В любом другом супермаркете эта женщина, толкающая тележку по проходу между стеллажами с бесчисленными банками и разнообразными специями, выглядела бы белой вороной, попавшей сюда по недоразумению. Тщательно расчесанные каштановые волосы до плеч, огромные карие глаза, стройная фигура, ухоженные ногти с маникюром. Респектабельный облик дополнял элегантный синий костюм – раздобыть такой можно разве что в Париже. Голубые, в тон костюму туфли на высоком каблуке, синяя сумка от Шанель завершали наряд, свидетельствующий о прекрасном вкусе.

Мэри Стюарт Уолкер частенько заглядывала по дороге домой в «Гристед» на углу Мэдисон-авеню и Семьдесят седьмой улицы. Все необходимое для дома обычно добывала прислуга, но ей нравилось и самой делать покупки. Она любила готовить ужин и встречать Билла по вечерам. Они всегда обходились без кухарки, даже когда дети были еще маленькие.

Жили Уолкеры неподалеку от пересечения Семьдесят восьмой улицы и Пятой авеню вот уже пятнадцать лет. Мэри Стюарт пеклась о своем фешенебельном и уютном доме. Дети порой подтрунивали над ней, дразня за стремление к безупречности во всем – все должно выглядеть образцово: и жилище, и его обитатели, и прежде всего она сама. Даже в жаркий июньский нью-йоркский вечер, после шести часов изнурительных заседаний где-нибудь в музейном совете, губы Мэри Стюарт по-прежнему блестели свеженанесенной помадой, а из прически не выбивался ни единый волосок.

Она везла к кассе два небольших бифштекса, две упаковки картофеля для варки, немного свежей спаржи, фруктов, несколько йогуртов. Как хорошо она помнила времена, когда доверху нагружала магазинную тележку! Как ни хмурилась Мэри Стюарт, разыгрывая неодобрение, трудно было отказать дочери и сыну в лакомствах, которых они, наглядевшись по телевизору, дружно требовали. Ей доставляло удовольствие лишний раз побаловать их фруктовыми жвачками, раз это было для них так важно. К чему отказывать им в таких мелочах, заставляя поглощать здоровую, но ненавистную им пищу?

Подобно большинству ньюйоркцев их круга, они с Биллом ожидали от своих детей очень многого: самых лучших отметок в школе, впечатляющих спортивных достижений, целостности натуры. Ожидания оправдались. Алиса и Тодд стали гордостью родителей: они блистали повсюду, показывая отличные результаты в школе и вне ее и отличаясь достоинством и благородством. С раннего детства Билл как бы шутя твердил им, что ждет от них совершенства, но и на самом деле отец и мать на это рассчитывали. Алиса и Тодд громко стонали, слыша надоевшие призывы, однако знали, насколько это серьезно. Отец требовал, чтобы они старались в школе и за ее пределами изо всех сил. Абсолютный успех возможен, конечно, не всегда, но стремиться к нему необходимо. Соответствовать таким завышенным требованиям нелегко, но Билл Уолкер всегда держал планку на большой высоте, не давая детям поблажки. Мать только выглядела ярой поклонницей совершенства, отец же был таковым на самом деле: он ждал, что и они и их мать не будут жалеть сил, стремясь к идеалу. Билл держал в напряжении не только своих детей, но и жену.

Когда Таня проснулась на следующий день в своей спальне в Бель-Эр, Тони уже находился в душе. У них была общая спальня и две отдельные просторные гардеробные, каждая со своей ванной. Спальня большая, в старофранцузском стиле, с пышными гардинами из розового шелка и обилием розовой ткани с цветочным орнаментом. Ее гардеробная и ванная выложены розовым мрамором, здесь тоже хватало светло-розового шелка. Зато у Тони в ванной преобладая черный цвет: мрамор и гранит, даже полотенца и шелковый занавес черные – настоящая мужская ванная.

Она купила этот дом много лет назад и все в нем переделала, когда вышла замуж за Тони. Ему тоже сопутствовал успех в делах, но она знала, как он гордится ее успехами. Да, это связано с головной болью, но он все равно любил напоминать людям, что женат на самой Тане Томас. Голливуд всегда обладал для него притягательной силой, и, проведя много лет на обочине, а потом очутившись в самом сердце, он почувствовал себя счастливчиком, сорвавшим небывалый куш. Ему нравилось посещать голливудские тусовки, болтать со звездами, присутствовать на церемониях присуждения «Оскаров» и «Золотых глобусов», в особенности на гала-вечерах Барбары Дейвис. Он наслаждался всем этим куда больше самой Тани. Отдавая работе по восемнадцать часов в день, она с радостью оставалась дома, отмокала в горячей ванне и слушала музыку в чужом исполнении.

Пока он одевался, она накинула поверх кружевной ночной рубашки розовый атласный халат и спустилась вниз – приготовить ему завтрак. В доме и без нее нашлось бы, кому о нем позаботиться, но Таня любила готовить сама, зная, какое значение этому придает Тони, Всякий раз, когда у нее появлялась возможность, она готовила и детям. У нее хорошо получался бифштекс, она познакомила мужа и детей с овсянкой, и они полюбили это блюдо, хоть и осыпали ее насмешками. Еще ей нравилось кормить мужа макаронами. Она много чего любила для него делать. Ей нравилось заниматься с ним любовью, оставаться наедине, путешествовать вместе, открывая новые места. Впрочем, ей вечно не хватало времени: бесконечные репетиции, звукозапись, съемки, концерты, бенефисы, невыносимое корпение в обществе юристов над контрактами и прочими заковыристыми документами. Теперь Таня являлась не просто певицей и актрисой, – она превратилась в отдельную отрасль индустрии и была вынуждена многое узнать про бизнес.

Дожидаясь его, она налила в стаканы апельсиновый сок и разбила над сковородой яйца, когда зашипело масло. Заложив в тостер ломти хлеба и поставив варить кофе, она открыла утреннюю газету. При виде заголовка на первой странице она чуть не вскрикнула. Бывший ее сотрудник подал на нее в суд вроде бы за сексуальное домогательство. О таком она еще не слышала. Прочитав статью, вспомнила своего телохранителя: он прослужил у нее в прошлом году всего две недели и был уволен за воровство. Мерзавец дал газете пространное интервью, в котором утверждал, что она пыталась его соблазнить и выгнала с работы без всяких объяснений, когда он не поддался на соблазн. Ей стало тошно: это дело, подобно всем предыдущим, завершится уплатой ему крупной суммы в обмен за отказ от иска. Иного способа защитить репутацию не существовало. Она никому не могла доказать свою невиновность, убедить, что все это ложь, заурядный шантаж. К счастью, муж знал цену подобным обвинениям и первым советовал ей не доводить дело до суда, каким бы абсурдным ни был наговор. Это действительно было проще всего. Но одновременно она представила, как побледнеет Тони, увидев газету. Она тщательно сложила ее и убрала с глаз долой. Спустя несколько секунд он вошел в кухню, одетый для игры в гольф.

– Ты не едешь на работу? – спросила она как ни в чем не бывало, с невинным видом нарезала авокадо и аккуратно расставила тарелки на столе.