Перед началом важного матча несколько игроков бейсбольной команды «Гиганты» опоены наркотиком, а один из них обнаружен мертвым с проломленной головой. Для расследования этого вопиющего дела приглашен гениальный частный детектив Ниро Вулф.
1
К концу шестого иннинга нью-йоркцы проигрывали бостонской команде 1:11.
Скажи мне кто-нибудь, что наступит день, когда, сидя на последнем, седьмом матче между «Гигантами» и «Красными гетрами», я начну заглядываться на девушку, — и я бы рассмеялся ему в лицо. И дело тут вовсе не в девушке. Я не прочь ухлестнуть при случае за симпатичной мордашкой, просто на стадионе мои мысли заняты другим. И тем не менее в тот ужасный день со мной это произошло.
Ситуация создалась необычная, поэтому сделаю некоторые пояснения. Все пошло наперекосяк ещё до начала игры. Пьер Мондор, владелец знаменитого парижского ресторана Мондора, приехал в Нью-Йорк и остановился по приглашению Вульфа у нас в доме. Бог знает почему, но он решил, что Ниро Вульф обязательно должен сводить его на бейсбольный матч, а тому представления о гостеприимстве не позволили отказаться. Что до билетов, то они перестали быть для нас проблемой с тех пор, как несколько лет назад Вульф уладил одно дело для Эмиля Чизхольма, нефтяного магната и совладельца клуба «Гиганты».
В тот октябрьский день я привёз их обоих, знаменитого частного сыщика и знаменитого кулинара, на стадион на такси, провел через толпу к воротам и далее через боковой проход вниз к нашей ложе. Часы показывали 13.20, до начала игры оставалось десять минут, и все трибуны были забиты болельщиками. Когда Мондор проскользнул в ложу и сел, Вульф обвел хмурым взглядом деревянные сиденья и металлические подлокотники, после чего поднял голову и посмотрел на меня.
— Ты в своём уме?
2
— Дело срочное! В высшей степени срочное! — орал Эмиль Чизхольм.
В помещении клуба для Вульфа не нашлось подходящего кресла, зато там стоял большой кожаный диван, на котором он и расположился, переводя дыхание и хмуро озираясь. Мондор пристроился рядом на стуле у стены. Чизхольм, дюжий, широкоплечий малый, немного ниже меня ростом, с широким ртом и длинным прямым носом, был слишком расстроен, чтобы сидеть или стоять. Он метался по комнате. Я застыл у раскрытого окна, через которое доносился рев зрителей.
— Закройте это проклятое окно! — рявкнул Чизхольм.
Я повиновался.
— Я не отправлюсь домой, пока не рассосется толпа, — твёрдо сказал Вульф. — Возможно, вы объясните мне вкратце…
