Служебная белая «Волга», выжимая все возможные лошадиные силы из роверовского двигателя, летела в туче брызг по мокрой подмосковной трассе. Унылый пейзаж замученного затяжными дождями раннего ноября за стеклами автомобиля настроения Веклемишеву не прибавлял, хотя и причин для расстройства, в общем-то, не было. Ну, выдернули срочно в командировку, так не в первый и не в последний раз подобное случается. Правда, повод для столь поспешного отъезда был не совсем ординарный, но и это не являлось чем-то необычным для Вадима. Человек он служивый, ко всему, считай, привычный.

Веклемишев на несколько минут заскочил домой, чтобы переодеться и покидать в дорожную сумку все необходимое для поездки в Чечню. Долго задерживаться там Вадим не собирался, не было для этого предпосылок, потому и багаж взял такой, что руки сильно не оттягивал. Несессер, пара носков, свитер, спортивный костюм и кроссовки – достаточный минимум на пару суток, которые Веклемишев планировал провести в неожиданно свалившейся на его голову поездке.

И сейчас в этой самой голове роились мысли о предстоящей встрече с человеком, которого он не видел несколько лет и, если честно признаться, не вспоминал все эти годы. Муса Дагаев был информатором Веклемишева во время его последней и, мягко говоря, неудачной командировки в Чечню. Именно с Дагаевым он должен был встретиться вечером на окраине горного села, но это тайное рандеву так и не состоялось. Жестокий и подлый удар по затылку прикладом «калашникова», который нанес пьяный солдат-контрактник, лишил Вадима памяти на долгие месяцы и отправил скитаться по неуютным российским просторам. Однако не пропал тогда беспамятный Веклемишев «в людях», смог сохранить себя и даже достиг немалых высот на профессиональной спортивной арене, куда его занесла нелегкая судьбинушка. А потом было долгое лечение, рутина в должности заместителя начальника Отдела по боевой подготовке, южноамериканский координационный центр по борьбе с терроризмом и, наконец, возвращение в родные пенаты. Но это дела прошедшие, а сейчас Веклемишева заботило совсем иное, правда, также явившееся из не такого уж и далекого прошлого.

Дагаев сотрудничал с Вадимом вовсе не из-за денег и не по идейным соображениям, а по причинам семейного характера, если так можно было назвать кровную месть. Муса был родом из Грозного, а его жена Белла являлась уроженкой Шатоя. Они познакомились во время учебы в грозненском университете. В восемьдесят пятом году сыграли свадьбу, и через пять лет у них было уже трое детей – две дочери и сын. Почти до середины девяностых Муса Дагаев трудился главным экономистом в нефтегазодобывающем управлении, а Белла преподавала английский язык в одной из грозненских школ.

Развал Советского Союза и дальнейшие известные социальные и экономические проблемы практически парализовали в республике если не жизнь, то уж экономику – точно. К девяносто четвертому году НГДУ «успешно» прекратило свою деятельность. Школы еще работали, однако заработную плату учителя не видели по году и более.

На подъезде к Раменскому полил сильный дождь. Немолодой водитель «Волги» глянул сквозь ползающие по лобовому стеклу щетки стеклоочистителя на небо и первый раз за поездку нарушил молчание:

– Погода – гадость! Как бы рейс не отложили. По сводке на ближайшие три дня дожди, сильный ветер и понижение температуры ночью до минуса.

– Да уж, ноябрь, он и есть ноябрь, – поддержал разговор Веклемишев. – Последнее дело киснуть на аэродроме в ожидании от неба погоды.

Однако их опасения оказались напрасными. Камуфлированный транспортный «Ан-12» уже стоял с прогретыми двигателями на рулежной полосе в ожидании команды на старт. «Волгу» на летное поле не пустили. На КПП Веклемишева встретил человек в синей летной форменной куртке без знаков различия. Он проверил у Вадима документы, и они вдвоем побежали под дождем к самолету. При их приближении открылся боковой люк, и техник опустил на бетон металлическую лесенку. Вадим вскарабкался по скользким ступеням и нырнул в фюзеляж самолета. Дверь за ним захлопнулась, и практически сразу «Ан-12» качнулся и двинулся к взлетной полосе.

Техник, запустивший пассажира на борт, закрыв люк, пошагал вдоль стенки в хвост самолета. Похоже, с пассажирами здесь особенно не церемонились. Веклемишев осмотрелся, выглядывая местечко, куда можно было присесть. Особо выбирать не приходилось, удобствами сей аэроплан не располагал, имея в наличии лишь откидные металлические сиденья вдоль борта. По центру фюзеляжа располагался груз – в рост человека четыре пакета ящиков, принайтовленные, накрытые брезентом и сеткой врастяжку. Сидеть, уткнувшись носом и взглядом в брезент несколько часов полета было скучновато. Впереди у пилотской кабины виднелось свободное пространство, и Веклемишев направился туда. Не только он присмотрел это место, там уже находились трое пассажиров: два армейских старших лейтенанта и немолодой обрюзгший майор в серой милицейской куртке.

Через иллюминаторы «Ан-12» за три с половиной часа полета не пробился ни единый солнечный лучик. Шли в сплошной облачности, имея за бортом грязно-серый клубящийся кисель облаков. Продовольственных и спиртных запасов отпускников – старлеев и примкнувшего к ним милицейского майора – хватило часа на полтора активного застолья, по дальности – где-то до Черноземья. Первым от компании откололся майор, верно оценивший, что ловить больше нечего. Покрепче закутавшись в куртку, он скоро задремал. Старшие лейтенанты еще немного побубнили и тоже погрузились в сон под убаюкивающий рокот самолетных двигателей.

Веклемишеву удалось чуточку подремать перед самой посадкой.

Он уже все передумал, что мог, перебрал множество вариантов, но ничего путного в голову не приходило. Почему именно его потребовал к себе Дагаев после стольких лет отсутствия? И что за архиважное хочет поведать ему Муса, что не может выдать никому другому? Правда, до разгадки тайн оставалось совсем немного – несколько часов. На том Вадим и задремал.

Он проснулся от того, что стало сильно закладывать уши.

За иллюминатором была все та же неуютная серость. Только боль в ушах, да стрелки часов подтвердили, что самолет идет на посадку. Неожиданно за стеклом облака рассыпались рваными клочьями и совсем недалеко мелькнули убегающие назад кроны деревьев за бетонным забором, огораживающим аэродром. В следующую секунду шасси «Ан-12» ударилось о плиты, и транспортник, замедляя ход, побежал по взлетно-посадочной полосе.

«УАЗ-469» двигался по мокрому шоссе. Позади него шел БТР сопровождения. Снег прекратился, но дождь еще моросил.

Не растаявшая серая снежная каша, покрывающая тонким слоем асфальтовое покрытие, стелилась под колеса с глухим и очень неприятным, похожим на непрерывное сморкание шумом. Хотя через щели сквозило, в машине было относительно тепло – печка работала на полные обороты.

– Так, говоришь, манифестация населения началась стихийно и именно сегодня утром? – задумчиво спросил Веклемишев, глядя в боковое окно машины.

– Насчет стихийности у меня лично, да и не только у меня, большие сомнения, – осторожно ответил Стоянов. – Я бы предпочел определение «неожиданно». Стихийность, как правило, подразумевает неорганизованность. А в нашем случае сильно попахивает чьим-то указующим перстом. Не было ни малейших предпосылок, ни информации о готовящейся акции. Будто по команде сработали.

– В котором часу люди перекрыли дорогу?

Подполковник со старлеем Гришей вернулись от БТРа, и колонна двинулась дальше. Пограничники доложили, что Дагаев жив, но очень слаб, едва дышит, однако гранаты из рук не выпускает.

Муса так и не дал себя перевязать. От пищи отказался, но воды все же выпил несколько глотков. Это он позволил себе сделать, когда ему сообщили, что Викинг уже в Чечне и передает ему привет, а еще просит напомнить два числа: восемнадцать и пять.

Это был нехитрый цифровой код, ключ к которому имелся лишь у Дагаева и Веклемишева. Выбиралось число, как правило двузначное, в данном случае им являлся позывной Викинга – Двадцать три. А дальше все было очень просто. Для того чтобы идентифицировать партнера или определить, что сообщение идет именно от него, достаточно было партнеру назвать два числа, которые в сумме или в разности составляли искомую ключевую цифру. Один называл пароль – произвольно выбранное число, другой – нехитрым арифметическим действием определял второе и давал отзыв. Естественно, в данном случае Вадим мог лишь напомнить об этом коде, чтобы Дагаев понял, что его не обманывают. Вместо восемнадцати и пяти Веклемишев мог передать Мусе любые другие числа, например, тринадцать и десять или тридцать и семь…

Коды и шифры, чем они проще, тем, часто бывает, сложнее их разгадывать. И именно потому, что они элементарные, в это никто не верит. В истории есть немало примеров, когда применялись подобные методы. Во время Великой Отечественной войны в разгар Курской битвы для оперативной координации действий двух соседних армий был применен оригинальный метод открытой передачи данных. Командармы держали связь через двух земляков-мордвинов, владеющих сохранившейся только в их районе разновидностью языка народности эрзя. Дешифровальщики с немецкой стороны едва с ума не сошли, пытаясь открыть тайну шифрованных переговоров, но так как родом они были не из-под Ардатова или Рузаевки, а, возможно, из Нижней Саксонии или земли Рейнланд-Пфальц, справиться с этой архисложной задачей так и не сумели.

«УАЗ» с сопровождающим его бронетранспортером шел на хорошей скорости. Веклемишев дал команду сократить разрыв между их тандемом и арьергардом в лице Тамбовцева и его ребят, проводящих разведку маршрута. Они оторвались более чем на двадцать километров и уже подходили к первому мятежному аулу-юрту. Сейчас Тамбовцев на «Урале» полз с черепашьей скоростью, ожидая колонну. И без того пасмурный день таял с каждым пройденным километром. Сумерки, наполненные туманом и холодной моросью, скатывались навстречу спешащим машинам с уже совсем близких гор.

Перелет был долгим и утомительным, полуторасуточным, с двумя пересадками в Риме и Лагосе. Подтверждая народную мудрость, что солдат спит, а служба идет, Веклемишев за время путешествия успел всласть выспаться, наверстывая упущенное за бессонные ночи, которыми изобиловали последние три недели. Кресло самолета, конечно, не лучшее место для сна, но ему не привыкать, главное, никто не беспокоит. И сейчас, когда до Йоханнесбурга оставалось не более двух часов полета, несмотря на позднюю ночь, а точнее – очень раннее утро, Вадим бодрствовал.

Он был почти прав, представляя себе реакцию участников заседания антитеррористического комитета на доклад о теракте, который готовил Халиф. Крупного разноса не случилось, не тот был уровень руководителей, не снизошли они до какого-то скромного полковника, так, походя, попинали Вадима для порядка и отправились в свои кабинеты далее кровью и потом служить трудовому народу.

Веклемишев помнил саркастическую, едва не брезгливую усмешку заместителя столичного мэра, выслушивающего доклад и слова чиновника о том, что многомиллионная Москва не Урюпинск и ее не под силу уничтожить какому-то мифическому отпетому негодяю с компанией отморозков. И вообще, он не понимает, зачем его пригласили выслушивать голливудские фантазии о глобальной катастрофе. Заместитель мэра искренне сомневался, что информация, представленная Вадимом, имеет под собой реальную почву, и это понятно даже ему, человеку сугубо гражданскому.

Относительно дипломатично прозвучало выступление главы думского комитета по безопасности. Он не отмел возможности совершения в столице крупного террористического акта, однако термин «уничтожение» по отношению к Москве посчитал некорректным. Далее пошел набор стандартных фраз, что необходимо усилить бдительность на всех уровнях и принять все возможные меры для предотвращения теракта, а также провести мониторинг и глубоко проанализировать ситуацию, ну и так далее по списку.

Слова сомнения сквозили в выступлениях и остальных участников большого сбора. Потому и решение заседания НАКа получилось донельзя аморфным: принять, провести, усилить… Исключение составлял один-единственный конкретный пункт. Создавалась оперативная группа во главе с генерал-майором Ветлугиным, имеющая целью предотвратить готовящийся Халифом террористический акт. Заместителем Ветлугина назначался полковник Веклемишев. На определение состава самой группы, подразделений взаимодействия и боевого резерва, необходимых технических средств, а также составление плана мероприятий им отводилось трое суток.

Инструктаж у Ветлугина был недолгий. Задача стояла простая: разобраться, что делал Мадаев в Южно-Африканской Республике. От этой простоты у Веклемишева заныло под ложечкой. По личному опыту Вадим знал, что чем проще задание, тем больше неприятностей оно сулит, и был в полной мере солидарен с конструктором Шпагиным, создавшим легендарный автомат ППШ: «Делать сложное просто; делать простое сложно».

Легко сказать «разобраться»! На деле Веклемишеву предстояло отправиться на другой конец земного шара, в страну, в которой никогда не был, размером в две Франции, с населением сорок с лишним миллионов человек, и там отыскать следы человека, тщательно их заметавшего. Знания Вадима об этом государстве в основном базировались на замечательной детской книге «Капитан Сорвиголова», официальных сообщениях и кратких информационных бюллетенях. Он помнил первую строку песни «Трансвааль, Трансвааль, страна моя…», был в курсе, что раньше в ЮАР свирепствовал апартеид, а сейчас его, кажется, нет, и что борец за свободу черного населения Нельсон Мандела, отсидев две трети жизни в тюрьме, по выходе из узилища стал президентом республики.

Что сейчас творилось на просторах саванн, Вадим понятия не имел. И за оставшуюся половину суток до вылета вряд ли мог качественно подготовиться к предстоящей командировке.

Это было для него непривычно. Веклемишева с лейтенантов приучали к тому, что каждая операция должна тщательно отрабатываться. А занимала такая подготовка не день и не два. Недели, а то и месяцы уходили на то, чтобы в мельчайших подробностях изучить политическое устройство, климат, географию и топографию страны пребывания, язык, обычаи, и еще требовалось вбить в голову кучу нужных, а порой и ненужных мелочей. И только тогда можно было почувствовать себя не туристом, а спецом, готовым выполнить боевую задачу, успешно сработать в штатной и, более того, нештатной ситуации.

«Подготовка, обеспечение, выполнение – три составляющие успеха любой операции». Эти слова Деда, Олега Петровича, руководителя Отдела, службе в котором Викинг отдал добрую половину жизни, воспринимались им как непреклонная истина.

Пройдя паспортный и таможенный контроль и выловив на конвейере в багажном отделении свою сумку, Веклемишев бодро прошагал по длинному коридору и вышел в зал аэропорта. Встречали кого угодно, но только не его. Никого похожего на Гарольда Никитина среди встречающих не наблюдалось. На всякий случай Вадим внимательно изучил рукописные таблички, видневшиеся в редкой толпе.

Ожидали с рейса некую Мэри Чарлтон, а также безымянных пассажиров, прибывших на конгресс по вопросам урологии. Лист картона с красными иероглифами, приколотый к груди гражданина явно китайской наружности, поверг Веклемишева в задумчивость. Связать свое прибытие с иероглифами, начертанными красным фломастером на картонке, он не сумел, как ни старался, да и в китайской грамоте не разбирался, и потому, вздохнув, проследовал мимо группы встречающих.

У Вадима еще теплилась надежда, что его все-таки встретят, и он не сразу покинул аэропорт. Минут пятнадцать он бродил по залу ожидания, бросая взгляды то на входную дверь, то на наручные часы. Однако с каждой минутой ожидания надежды таяли, соответственно ухудшая и без того невеселое настроение. Раздражение росло, собирая в колючий ком досаду на ненужную, с его точки зрения, командировку на край света, потерю драгоценного времени, неподготовленность к работе, безответственность людей и, главное, неопределенность.

На глаза попался обменный пункт валюты. Вадим зашел в кабинку и обменял сто долларов на местную валюту, коей являлись ранды и пенсы. Больше менять не стал, потому что знал, обменники на вокзалах и в аэропортах работают, как правило, по грабительскому курсу.

Выждав еще десять минут, Веклемишев решительно направился к выходу из здания аэровокзала. У него был адрес Никитина в Йоханнесбурге, однако при данном раскладе ехать к нему Вадим не собирался. Роль незваного гостя ему претила, тем более что именно это ему конкретно дали понять. Ветлугин твердо заверил Веклемишева, что он известил Никитина о рейсе и времени прибытия и тот встретит дорогого гостя из России и поможет с устройством. Увы, желаемое и действительное не всегда совпадают, причем, как правило, предлагая наиболее противные варианты.

Одноместный номер, конечно, на люкс не тянул, но был достаточно просторным, чистым, а, главное, по карману скромному российскому командированному. Черный мальчик, получив щепотку мелочи, доставшейся Веклемишеву при обмене долларов на ранды, удалился. Отставной майор, после того как Вадим осмотрел и одобрил номер, сделал еще одно важное заявление:

– Сэр, как я понял, вы в Йоханнесбурге впервые. Поэтому я хочу вас предупредить. Последнее время у нас в городе, в том числе и в нашем районе, не все благополучно с криминальной обстановкой.

– То есть? – насторожился Веклемишев.

– Черное население, я имею в виду безработную молодежь, совсем распоясалось. Собираются в банды, нападают на белых, на дома и квартиры. Раньше подобного не случалось. И это происходит не только на неблагополучных окраинах, но и в районах, всегда считавшихся фешенебельными, таких, как наш, куда аборигенам вход был категорически запрещен. Появление черных бездельников на этой улице в былые времена приравнивалось к чрезвычайному происшествию.

– Таких, как те четверо певцов у вашего забора? – при слове «бездельники» Вадим вспомнил выпад Джонни в сторону «реперов-коса».

Приятная во всех отношениях сухонькая старушка встретила Веклемишева на пороге дома. Улица, где жил Никитин, и ее окрестности очень походили на район города, в котором располагался отель «Амбассадор». Все те же старинные особняки, прячущиеся в густой зелени деревьев, ажурные кованые заборы, дорога, вымощенная отполированными прямоугольниками булыжника, предполагали, что и это место когда-то было фешенебельным белым уголком Йоханнесбурга, а, возможно, таковым являлось и сейчас. Под заборами никто не пел, однако Вадим разглядел в старом «Кадиллаке», припаркованном в непосредственной близости от дома Никитиных, троих молодых черных ребят. Они очень внимательно рассматривали, как Веклемишев звонил в дверь, как беседовал по переговорному устройству. Сам он не подавал виду, что его интересует эта странная троица, но, в свою очередь, наблюдал за нею периферийным зрением.

Обличий этих ребятишек, конечно, он не запомнил – еще недостаточно вгляделся в местные физиономии, чтобы с ходу их различать. Пока они были ему все на одно лицо – черные и одинаковые. Несколько дней потребуется, чтобы привыкнуть к непривычному и начать различать черты чужой расы. Это ему хорошо известно, опыт имеется…

Но Вадим и не пытался «срисовывать» этих парней. Его больше заботило, чего им здесь надо. Неподдельный интерес ребят из «Кадиллака» к своей персоне Веклемишеву категорически не понравился. На полицейских эта братва не походила, на зевак – тоже. Секьюрити из фирмы Гарольда, о которых упоминала Анастасия Александровна? Сомнительно, даже навскидку, без внимательного изучения их личностей. Неужели те наглецы, кто избил Никитина, выставили пост около его дома? Это уже пахнет откровенным беспределом. Или налицо психологическое давление?

Замок на калитке ворот сработал, отвлекая Вадима от размышлений. Анастасия Александровна встретила его на крыльце. По лицу женщины было видно, что сегодняшний день дался ей нелегко.

– Как себя чувствует ваш сын? – поинтересовался Веклемишев.