражения, ареной для которого стала гигантская звездная спираль, на периферии которой мерцала золотистая точка — солнце Земли.

Существовали — и существуют — другие огромные звездные острова, во многом подобные первой Галактике. Но лишь еще один из них отмечен особо, ибо на нем также появилась мыслящая жизнь, стремившаяся к определенным целям, которые представлялись носителям разума единственно верными и достойными их усилий. Но если первая Галактика, над которой властвовала планета Аризия, принадлежала нашему миру, нашей Вселенной, то другая, в пылающем чреве которой таился Эддор, перенеслась в нашу реальность из иного пространственно-временного континуума, из неведомых далей, скрытых завесой чудовищного расстояния и времени. Это произошло около трех миллиардов лет назад — плюс-минус пару сотен миллионов в ту или другую сторону, которые не значили ничего по сравнению с таким огромным темпоральным интервалом. Ошибка в десять процентов, сколь большим временем она бы не выражалась, была несущественной для тех бессмертных созданий, что населяли Аризию и Эддор.

Слушайте. Члены Внутреннего Круга: где бы вы ни были и чем бы вы ни занимались, — передавал Владыка. — Анализ поступившей информации показывает, что в целом Великий План воплощается в жизнь вполне удовлетворительно. Существуют, однако, четыре планеты, на которых нашим агентам не удается контролировать ситуацию: Сол III, Ригель IV, Велантия III, Полэн VII. Все эти миры находятся в иной галактике. То, что происходит в нашей, не вызывает проблем.

Первая из четырех названных планет развивается особенно быстро. За незначительное время, прошедшее с момента предыдущей инспекции, ее население овладело атомной энергией и двинулось по пути, который абсолютно не соответствует нашим основным принципам. Наши агенты, посчитавшие, что сумеют обойтись без докладов вышестоящим и вызова помощи, должны быть строго наказаны. Неудача — какая бы причина ни вызвала ее — недопустима.»

Ментальный голос Владыки, сухой и резкий, достиг каждого из советников; сейчас он гудел угрожающими ударами колокола.

«Гарлейн, член Круга, ты займешься Солом III. Немедленно! Ты можешь предпринимать любые действия, чтобы восстановить порядок на планете — ниш порядок. Изучи данные об остальных трех мирах; каждый из них может в ближайшем будущем доставить нам неприятности. — Сделав паузу. Высочайший метнул новую мысль:

Как два высокопоставленных чиновника какого-нибудь министерства, встретившись в клубе для избранных, праздно судачат о политике, так и Владыка Эддора проводил время с Гарлейном — за чем-то вроде эддорианского эквивалента беседы. «Ты хорошо поработал на Земле, — отметил Высочайший. — В трех остальных мирах тоже, но с этой планетой намечалось больше неприятностей, чем с ними вместе взятыми. Когда эти последыши цивилизации атлантов так тщательно и добросовестно покончили друг с другом, я думал, что заодно покончено и с тем, что они называли «демократией». Но похоже, что с этой идеей расправиться нелегко… — ментальная аура Владыки была пронизана отвращением. — Надеюсь, Гарлейн, ты полностью контролируешь ситуацию в их новой империи, в этом Риме?»

«Абсолютно. Митридат, Сулла, Марий, Ганнибал, Цезарь — все они являлись моими ставленниками. Руками этих полководцев, жаждущих крови и власти, я уничтожил практически все толковые мозги в Риме и его диаспоре. Я превратил так называемую демократию в бессмысленный лай толпы голодранцев. А Нерон — мой Нерон — покончит с ней раз и навсегда. Рим погибнет, погибнет быстро и неотвратимо; то, что уничтожит Нерон, будет невозможно восстановить.»

«Хорошо. Перед тобой действительно стояла тонкая и сложная задача.»

«Не столь уж сложная…, правда, работать приходилось весьма напряженно. В этом-то и состоит вся трудность общения с короткоживущими расами. Они существуют не дольше мига — и так быстро меняются, что трудно не выпустить их из-под контроля. Я хотел было немного отдохнуть, но чувствую, что еще рано. Надо ждать — ждать, пока они не постареют, не остепенятся и не изживут все вредоносные идеи.»

Воздушный бой подходил к концу. Капитан Ральф Киннисон, забияка и грубиян, мертвой хваткой вцепился в рычаги управления. Самолет с отстреленными закрылками казался адски тяжелым и неповоротливым. Но еще можно было продержаться — пилот не был ранен, а машина пока не загорелась. Киннисон сделал резкий вираж, бросив самолет вниз и в сторону; затем он услышал звон пуль, ударившихся о его мертвый мотор. Загорелся? Слава богу, пока нет. Может, ему удастся посадить эту груду металла…

Медленно, слишком медленно крен начал выравниваться; машина ринулась к полю внизу и спасительной, словно влекущей к себе канаве. Если они не достанут его на следующем заходе…

Позади раздался грозный рокот. Господи, пулеметы! Киннисон весь сжался, ожидая взрыва, но ничего не произошло — видимо, целили не в него. Мотор ему повредили недалеко от линии фронта, и теперь главный вопрос заключался в том, на чьей территории он приземлится. Судя по выстрелам, свои были близко.

Шасси почти касались земли, когда невероятным усилием он заставил самолет поднять нос кверху; его скорость резко упала, Машина подпрыгнула, ударившись о землю, но затем Киннисон выровнял ее и покатил по полю — сказалась старая сноровка, Ральф несколько лет участвовал в гонках на мотоциклах. Совершая фантастические виражи, он почувствовал волну жара — пуля, наконец, нашла бак с горючим. Обстрел продолжался; пули зарывались в землю, свистели у затылка, отскакивали от крыльев. Но канава была уже близка. Ее вонючие топкие берега и гнилая стоячая вода были единственным спасением для Киннисона — небо над ним разрывалось от воя вражеских машин и пулеметного стрекота. Киннисон уже медленно погружался в спасительную грязь, когда раздался чудовищный грохот. Видно, одному из «Гансов» не повезло!

Пальба неожиданно затихла.

Ральф Киннисон, еще мгновение назад спокойно лежавший на диване, в волнении заметался по комнате. Его жена, пышная брюнетка Сони Киннисон, мерно покачивалась в кресле-качалке и следила за мужем внимательными карими глазами. Вечер этой дружной любящей четы был испорчен только что прозвучавшим по радио сообщением.

— Пирл Харбор! — прорычал он. — Как! Как им позволили зайти так далеко!

— А наш Фрэнк! — всплеснула руками Сони. Она не слишком беспокоилась за мужа, ведь он был рядом с ней, а вот их сын Фрэнк… — Его призовут?

— Ни в коем случае. — Киннисон не размышлял, а говорил с полной уверенностью. — Инженер-изобретатель из Локвуда? Он, конечно, захочет повоевать, но всем, кто имеет отношение к аэронавтике, придется сидеть дома.

— Говорят, эта война долго не продлится. Да, милый?

— Теодор Киннисон! — С экрана визиофона на Теодора смотрело спокойное мужское лицо. Плохо понимая спросонок, что произошло, он потянулся к кнопке связи, но проснувшаяся первой жена его опередила.

— Слушаю, — ответил он, понимая, что теперь говорящий видит его заспанную недовольную физиономию.

— Операция «Снегирь». Они идут над полюсом.

— Операция «Снегирь» — вызов принял! — рявкнул, вскакивая, Тед. Экран погас. Он повернулся к жене и замер, пораженный отчаянным и безнадежным выражением ее лица: расширенные глаза, в которых затаился ужас, бледные, как мел щеки, капельки пота на висках, руки нервно прижаты к груди. Симона была исключительно красива — высокая, стройная блондинка с соломенными волосами и ярко-голубыми глазами, — но в этот момент она выглядела испуганной девчонкой, не знавшей, что же ей делать.

— Спокойней, девочка, спокойней, — шепнул Тед, привлекая ее к себе, — все будет хорошо, крошка, не волнуйся.

Межпланетный крейсер «Гиперион» стремительно мчался в ледяной тьме, с каждой секундой удаляясь от Земли. Стоя на мостике, в централи управления, капитан Брэдли пристально следил за россыпью разноцветных огоньков на приборных панелях, полукольцом охватывающих переднюю часть отсека. Внезапно прозвенел зуммер, и капитан, нахмурив брови, бросил взгляд на короткое сообщение, выведенное на экран его дисплея оператором связи. Он кивнул вахтенному офицеру, и тот, получив это молчаливое разрешение, наклонился над плечом Брэдли и прочел: «Сообщения разведпатрулей остаются негативными».

— Остаются негативными… — задумчиво произнес офицер. — Но ведь они уже прочесали более обширный район, чем сектор возможного обнаружения обломков… Совершенно необъяснимые исчезновения — сначала «Диона», потом «Рея»… И оба корабля — за один месяц! Пусть от них не осталось ни единой спасательной шлюпки, но хотя бы обломок микросхемы!..

Мне это совсем не нравится, сэр. Одна авария может быть случайностью, но две… — он умолк.

— А на третий раз это уже становится закономерным, — закончил его мысль капитан. — Меня больше всего тревожит внезапность катастрофы. Ведь ни один из лайнеров даже не послал сигнала бедствия — я уж не говорю о каких-либо сообщениях! Их управляющие комплексы просто переставали выдавать координаты — и все! — Брэдли раздраженно потер подбородок. — Однако у них не было ни наших следящих мониторов, ни нашего вооружения. Сейчас, судя по докладам с наблюдательных постов, мы в чистом эфире, но будь я проклят, если стану им доверять — любому из этих подслеповатых лодырей от Луны до самого Марса! — он взглянул на вахтенного. — Вы получили новые указания?

— Разумеется, сэр. Задействованы все следящие мониторы и три линии барьерных экранов, эмиттеры полностью укомплектованы расчетами, десантные группы готовы Любой обнаруженный нами объект будет немедленно идентифицирован, каждый корабль — предупрежден. Тот, кто попытается пересечь контрольную зону, попадет под огонь наших орудий.

Клио шла через холл, сопровождаемая своим безмолвным стражем и лихорадочно озиралась по сторонам в поисках хоть какой-нибудь лазейки для побега. Но осуществить это намерение ей не удалось — внезапно ее локти оказались сжатыми как в железных тисках.

— Бесполезно. Ты не можешь ни убежать, ни сделать что-либо, противоречащее желаниям Роджера, — бесцветным голосом роинформировала Клио спутница и щелкнула каким-то переключателем, освободив тем самым ее руки.

— Любое его желание — закон, — продолжала она, шествуя алее по коридору. — Чем раньше ты поймешь, что необходимо в опасности и как можно быстрее выполнять его указания, тем проще и длиннее будет твоя жизнь.

— Воображаешь, что испугала меня? — запальчиво воскликнула девушка. — Я не хочу жить — и свое желание смогу исполнить, когда захочу!

— Очень скоро ты убедишься, что это не так, — монотонно продолжало бесстрастное создание. — Если же будешь продол-гать упорствовать, то вызовешь гнев Роджера — и тогда ты будешь молить о смерти как о благе, но не получишь ее — пока этого не пожелает Роджер. Взгляни на меня: я не могу умереть. А вот воя комната. Ты будешь оставаться здесь до тех пор, пока Роджер не даст на этот счет дальнейших указаний.

Один из новейших кораблей Трипланетной Лиги — тяжелый крейсер «Чикаго» из Североамериканского дивизиона земного флота — уже пять недель патрулировал отведенную ему область пространства. Вскоре крейсер должен был вернуться на космодром вблизи города, в честь которого он получил свое название; там уставшая от бесконечной пустоты команда сможет месяц отдыхать и развлекаться, чтобы затем вновь приступить к своей монотонной работе.

Сейчас экипаж занимался обычным делом — следил за метеоритами и астероидами, которые могли бы помешать космической навигации, не забывая, однако, проверять все суда, возникавшие на следящих мониторах. «Чикаго» являлся боевым кораблем, мощной машиной разрушения, и его основной задачей была охота за любыми космическими аппаратами с планет, еще недавно пытавшихся ввергнуть Трипланетие в чудовищный хаос войны. Каждый встреченный транспорт изучался дважды: с помощью экранов слежения и прицельной рамки лучевых мультиплексных эмиттеров.

В один из дней долгого и скучного патрулирования на пульте вдруг вспыхнула ослепительная алая лампочка, и вслед за этим корабль потрясли оглушительные звуки сирены. Затем по внутренней связи началась трансляция сигналов гибнущего поблизости корабля.

«Тревога! «Гиперион» подвергся нападению! Затоплен Видва… В пространстве нет ничего подозрительного, но…»

Незаконченное послание было прервано мерным гулом помех, и точка, обозначавшая на экранах положение «Гипериона», погасла. Наблюдатели, навигаторы, и просто любопытные, заглянувшие на мостик, словно окаменели. Даже сам капитан, прошедший сквозь огонь и кровь многих космических сражений, замер в изумлении. Трипланетарный крейсер исчез — но приборы «Чикаго» не могли обнаружить вражеского судна, создающего такие сильные помехи. А ведь их интенсивность говорила о непосредственной близости нападавшего корабля!

Мир Невии был родным для корабля, вторгшегося в Солнечную систему; странный и удивительный мир по земным меркам. Высоко в поднебесье плыло огромное яркое солнце, посылая пурпурные отблески на покрытую водой планету. Ни облака, ни тучки на горизонте; в хрустальном воздухе открывалась необъятная даль, и где-то далеко-далеко зеленоватый спокойный океан сливался с розовым небом. Когда же ослепительное солнце скрывалось за безбрежными водами, с другой стороны, с восхода, наплывали облачные массы, нависали над океаном, и начинался дождь, сильный и долгий. До полуночи капли его вспенивали волны, затем тучи исчезали, как будто их и не было…

Невия, единственное детище жаркого солнца, покрытая водой планета, была далека от Земли; два мира, две расы разумных разделяло много световых лет. Но огромный звездолет — тот самый, который вскоре вступит в бой с флотом Трипланетия и планетоидом Роджера — мог преодолеть это расстояние без труда. Сейчас он мчался над родной планетой, виток за витком сбрасывая скорость, и, наконец, вертикально устремился вниз — туда, где раскинулся странный город, наполовину погруженный в воду. Его строения были похожи друг на друга — шестиугольники с плоскими верхушками складывались в правильный рисунок, напоминавший пчелиные соты; каждая ячейка была отделена от остальных узкой полоской воды. Мосты, перекинутые между шестиугольными башнями, и сами здания были построены из белого сверкающего металла. Каналы, служившие улицами этого города, переполняли его обитатели, разумные амфибии, то плывущие, то медленно шествующие; повсюду мелькали небольшие подводные лодки — очевидно, аналог земных автомобилей.

Пилот, неподвижно замерший у пульта снижавшегося корабля, обозревал одним глазом окрестности сквозь иллюминатор, вторым следил за действиями помощников, третьим наблюдал за показаниями приборов.

Был еще и четвертый глаз, нацеленный на испещренную значками ленту, выползавшую из логической машины — земляне назвали бы ее компьютером. Четыре руки — гибких сильных щупальца — управляли рычажками и кнопками, мягко прикасаясь к пульту. Со слабым всплеском массивный корабль ушел в воду и, проплыв небольшое расстояние, замер перед металлической дверью ангара. Круглая диафрагма раскрылась и пропустила его внутрь.

Капитан — вернее, тарг (этот титул присваивался лишь выдающимся исследователям космоса), — расстегнул ремни, прижимавшие его крупное тело к желобу невысокой скамьи, и, отключив все приборы, направился к люку, возле которого собралась команда. Из-за толстых коротких ног его движения казались неуклюжими, но когда люк отошел в сторону и невианин шлепнулся в воду, его тело обрело гибкость и подвижность.

Невианский звездолет продолжал свое странствие. И Брэдли, и Конвэй уже догадывались, что скорость его во много раз превышает скорость света, однако казалось, что корабль стоит на месте — столь тщательно поддерживалась на нем гравитация, чуть более слабая, чем на Земле.

Брэдли, старый космический волк, привычный ко всему, посчитал за лучшее удалиться в свою каюту и немного отдохнуть. Спустя несколько минут до Конвэя и Клио долетел его оглушительный храп, по мощности примерно равный среднему атомному взрыву. Но они были настолько заняты, что даже эти чудовищные звуки не могли им помешать.

Костиган стоял посреди комнаты, рядом с Клио, однако руки их теперь не соприкасались. Напряженная поза молодого офицера и его глаза, смотревшие на девушку нерешительно, почти робко — все свидетельствовало о том, что их беседа приняла нелегкий поворот. По сути дела, продолжался старый спор.

— Ты не прав, Конвэй, совершенно не прав! — серьезно говорила Клио. — Ты знаешь, что чувствуешь на самом деле, и не надо обманывать нас обоих ложным благородством.

— Это не ложное благородство, — он отвечал не слишком-то уверенно. — Дело даже не в том, что мы встретились в экстремальной ситуации, подтолкнувшей нас друг к другу. Я чувствую всем сердцем — если сейчас между нами что-то произойдет, то это уже навсегда. Навсегда! Понимаешь? Не важно, когда и где мы займемся любовью — прямо здесь или на Земле…, возврата уже не будет! А я считал и считаю, что тебе лучше не связываться со мной! Если ты прикажешь, я смогу обуздать свои чувства, но иначе…, иначе я за себя не ручаюсь!