Двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот сорок третьего года к северо-востоку от Неаполя шли затяжные дожди. Сэм Уолкер сидел в окопе, плотно запахнув плащ-палатку. Сэму исполнился двадцать один год. До войны он ни разу не был в Европе. Война не самый приятный повод для заграничного путешествия, и все же он повидал столько, сколько и не мечтал.

В ноябре сорок второго Сэм пересек океан и вплоть до мая сражался в Северной Африке. Ему довелось участвовать в операции «Факел».

Он думал, что нет ничего хуже Африки — выжженной зноем пустыни с частыми песчаными бурями, когда покрасневшие глаза слепнут от песчинок. Но здесь, в Италии, оказалось еще похлеще. Пальцы закоченели настолько, что Сэм прилагал бешеные усилия, чтобы удержать в руке окурок — рождественский подарок однополчанина.

Ветер с гор пронизывал до костей; поговаривали, будто такой суровой зимы в Италии еще не было. В июле их Сорок пятый пехотный полк в составе Пятой армии Кларка перевели в Сицилию, а в октябре они приняли участие в боях на подступах к Риму, забиваясь на ночлег в сараи, если таковые попадаются на пути, воруя продукты и все прочее, что удается стибрить, — отвоевывая у немцев дюйм за дюймом и обильно поливая каждую пядь земли своей и чужой кровью.

Черт! Последняя спичка отсырела; окурок тоже. Единственный подарок к Рождеству…

— Где ты вчера пропадал? — спросил Артур, зевая.

Они завтракали в ресторане отеля «Идеал» на улице Святого Себастьяна. Все парижские отели были забиты американскими солдатами. Сам Артур превосходно провел вечер: вино и женщины.

— Ужинал с Соланж, — небрежно произнес Сэм, допивая кофе.

— Это еще кто? Какая-нибудь малышка, которую ты подцепил после того, как смылся?

— Отнюдь, — Сэм озорно улыбнулся. — Помнишь, мы встретили ее на Рю д'Арколь — рыжие волосы, зеленые глаза, восхитительные ножки… походка…

Перед отплытием в Штаты в мае сорок пятого Сэму предоставили трехдневный отпуск; он рванул в Париж и нашел Соланж там же, где оставил ее. При виде Сэма на ее лице появилось выражение невероятного счастья. Три дня пролетели как сон.

Ах, как она рыдала, когда ему пришло время возвращаться в Берлин, чтобы оттуда отправиться в Штаты — оформить демобилизацию! Сэм подумывал о том, чтобы пожениться прямо в Париже, но там эта процедура была сопряжена со столькими формальностями, что проще было подождать до Штатов. Он обещал прислать за ней в конце лета. Но сначала нужно подкопить деньжат. Сэм принял окончательное решение не возвращаться в Гарвард, а попытать счастья на сцене.

Где взять деньги на билет для Соланж? Она приедет по туристской визе, и они сразу поженятся.

Мысль о том, что придется несколько месяцев ждать, приводила его в уныние.

Артур уговорил Сэма поселиться у него, пока тот не найдет квартиру в Нью-Йорке.

Ребенок появился на свет в разгар бурного успеха Сэма на Бродвее. Соланж идеально все рассчитала, словно нарочно приурочив начало схваток к тому моменту, когда в последний раз опустился занавес. Дитя родилось в десять часов утра в воскресенье в больнице «Докторс» на Ист-Энде. Роды прошли нормально, и в результате Уолкеры оказались счастливыми родителями крошечной девочки, у которой были темные волосы отца и зеленые глаза матери. Сэм прыгал от счастья: дочка была очень хорошенькой, а Соланж — такой красивой, усталой и одновременно гордой, словно знала какую-то важную тайну.

Первым посетителем оказался Артур. Он был растроган, глаза — на мокром месте. Девочку назвали Хилари. Соланж одобрила это имя, хотя ей и было трудно его выговаривать. Она так и не научилась произносить звук «х» на американский манер — у нее получалось не Хилари, а Илари. Когда ей принесли дочку, она зашептала ей что-то по-французски.

Артура попросили стать крестным отцом, а в роли крестной матери Сэм предложил выступить своей партнерше по «Пустыне» Барбаре Джордж.

Крестины состоялись в соборе Святого Патрика и прошли весьма торжественно. Девочку нарядили в прелестное шелковое платьице, которое крестная мать приобрела у Бергфорда Гудмена. На Соланж было новое норковое манто и бриллиантовое кольцо — подарок Сэма в честь рождения дочери. Их материальное положение значительно улучшилось, и они переехали в новую квартиру на Лексингтон-авеню; не слишком роскошную, но лучше прежней. Окно детской выходило в маленький садик, а у Сэма с Соланж была своя спальня, где они могли принимать друзей. Гости не переводились — главным образом актеры. Соланж не возражала — наоборот, ей даже нравилось.

Пьеса продержалась в репертуаре целый год — вплоть до Рождества тысяча девятьсот сорок девятого года. Сэм получил множество новых предложений, и когда наконец остановился на одном из них, для него началась бешеная гонка, в ходе которой ему не всегда удавалось найти время для Соланж с Хилари. Девочке исполнилось десять месяцев, и она бойко ползала по всей квартире. Ее можно было обнаружить то цепляющейся за ноги отца в ванной, когда он брился, то под столом, за которым он пил утренний кофе. При этом она неизменно услаждала его слух беспрерывным «па-па-па-па»… Сэм мечтал о втором ребенке, мальчике, но Соланж хотелось передохнуть. Сейчас ей вполне хватало Хилари, она хотела, чтобы девочке доставался максимум внимания. Соланж оказалась прекрасной матерью, а что касается Сэма, то ее любовь к нему после рождения девочки вспыхнула с удесятеренной силой.

За спиной Артура тяжело лязгнула дверь камеры предварительного заключения. Ночью Сэма доставили в Семнадцатый полицейский участок на Восточной Пятьдесят первой улице, а после полудня Артуру разрешили с ним увидеться. Допрос был уже позади; он длился несколько часов, хотя и безо всякой надобности, потому что Сэм сразу во всем признался. Его сотрясали рыдания. Он сидел уставив остекленевшие глаза в пространство перед собой и, вспоминая те первые часы в Париже, не понимал, как это могло случиться. Да, он был пьян… Она грозила уйти от него… И все-таки у него не укладывалось в голове. Ясно было одно: он до смерти боялся ее потерять. Она сказала… сказала… Он устремил на вошедшего Артура взгляд, полный отчаяния.

— Сэм, — хриплым голосом выговорил тот. Он все утро плакал. Но теперь протянул товарищу руку, словно затем, чтобы оттащить от края пропасти.

У Сэма был такой вид, будто он жалеет, что не умер вместо Соланж. Он стоял в центре комнаты и без конца повторял:

— Я убил ее, Артур… убил…

Казалось, он никого и ничего не видит — только ее лицо… после того, как он задушил ее своими руками… такие любимые рыжие волосы… Господи, почему он это сделал? И как могла она бросить ему в лицо те жестокие слова? Сэм вперил невидящий взор в Паттерсона; по щекам текли слезы.

— Ты что, Артур, спятил? — Марджори в недоумении уставилась на мужа. Он была так возмущена, даже оскорблена, как будто ее прилюдно раздели догола.

А он-то с надеждой ждал ее возвращения!

Она никак не прореагировала на известие о самоубийстве Сэма. Зато предложение Артура взять к себе Хилари, Александру и Мегану привело его жену в бешенство. А он не видел другого выхода. У бедняжек нет ни родни, ни средств к существованию. А у них с Марджори — большая квартира и прислуга. Всем хватит места — только бы она согласилась!

— Нет, ты окончательно выжил из ума! Мы своих-то детей не захотели иметь, так какого дьявола переворачивать все вверх дном ради чужих?

Артур судорожно глотнул. Голова раскалывалась. Напрасно он не подождал до утра. Сейчас, в подпитии, он боялся, что не найдет подходящих доводов.

В конце лета к Артуру неожиданно обратились двое коллег с предложением облегчить ему его тяготы.

Первым явился один из его старейших компаньонов, Джордж Горхэм. Он приближался к пенсионному возрасту, но всего год назад женился на молодой девушке.

Маргарет Миллингтон была одной из самых эффектных дебютанток того года. Произведя фурор в Вассаре, она несказанно удивила всех тем, что вышла замуж не за кого-нибудь из своих ровесников, как ожидали родители, а за Джорджа. Он был вдовцом. На сорок лет старше ее. Ничто не смущало молодую женщину, во всем он ее устраивал, правда, у них не могло быть детей. Джордж был честен с женой и, хотя она уверяла, что это не имеет значения, опасался ее тоски по маленькому ребенку. И вот малолетней Александре предстояло заполнить досадную пустоту в этой семье. Они с Маргарет обсудили, не взять ли всех троих, чтобы не рвать по живому, но это было чересчур. Джордж уже немолод, ему было бы трудно справляться с такой крошкой, как Мегана, или с такой большой девочкой, как Хилари. Александра казалась идеальным вариантом. Маргарет предвкушала счастье.

В тот же день, когда Джордж Горхэм изъявил желание удочерить Александру, к Артуру в приватном порядке обратился еще один из сотрудников фирмы, Дэвид Абрамс.

Дэвиду исполнилось тридцать четыре года, он и его жена были юристами. Его Ребекка работала на другую фирму. Они поженились на последнем курсе колледжа и мечтали о ребенке, но их мечте не суждено было осуществиться. Врачи подтвердили: Ребекка обречена на бесплодие. Это был страшный удар — ведь они так хотели иметь малышей. Теперь супруги были бы благодарны судьбе и за одного. Так же, как Горхэм, они какое-то время колебались: не взять ли всех троих, но такая ноша показалась им непосильной. И они решили удочерить младшую, Мегану.

В тот год Артур неоднократно звонил Хилари. Она отказывалась подходить к телефону. Постепенно нестерпимое чувство вины привело к тому, что он все реже и реже повторял свои попытки. Он знал, что Александра и Мегана в полном порядке. Горхэмы были в восторге от Александры, этого прелестного, ласкового создания; Абрамсы всем сердцем привязались к «своему» ребенку. Зато он утратил связь с Хилари и не представлял, как она живет, а Эйлин, конечно, и не думала перед ним отчитываться.

В канун Дня Благодарения он все же поехал в Бостон. Все время его визита Хилари с каменным лицом просидела в гостиной, немая и бесчувственная. Ей было нечего сказать этому человеку, и он отбыл, во власти вины и отчаяния: будто это он погубил ребенка. Но каков бы ни был его выбор, все же Эйлин — родная тетя. Каких только оправданий себе он не придумывал, чтобы успокоить свою совесть!

В следующий раз он позвонил на Рождество. В Бостоне трубку вообще никто не снял. А ведь у Артура были и свои заботы.

Неожиданно скончался Джордж Горхэм, и Дэвид Абрамс скоропалительно принял решение переехать в Калифорнию. Это создало для Артура дополнительные трудности на работе. Конечно, остались и другие партнеры, но он был старейшим, именно на него падала основная тяжесть ответственности при принятии решений. Дело о наследстве Джорджа оказалось довольно запутанным. Артур видел Маргарет на похоронах, но она сочла за лучшее не брать с собой Александру.

В следующий раз Артур увидел Хилари только весной; она держалась еще более отстраненно. В ее глазах он уловил холод отчаяния, и это внушило ему ужас. Зато в доме Джонсов воцарилось некое подобие порядка. Откуда ему было знать, что Эйлин использовала Хилари в качестве дармовой служанки? В свои десять лет девочка выполняла всю работу по дому, даже полола сорняки во дворе, стирала, гладила одежду дяди и тети, убиралась и готовила пищу. При этом она ухитрялась еще хорошо учиться.

Автобус делал остановки в Саванне, Роли, Ричмонде, Вашингтоне и Балтиморе; через двое суток он достиг Нью-Йорка. Всю дорогу Хилари тихонько сидела у окна. Другие пассажиры время от времени заговаривали с ней, например, когда автобус делал остановку или приходило время устраиваться на ночь. Двое моряков даже попытались сфотографировать ее, но она дала столь энергичный отпор, что никто больше не пытался с ней заигрывать.

В Нью-Йорке она вышла из автобуса — одинокая, трепещущая фигурка. Дома, наконец-то она дома — после девяти лет разлуки! Тогда она была маленькой девочкой; прошло всего три дня с тех пор, как отец покончил с собой, и ей предстояло немного погостить у тети в Бостоне. Однако должны были пройти все эти годы, прежде чем она смогла вернуться обратно.

Чиновники из комиссии по делам несовершеннолетних дали Хилари двести восемьдесят семь долларов, чтобы начать новую жизнь, и у нее еще было десять тысяч от Эйлин.

Первым делом она посетила банк на Сорок второй улице, а вторым — поселилась в небольшой гостинице в районе Тридцатых улиц на Ист-Сайд. У нее был скромный одноместный номер, так что ее никто не беспокоил. Она питалась в кафетерии на углу и постоянно просматривала объявления в газетах — в поисках работы. В школе она обучилась машинописи — и только. Поэтому у Хилари не было иллюзий относительно своего будущего. Придется начинать с нуля. Но у нее были кое-какие планы.

Женщины, с которыми она имела дело в последние годы, оставили в ее душе глубокий след. Она ни за что не станет такой, как они. Будет работать, а по вечерам учиться в колледже. И в один прекрасный день она станет «кем-то» — Хилари торжественно поклялась себе в этом. Обязательно!