Акушер-ха!

Соломатина Татьяна Юрьевна

От издателя

Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…

Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?

О забавном и грустном. О врачах и пациентах. О мужчинах и женщинах. О полной безысходности и о вечности.

Благодаря этой книге вы по-новому посмотрите на привычные вещи: врачей и пациентов, болезни и выздоровление, на проблему отцов и детей, на жизнь и смерть…

АКУШЕР-ХА!

Вместо пролога. «Здравствуйте!»

Увы, все гениальные банальности сказаны, все книги написаны, все жанры не новы.

Шекспир, безусловно, хорош: «Весь мир театр! Все люди в нём — актёры!» Но актёры лишь исполнители. Гениальные и бездарные, искромётные и унылые. И за каждым стоит тот, кто пишет текст. Тот, кто освещает сцену. Накладывает грим, шьёт костюмы, дирижирует оркестром. Ну, и режиссирует, разумеется.

Вы уже успели подумать, что я о театре?.. О писателях или журналистах?.. Нет, конечно. О войне?! Да не приведи господи! Может, о сантехниках?.. Кстати, тема. Наверняка бачок у вас протекает чаще, чем вы ходите в театр. Нет-нет, не у вас лично. Вы, конечно, посещаете все премьеры в Большом. Вот у того унылого гражданина. Впрочем, возможно, он унывает вовсе не по поводу подтекающего сифона. Может, у него просто зуб болит. А плохой цвет лица у дамы из соседнего подъезда вряд ли из-за отложенных гастролей Мариинки. Возможно, у неё что-то с гормональным профилем или муж пошёл за «Клинским», а вернулся с «Путинкой». А у него язва.

А этот малыш почему хмурый? Ах, ему не разрешают кататься на санках, потому что у него аденоиды? А эта симпатичная девушка с большим животом почему кричит на своего дёрганого спутника? Он недостаточно расторопен, а беременных это, знаете ли, раздражает.

А вон тот симпатичный гражданин держится за ухо, а этот — вон тот, тот! — сизоносый — надрывно кашляет. А у соседки бабушка наконец-то померла. Ах, не кривитесь. Конечно, наконец! На вас посмотрю, когда квартира за три года так пропахла старческой мочой, калом и мокротой, что прям хоть грех на душу бери.

Кем быть?

Тучи сгущались! «Надо обладать немалым мужеством, чтобы говорить банальности!»

[1]

Но, в силу предстоящих событий и метеорологических особенностей Одессы в зимний период, они действительно сгущались.

Новый год был насквозь пропит. Молниеносно громыхнувшая сессия особо не напрягла. Каждый экзамен завершался обильными возлияниями — у кого на радостях, а у кого с горя. Однако и те и другие из одногруппников предпочитали эпикурействовать на моей территории, поскольку я была единственной на тот момент счастливой обладательницей двадцати четырёх коммунальных метров в центре города. К тому же шестиметровые своды (не рискну назвать их потолками) позволяли всему кагалу курить без особого вреда для атмосферы общения. Однако тучи неизбежности всё равно незримо царили над всем.

После зимних экзерсисов пятого курса сомнения от Герцена преформировались в супрематизм по Маяковскому. Да я бы куда угодно пошла, если бы меня кто-нибудь научил, что делать… Понимаете, о чём я?

Негостеприимно разогнав забывших дорогу в отчие дома и общагу, я встала и пошла.

К Шурику.

Первая ночь

Получить врачебную специальность не так-то легко. Старый анекдот о том, что врач должен быть внимателен и небрезглив, помнят все. Но немногие знают, что студенту медина как никому другому нужна цепкая память и умение сидеть на заднице. Логикой не постичь анатомии и гистологии — только зубрёжкой. Не поддаются нормы эритроцитов, тромбоцитов, факторов свёртываемости осмыслению и не выводятся формулами. Зубри, брат, или провалишь экзамен. И как только сдан зачёт по остеологии, кажется, что кошмар позади. Но нет! Он только начинается. После ангиологии, спланхнологии, миологии и особенно неврологии тебя уже сложно удивить теоретической физикой. Ты уже не затыкаешь брезгливо носик и не жмуришь глазки при запахе формалина. Ты спокойно ешь яблоко, изучая сулькусы и форамены на человеческом черепе — желательно натуральном, потому что пластиковый череп для изучения остеологии всё равно что резиновая женщина для постижения искусства любви. Уже шутливо фехтуешь на большеберцовых костях с приятелем, не особо думая о том, что эта кость когда-то была составляющей частью чьего-то живого тела. И кто знает, может, именно эта душа смотрит на вас — молодых и жизнерадостных посреди цинковых столов со стоками, выстроившихся в шеренгу по два в огромном анатомическом зале, — и улыбается. Нет, не кощунствуют будущие врачи. Не совершают они акт вандализма. И не играются в игрушки. Они постигают философию, хотят они этого или нет.

Первые три сугубо теоретических года кажутся бесконечными. «Господи! Ну почему же я был так глуп и не проспал всё детство?!» — потрясаешь ты атласом Синельникова в потолок. «Боже, когда же всё это закончится?!» — стонешь ты над гистологией Елисеева, зарисовывая в альбом кошмарный сон сюрреалиста под названием «Строение среднего уха». «Ужас! Весь мир — сплошная угроза и одна большая инфекция!» — моешь ты руки по пять раз перед едой после микробиологии и немножко успокаиваешься после иммунологии. «Если меня выгонят из института, потому что председатель госов зимней сессии — монстр, я смогу продать свой альбом по биологии на аукционе «Сотбис», выдав его за ранее неизвестные работы Дали», — серьёзно изрекаешь ты, показывая шедевр «Вошь головная, платяная и лобковая» друзьям, и вас сгибает в молодецком хохоте. Плюнув на факторы Хагемана, вы идёте на дискотеку, а потом всё чудесным образом всплывает в голове на экзамене. «Чудеса не противоречат природе, а лишь известной нам природе», — сказал Блаженный Августин. А изучив строение клеток головного мозга, ты так и не понял, где там это всё хранится, но уже поверил в безграничные возможности человеческой памяти, интеллекта и духа. Слабые — хнычут и зубрят в тепличных домашних условиях. Сильные — работают, изучая урывками в метро, трамваях, троллейбусах и между уборкой операционной.

А кто знает город лучше студентов-медиков? Разве что управление городской архитектуры. «Цикл детских болезней» — у чёрта на куличках на одной городской окраине. «Хирургия» на другой. И зачем фтизиатрия в расписании зимой? Оттуда же вечером не выберешься и страшно так, что надпочечники сводит! Какого чёрта я два часа слушал этот бред? А ведь и правда, почему его изобретение никто не внедрил, ведь как всё просто, ведь правильно! Ведь верно! И на деревянной ракете вполне можно полететь на Марс! Какая всё-таки прекрасная штука эта шизофрения! Ой, у меня такие же симптомы! О боже! Я умираю от рака, а ведь я так молод! Слава богу, онкология закончилась! Хотя, по-моему, у меня уже дерматит и сразу все венерические заболевания. Вот, и лимфоузлы в паху увеличены! Точно — у меня рак и все кожвенболезни! Вместе с дерматитом, бронхитом, пневмонией и системной красной волчанкой! Кого волнует, что ты не болел ветрянкой? Изволь явиться на занятия! Что, упал в обморок, только увидев дрель на операционном столике? Ну ничего, привыкнешь. Или в терапевты? Но там, знаешь ли, мозгами надо шевелить, а ты до сих пор ничего не знаешь про сегмент S-T и не различаешь сердечные шумы своими истерзанными роком ушами. Или знаешь что, вообще уходи к чёртовой матери! Иди в деканат, забирай документы! На хрен ты нам нужен тут такой мнительный и ленивый!

Вы не верите, что этот здоровый дядька, лихо вкручивающий шурупы в окровавленную кость, когда-то упал в обморок, увидав, как игла вошла в вену? Я тоже не поверила бы, но я его столько лет знаю… Вы злитесь, что этот тишайший брюнет, рекомендованный вам культурным и обаятельным, сказал, что если вы не приобретёте такие-то лекарства, то вашим почкам «п…ц»? Поверьте, он может рассказать вам сагу о клубочковой фильтрации, клиренсе креатинина в цифрах, показателях и даже стихах. Но у него нет времени — обход, перевязки, цистоскопическая, операционная, рентген-кабинет, и он ещё в поликлинике сегодня на приёме. Он всё знает! Он на «отлично с отличием» сдал нормальную, патологическую и ещё бог знает какую физиологию, нефрологию и урологию. У него красный диплом, он окончил спец-клинординатуру, когда вы ещё пешком в детский сад ходили, и с ним я пойду в разведку к чёрту на кулички и переплывать Лету на скорость, не задумавшись ни на секунду. Так что пусть вас не смущает короткое, ёмкое, доходчивое русское слово. Возможно, время, не потраченное на вас, спасёт чью-то жизнь. А лекарство вы уже купите — вы же прониклись? То-то. А что лекарство покупать надо — так это не к нему и даже не к администрации больницы. Это в иные эмпиреи. Практические врачи в них не парят.

Хотя и врачи бывают разные. Есть и свои штабисты, и свой генералитет. Есть главнокомандующие и рядовые. Унтер-офицеры и кавалерия. Те, кто на передовой, и тыловики. Но этому не учат в вузах. Это узнаёшь в первом бою. Учебном. Потому что после шести лет теоретической подготовки ты отправляешься в интернатуру. Твои ровесники уже инженеры, учителя, юристы, экономисты, учёные, дизайнеры и многие-многие-многие, а ты… Не студент и не врач. Врач-интерн. И будь у тебя борода и трое детей — ты пока никто, имя тебе — никак. «Подай-принеси-постой-унеси-посмотри-запиши».

Слава России!

Как-то ранним-ранним утром приходит на приём к моему приятелю-урологу дама. С жалобами на рези при мочеиспускании. «Мне вас, доктор, — говорит, — порекомендовали как кудесника, мага и волшебника. Сказывали, вы одними пассами всю боль заскорузлую снимаете. А у меня уже одна надежда, что на волшебство. Потому что все другие методы циститолечения, начиная от трёх килограмм фуразолидона, истолчённых в равной пропорции с но-шпой, совместно с тоннами цефалоспоринов последнего поколения, уже испробованы».

Долго ли, коротко ли собирал он у неё анамнез — неизвестно, однако выяснил следующее. Половой партнёр сто лет уже как один и тот же. Пару лет лечилась от бесплодия. Полгода назад благополучно родила. До родов был легко купируемый транзиторный цистит

[9]

. А сейчас уже мочи нет терпеть, выдавливая из себя по капле мочу.

Анализы всякие там, бакпосевы и т. д. и т. п. ничего сверхнеобычного не выявили. Ну немного более кустисто, чем в популяции, растёт условно-патогенная флора и фауна. Ну признаки воспалительного процесса, естественно. Ладно. Делают ей УЗИ. Не то чтобы, а так, на всякий случай уже. А там какая-то… палочка. Длиной сантиметров пятнадцать.

Приятель мой думу думает, а по ходу ведёт допросы с пристрастием на предмет анамнеза! Мол, покайся, тётка! Небось злостно занимаешься онанизмом?! А наружное отверстие мочеиспускательного канала у дамы дилатированное. Растянутое то бишь. Правда, такое иногда бывает по факту рождения. Но чаще, конечно, благоприобретенное. А пути благоприобретений, я вам скажу, у любителей поковыряться во всяческих отверстиях своего организма не то что неисповедимы. А прямо-таки порой немыслимы. Шалунишки обычно скрывают, пока не припрёт. Но, полагаю, тётка не врала, ибо какой же это экстремалкой надо быть, чтобы старым ртутным градусником… Это уже за гранью фола, доложу я вам, затейники мои ненаглядные. Причём фола не только травматического, а сверхтоксичного!

Циркумцизио

Как вы уже знаете, в те времена, когда в ночь на Рождество ещё умели верить в чудеса, Скруджу Макдаку было не избежать раскаяния, а «дедушка-кощей» Андерсен неутомимо отправлял маленьких девочек прогуляться босиком по морозу в пижаме из крапивы, я работала акушером-гинекологом в одной чудесной больнице. Настолько многопрофильной, что «чудеса» здесь считались делом обычным и незамысловатым. Как, впрочем, и в любом другом столь же масштабном лечебном учреждении.

И был вечер накануне Рождества.

И было слякотно.

У заведующего урологическим отделением был день рождения.

И мы не пили…

АНАТОМКА

(Одноактная пьеса в 3 действиях)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Студентка

1-й мужчина

2-й мужчина

Место и время действия:

1989 год, Одесса, анатомический зал медицинского института

Действие первое

У стола с трупом сидят двое мужчин. На обоих белые халаты. 1-й мужчина — чуть поодаль на стуле — лет 50, крупный, коротко стрижен. 2-й мужчина — лет 40, высокий, плечистый брюнет, сидит на табурете, облокотившись на стол. Между ними стоит ещё один табурет — на нём большая деревянная доска для игры в нарды. Они играют и разговаривают друг с другом, но о чём они говорят, разобрать невозможно. На краю стола, ближе к ногам трупа, стоит бикс

[64]

с бутербродами, два стакана и бутылка водки.

Из дверного проёма появляется Студентка, неловко перекладывая сумочку из одной руки в другую, пытается надеть на ходу белый халат. Она пятится, делает пару шагов, поворачивается и останавливается в нерешительности. Мужчин за столом она не замечает.

Студентка:

Господи, как страшно-то здесь после восьми вечера…

1-й мужчина:

Оно понятно.

Действие второе

Сцена вновь освещается. Мужчины сидят так же, как и сидели, продолжая игру и разговаривая. Появляется Студентка. Делает два-три шага вдоль стены и останавливается у железного ящика. По виду очень довольна. Она держит перед собой двумя руками человеческий череп. Разговаривая, обращается то к нему, то в сторону беседующих мужчин.

Студентка:

Говорю же — психоз никуда не денется. Мужики на месте.

(Поднимает вверх руку с черепом.)

А мне Вадик такой расчудесный черепок выдал на дом. Как увидела его, так захотелось остеологию повторить…

2-й мужчина (весело):

Ври больше, Гамлет хренов!

Студентка (как бы оправдываясь):

Частично хотя бы… а пластмассовых же не все эти,

sulcus’

ы

— foramen’

ы, мать за ногу, визуализируются. Правда, за то, что он правила рушил, пришлось пообещать с ним в кино сходить…

Действие третье

Голос 1-го мужчины:

Свет.

Сцена освещается. На заднем плане акватория одесского порта — вид с Приморского бульвара. Единственный источник света — полная луна в правой части неба. На небольшом расстоянии перед декорациями панорамным полукругом опоясывает сцену полупрозрачный тюль с двумя-тремя не пропускающими свет контурами крупных каштановых деревьев. Луна как бы подсвечивает деревья сзади, выхватывая середину сцены. Необходимо добиться эффекта контрастных теней от деревьев.

Слева под деревьями в глубине сцены парковая скамья, полуразвёрнута к зрителям. Отдалённый шум трамвая и людной улицы. Студентка сидит на скамье.