Мальчик спал, устроившись в ложбине на вершине горы, и вот драконья мысль выползла из-под земли и обволокла его. Мысль поднималась по телу медленно, точно гигантский мыльный пузырь, и ее маслянистая поверхность дрожала и переливалась на солнце.

Когда она накрыла грудь и живот, мальчик тревожно пошевелился, но не проснулся. Его лицо еще успело скривиться в недовольной гримасе, а потом пузырь добрался до шеи, окутал лицо, и звук дыхания мальчика внезапно прервался.

А мысль поднималась все выше и выше огромным прозрачным куполом и наконец поглотила мальчика целиком. На траве возле его руки валялась книга — она полыхнула огнем, когда мысль коснулась ее.

Шло время. Мальчик спал на полуденном солнце, а книга рядом горела неровно, рваным желто-зеленым пламенем и наконец рассыпалась тонким белым пеплом. Над ложбиной повеял легкий ветерок, но внутрь драконьей мысли ему проникнуть не удалось, и кучка пепла осталась непотревоженной. Мальчик лежал, точно забальзамированный, медленно пропитываясь драконьей мыслью.

В траве на дне ложбины зашевелилось и зашуршало. Крохотные ящерки, расписанные зелеными и оранжевыми точечками, спешили вперед сквозь стебли дрока и молодой вереск. Жадно и стремительно скользили они к пузырю и, одна за другой, нырнули внутрь его. Их делалось все больше и больше. Маленькие раздвоенные язычки пробовали на вкус нутро пузыря, вбирали огненную мысль, а тем временем одежда мальчика понемногу обугливалась с краев и лицо все бледнело.

Преподобный Том Обри был человек занятой. Сегодня ему предстояло исполнить обязанности председателя на трех собраниях прихожан, побывать на кофейной вечеринке Женского института и осмотреть протекающие трубы в мужском туалете воскресной школы. А ему сейчас было слишком жарко, чтобы, по обыкновению, получать удовольствие от своих обязанностей. Либо тугой стоячий воротничок, либо летняя жара, одно из двух. Матерчатый белый ошейник прекрасно удерживал как пот, стекающий вниз с затылка, так и жар, копящийся под пиджаком. Воротничок тер, шея под ним чесалась, и этот важный предмет туалета стремительно превращался в грязную тряпку.

Преподобный Том сидел за столом в своем маленьком беленом кабинете позади ризницы и деловито чесал зудящую шею. Лежащая перед ним толстая пачка церковной переписки, которую давно следовало прочитать, взирала на викария с укоризной. Он пробегал взглядом по строчкам верхнего письма, и глаза у него мало-помалу стекленели. За спиной у викария раздавались голоса рабочих в церковном дворе, и сквозь щели в жалюзи вместе с полосами солнечного света пробивались звуки их радиоприемников и скрежет лопат. Преподобный Том вздохнул, и вздох невольно перешел в зевок.

Оставалось всего полчаса до начала собрания, посвященного финансовым вопросам. Надо еще было прочитать замечания старосты на эту тему… Преподобный Том принялся нехотя листать бумаги, разыскивая доклад старосты. Взгляд его случайно упал на зеркало, висящее на стене кабинета между вешалками с рясами и ризами, которые он надевал довольно редко. Том посмотрел на свое отражение и спросил себя: что сказала бы Сара, если бы увидела его сейчас? Какой он? Красивый? Возможно… Встрепанный? Несомненно. Ему стоило бы принять душ и сменить рубашку? Ох, да!

В дверь постучали. Преподобный Том опустил голову и деловито уткнулся в бумаги, лежавшие сверху.

— Войдите! — крикнул он голосом крайне занятого человека.

Майкл проснулся. В горле саднило, а глаза болели еще сильнее. И все тело как будто ломило и вдобавок слегка трясло, будто во время лихорадки. Мальчик попытался открыть глаза, но пронзительный свет ослепил его, и он снова крепко зажмурился.

— Вот шараша! — сказал он и добавил: — Хошподи! — обнаружив, что язык распух и говорить почти невозможно.

Ощущение было такое, как бывает, когда обожжешься горячим супом: язык болит и при этом какой-то шершавый. Майкл застонал от боли и от страха и попытался сесть. Но тело откликнулось пронизывающей болью, и мальчик снова рухнул на траву.

«Вот зараза! — подумал он. — Что же со мной такое?»

Вскоре пришел и ответ. «Это солнечный удар! — подумал Майкл. — О боже!»

Для Стивена Макинтайра день пошел наперекосяк с самого утра.

А все из-за настроения его сестры. Оно сменилось с радужнейшего на мрачнейшее со скоростью очумевшего барометра. Тут уж ничего хорошего ждать не приходилось. Поначалу Сара казалась сущим ангелом. Мало того что она сама приготовила завтрак — а это было редкостью, — так еще и выставила на стол кровяную колбасу, а это уж случай совсем из ряда вон выходящий. За трапезой она весело болтала и не пыталась напускать на себя «вид вечной мученицы», как называл это Стивен. Выйдя из-за стола, она даже не заикнулась про то, что не мешало бы вымыть посуду. Стивен с Майклом так удивились, что машинально вымыли посуду без напоминаний.

Но не прошло и часа, как погода стала портиться. Для начала у Сары снова разыгралась сенная лихорадка, а это никому веселья не добавляет. Шмыгая носом и звонко чихая, сестра позвонила в свое агентство недвижимости и получила взбучку от шефа. Когда Сара положила трубку, она уже вся кипела. Потом она села готовить бумаги для нового клиента собирающегося приобрести недвижимость на северном склоне Уиррима, неподалеку от Стенбриджа. В десять часов сестра поехала забирать ключи и смотреть дом. В половине двенадцатого Сара вернулась мрачнее тучи. Осмотр прошел хуже некуда. И сенная лихорадка одолела ее с новой силой. Сара наорала на Майкла за то, что тот пристроил свои кроссовки на кухонный стол, а на Стивена — за то, что в неподходящее время зашел осведомиться насчет обеда.

— Я просто спросил, не хочешь ли ты пообедать! — оправдывался Стивен.

— Ага, а заодно уж и тебя покормить, да?! — рявкнула Сара.

Майкл открыл глаза. Боль, которая ослепила его час тому назад, вернулась снова, но уже не такая резкая — она как будто выдохлась.

Мальчик расслабил сощуренные веки и впервые огляделся вокруг. Он по-прежнему сидел на дне ложбины в окружении кустов папоротника, валунов разной величины и травяных кочек. В небе висела пара рваных облачков. Все точно так же, как тогда, когда он — сто лет тому назад! — отложил книжку и закрыл глаза. Все точно так же… и в то же время все переменилось. Мир вокруг словно подкрасили багровым. Сухая, некогда желтая трава теперь выглядела тускло-красной. Небо, прежде голубое, висело над головой серым куполом кованого металла, слегка тронутым розовым. Все летнее разноцветье как будто смыло.

Майкл ощупал себе голову, потом осторожно надавил на горящие веки и невольно отдернул пальцы — он чуть не обжегся. Он снова посмотрел вокруг — вид не изменился. Все казалось странно плоским, как плохо нарисованная картинка, лишенная перспективы. Майкл никогда прежде не замечал, насколько объемен мир — до тех пор, пока этот объем не исчез. Теперь его ужасно не хватало. Мальчик мимоходом подумал, не опасно ли будет спускаться с горы в таком состоянии… Но в сущности, ему было безразлично. Хуже все равно некуда.

На самом деле состояние было странное. Физически он ощущал себя сильнее, чем раньше, что удивительно: жара никуда не делась, солнце припекало по-прежнему. Однако внезапный прилив сил волной разошелся по телу. В голове прояснилось, и перестало трясти.

Мальчик встал на ноги и побрел прочь. Все продолжало выглядеть плоским. Пару раз он неправильно определял расстояние до камня или кочки и спотыкался, но в целом его новое зрение оказалось не настолько предательским, как он сам опасался, и вскоре ему удалось благополучно добраться до хребта. Майкл остановился, чтобы сосредоточиться на своем самочувствии.

Зазвонил телефон. Звук проник глубоко на дно его снов, однако же потребовалось несколько звонков, чтобы наконец его разбудить. Не раскрывая заспанных глаз, он трясущейся рукой нащупал трубку и поднес ее к уху.

— Сара? — прохрипел он. — Что он еще натворил?

— Извините, Том. — Голос был совсем не Сары, ровный, но настойчивый. — Извините, Том, это Элизабет.

Элизабет Прайс? Сколько же сейчас времени?

— Извините, что я вас бужу. Но дело важное.

— Ты как, Майки? — Стивен стоял в ногах кровати с подносом в руках. — Я тебе принес апельсинового сока, воды и некрепкого сладкого чая, на выбор.

Майкл сидел в постели, подложив под спину подушки и набросив на плечи халат. Сара отдернула занавеску, но только одну, самую дальнюю, так, чтобы больной оказался в тени. Мальчик сделал величественный жест.

— Воды, пожалуй! Соку не надо. У меня язык болит.

Говорил он сипло, а язык, который Майкл продемонстрировал брату, был багрово-красным, усеянным мелкими белыми волдырями.

— Выглядит кошмарно.

Миссис Трафтон только к полудню окончательно убедилась в том, что похищение действительно имело место. Несмотря на все уверения Тома, что грабители разрыли край драгоценной траншеи, где должен был находиться обломанный конец креста, она твердо вознамерилась проверить это лично. В конце концов вызвали мистера Пердью, чья сигарета свисала с губы еще более уныло, чем обычно, и раскопали землю у корней многострадального тиса еще на фут во всех направлениях. Найти ничего не нашли. Корни по просьбе церковной старосты вновь присыпали землей. В течение следующего получаса Том, припертый к стенке полисменом и археологом, вынужден был обсуждать совершенное преступление со всех мыслимых точек зрения. Миссис Трафтон, пребывавшая в ярости, тут же уцепилась за слова Тома, что данное преступление совершенно необъяснимо.

— Да вы понимаете, что это уникальная вещь? — вопрошала она, гневно созерцая Тома сквозь очки. — Этот крест явно восходит ко временам раннего христианства и представляет собой слияние англосаксонских и кельтских мотивов, какого нигде более не встречается! Кто знает, викарий, возможно, ваша церковка стоит на месте древнего поселения! Похищение даже крошечного кусочка такого креста — это настоящая трагедия! Быть может, именно этот обломок помог бы нам расшифровать древнюю символику узоров!

— Ну, мы же не знаем, был ли там вообще этот обломок, — возразил Том. — А потом, если даже он там и был, все равно основная часть креста осталась на месте и представляет собой памятник первых веков существования Церкви. Я просто не понимаю, для чего кому-то было воровать обломок креста. Уж взяли бы тогда и все остальное…

— Он слишком тяжелый, — заметил констебль Вернон и записал это в свой блокнот.

— Очевидно, — согласилась миссис Трафтон.

В то утро Уиррим был красив, как никогда. Его округлые уступы озаряло утреннее солнце, травянистые склоны и цепочку каменистых утесов тронуло золотым светом. Только самые глубокие ущелья на южном склоне оставались в тени. На дне их ледяные потоки спадали каскадами со ступени на ступень, и каждая ступень была в сотню футов вышиной. Дул свежий, сильный ветер, по небу неслись славные пушистые облачка, отбрасывающие мимолетные тени на яркую землю.

Стивен с Майклом карабкались наверх, оба поглощенные собственными думами.

Стивен практически не обращал внимания на великолепные пейзажи вокруг. Легкость, с которой его брат произнес запретную клятву, глубоко потрясла Стивена, и теперь ему было крайне не по себе. Стивен был готов следовать за Майклом туда, куда тот скажет, ради клятвы. Но что делать, когда у Майкла иссякнет воображение и станет очевидно, что он лжет, Стивен понятия не имел. Конечно, следует его как следует отлупить, но это, наверно, огорчит Сару даже больше, чем вчерашнее поведение Майкла. В эти несколько месяцев сестра очень рассчитывала на взаимную семейную поддержку, и Стивен с Майклом старались сдерживаться, как могли. Но сейчас — Стивен яростно пнул камешек, попавшийся под ноги, — его терпение висело на волоске.

Майкл шагал вверх, машинально огибая попадающиеся на крутой тропе камни. Рассказав брату о происшедшем — а это признание было одновременно и оправданием, и вызовом, — Майкл почти сразу начал жалеть об этом. Нет, он не жалел, что принес отчаянную клятву: он же знал, что говорит правду! И не то чтобы ему было жалко показывать Стивену заветное место. Он просто… ну, скажем прямо: он не был уверен, что Стивен заслуживает этого тайного знания. По мере того как солнце поднималось все выше на небо и они взбирались все выше на гору, Майкла все сильнее грызло гнетущее чувство, что эту тайну надо было сохранить при себе. И ведь все это — из-за его проклятой слабости, из слабодушного стремления с кем-нибудь поделиться! Но как можно рассказывать о таких вещах кому угодно, пусть даже родному брату? Стивену этого не понять, он лишен дара. Он просто обычный мальчишка, и ничего такого в нем нет, если не считать скрытой красоты его лица.

В начале пути, пока они огибали лес Рассет, шагая дорогами, по которым гоняли скот, и ровными тропинками, Майкл несколько раз отставал от брата и смотрел на него своим новым зрением. Оба раза перед ним появлялся силуэт конской головы, переливающейся живыми, великолепными красками. И внезапно Майкл понял, что видит перед собой.

Свернув на подъездную дорожку, Сара увидела мистера Кливера, стоящего у входа в дом и звонящего в дверь. Когда она вышла из машины, он обернулся и улыбнулся ей.

— О, дорогая моя, как вы вовремя! А то я уже решил было, что потратил время впустую, и собирался тащиться обратно!

— А что, мистер Кливер, разве мальчики вам не открыли?

Сара принялась рыться в сумочке, чувствуя себя ужасно суетливой и неуклюжей. Наконец она нашла ключи и отперла дверь.

— Входите, пожалуйста!

Констебль Джо Вернон только что вышел из главных дверей церкви Святого Уиндема и как раз надевал свой шлем, когда на дорожке, ведущей на кладбище, показался торопливо шагающий Том.

— Доброе утро, преподобный! А я как раз думал, куда вы делись…

— А, Джо, доброе утро! — Том остановился. — Чем могу быть полезен?

Если Джо и заметил, что викарий раскраснелся и запыхался и что в его голосе слышится раздражение, то виду он не подал.

— Просто хотел поговорить с вами. Насчет вчерашнего происшествия.

Когда Стивен спустился вниз, Сара сидела на лужайке, прихлебывая кофе и доедая грейпфрут. Одета она была по-домашнему и казалась спокойной и беззаботной.

— Ты ужасно выглядишь, — заметила она.

— Ну спасибо!

Стивен сел в садовое кресло. Окинул взглядом стол. На каждом дереве в саду вразнобой заливались птицы.

— А, чашки нету, — сказал он наконец. Встал и побрел на кухню.

Сара закрыла за собой калитку в церковной ограде и пошла по дорожке, ведущей к боковому входу в церковь. И только тогда ей полегчало. Всю дорогу до деревни ее руки, лежавшие на баранке, тряслись и голова кружилась — так сильно, что один раз девушке даже пришлось съехать на обочину, чтобы переждать приступ.

А теперь она шла мимо могильных плит, и воспоминание о гневной вспышке Майкла мало-помалу отпускало ее. Настроение улучшалось. Любую проблему можно решить, даже если она кажется неразрешимой!

Сара отворила дверь и заглянула в церковь. Том стоял у занавесей ризницы и смотрел на крест. Молодой человек не заметил ни как Сара вошла и прикрыла за собой дверь, ни как она подошла к нему почти вплотную…

— Том!

Он заметно вздрогнул.

Как только Сара уехала, Стивен принялся караулить. Он слонялся по дому, потом принял душ, оделся и все это время не переставал наблюдать в окно за братом, опасаясь, как бы тот не сбежал. Но Майкл спокойно сидел в саду, попивая остывший кофе и глядя на горы.

«Вот и отлично, — радовался Стивен. — Главное, не вздумай слинять!»

Мало-помалу Майкл оживился. Он потянулся, зевнул и побрел обратно в кухню, где принялся бесцельно шарить по шкафам. Возможно, он хотел есть, но, если и так, его ничто не соблазнило. Он немного постоял в нерешительности, с рассеянным видом. Потом наконец направился в прихожую. Но когда он проходил мимо темного закоулка, у него за спиной возникла безмолвная фигура. Стальная рука обвила его шею и принялась душить, вторая же в это время заломила ему руку за спину. Майкл отчаянно сопротивлялся, но беспощадный противник неумолимо вел его к лестнице. Когда Майкл пытался остановиться, его подбадривали пинками, когда спотыкался, его рывком вздергивали на ноги. Таким-то манером, задыхающийся и растрепанный, прибыл он в ванную.

— Ну вот, — сказал Стивен. — Давай-ка немного потолкуем.

Майкл угрюмо дернулся.

Когда Стивен оказался на деревенском лугу и взглянул в беззаботное лицо летней деревни, решимость едва не оставила его. Взрослые судачили у лавки бакалейщика, мороженщик сидел в своем фургончике, продавая потным ребятишкам размякшее мороженое, солнышко припекало от души, и все выглядело совершенно обыкновенным. Казалось ужасно глупым являться в этот упорядоченный мирок с рассказом о загадочных и жутких событиях. А еще глупее казалось воображать, будто хоть кто-нибудь в это поверит. Стивен почти отчаялся. Дважды он притормаживал свой велосипед на краю луга, останавливался, размышлял — и дважды садился в седло и медленно ехал дальше. Да, ужасно глупо — но все-таки сейчас это была его единственная надежда.

Когда он въехал во двор церкви Святого Уиндема, в глазах внезапно вспыхнула боль — и тотчас угасла. А вместе с болью исчезло и ощущение паники и собственной непроходимой глупости, которое мучило Стивена с тех пор, как он покинул дом. Шум деревни за спиной улегся. Покосившиеся могильные плиты и кривые тисы вдоль стены напоминали об иной, более древней системе ценностей, о том, что не стоит поспешно судить и осуждать.

Когда Стивен вошел в церковь и ощутил величавый покой холодного серого камня этих стен, он почувствовал себя еще увереннее. Рассказать обо всем оказалось куда проще, чем он думал.

— Том, — начал он, — мне нужно рассказать тебе об одном важном деле, только, боюсь, ты подумаешь, что я сошел с ума.

Возможно, Том мог бы подсказать Стивену, отчего он почувствовал себя увереннее, войдя в церковь. Но ему было не до того.

В рассветный час Рассет приобрел чернильный цвет. Бесконечные стволы темнели синеватыми и черными тенями, и каждая ветка, каждый лист дышали резкой прохладой летней ночи. Том и Стивен, которые сидели, привалившись к рябой коре векового дуба, уже несколько часов стучали зубами от холода. Они умяли большую часть шоколада и бутербродов из обугленного рюкзачка Стивена, но это помогло мало.

Том спал, откинув голову на ствол. Стивен только дремал урывками, а теперь совсем проснулся. Он смотрел на восток, где за самыми дальними деревьями показалась бледная желтоватая полоска.

Мистер Кливер был прав, когда предрекал, что беглецы спрячутся и не станут искать посторонней помощи. Конфликт, в который они ввязались, поглотил их целиком, и события, происходящие во внешнем мире, казались им совершенно неважными. Им противостояла смертельно опасная стихия, и традиционными средствами с ней справиться было нельзя. Тут не могли помочь ни полиция, ни власти, ни врачи, ни журналисты. Они нуждались в убежище, и лес предоставил его, только и всего. Они пришли сюда по ручью и скрылись в чаще.

Пожар бушевал полночи, полночи завывали сирены. Почти до четырех утра само небо, казалось, было объято огнем, и до леса долетали хриплые крики измученных фермеров и жителей деревни. Дороги вокруг Рассета сделались оживленными, как никогда: по узким проселкам сновали автомобили, пешеходы, пожарные машины, «скорые»…

Три поля выгорели дотла, еще два серьезно пострадали. Том со Стивеном наблюдали за отчаянной борьбой из подлеска за ручьем, когда высматривали преследователей. Один раз буквально в нескольких метрах от них промчалась машина — Том уверял, что это была машина мистера Кливера, но они не разглядели, кто там сидел, и она проехала мимо, не затормозив.

Вернувшись к дубу, Стивен обнаружил, что Том все еще спит. Мальчик бесцеремонно растолкал викария и рассказал ему о встрече. Том встревожился.

— Но если он знает, где мы, что им помешает напасть на нас? — спросил он.

Он попытался встать, но обнаружил, что ноги затекли, закоченели и сделались как деревянные.

— Он им не скажет. Он, конечно, псих, но все-таки мой брат.

Том покачал головой. Давешнее бегство наперегонки с огнем очень сильно сказалось на нем. Однако, услышав, что Сару действительно держат в плену, он застонал и спрятал лицо в ладонях.

Солнце наконец встало, и тонкие, острые копья солнечных лучей пробивались сквозь щели в ставнях, озаряя затененную комнату призрачным полусветом. Со всех сторон из мрака выступали бледные силуэты, массивные и таинственные, чья подлинная форма еле угадывалась под белыми чехлами. В центре комнаты, серый от пыли, громоздился большой рояль. И именно из-под рояля вскоре после восхода послышалось неудержимое чихание.

Саре было ужасно плохо. В эту комнату накануне ее притащил молчаливый и нервный мужчина, который не обращал внимания на ее возмущенные вопли. Здесь она с тех пор и находилась, в окружении многолетних залежей аллергенной пыли. Один раз она сдуру попыталась приподнять покрывало с дивана — это стоило ей целого часа слезящихся глаз и сильного насморка. С тех пор она избегала к чему-либо прикасаться.

Она звала, кричала — никто не откликался. Колотить кулаками в массивную и очень прочную дверь было бесполезно. Сквозь щели в ставнях Сара видела поросший бурьяном склон холма за домом, но ставни были заперты снаружи, и выломать их не вышло — все попытки закончились только тем, что девушка сорвала себе ноготь.

Так что она легла посреди ковра, под роялем, и погрузилась сперва в отчаяние, а потом в бесконечные размышления. Весь вечер и часть ночи, пока царящий в комнате полумрак сменялся непроглядной тьмой, девушка пыталась понять, зачем ее похитили. Она снова и снова вспоминала то, о чем говорил ей Том: крест, народные сказки, кража, дракон… Все это совершенно не поддавалось логике — но и ее похищение тоже. Что задумали эти психи?

И что они собираются делать с ней?

На то, чтобы изготовить древко, потребовалось немало времени.

Дуб, под которым они ночевали, оказался чересчур старым и корявым, на нем не нашлось ни одной достаточно прямой и тонкой ветки. Однако Том обнаружил поблизости деревце помоложе, очевидно отпочковавшееся от того, старого дуба, выросшее на солнечной полянке. Оно дало три-четыре побега, прочных, тонких и сравнительно податливых; и один из этих побегов, длиной метра в два, был прямым, как настоящее копье. Том принялся резать его вблизи основания, в том месте, где ветка была достаточно тонкой, чтобы обхватить ее пальцами. Стивен придерживал побег и обламывал с него мелкие сучки. Когда Том выдохся, они поменялись ролями, и примерно через полчаса тяжких трудов побег наконец был перепилен.

Теперь надо было обрезать макушку с листьями с другого конца копья. Они прикинули, что копье должно быть высотой примерно в рост Тома, сделали зарубку на коре и снова принялись пилить. Дело продвигалось медленно: лезвие к тому времени изрядно затупилось. Возясь с ножиком и бранясь, как сапожник, Стивен сказал:

— Ты знаешь, это копье все равно не будет достаточно острым, чтобы хоть кого-нибудь ранить.

— Я про это уже думал. Слушай, ты пока пили, а я хочу проверить одну идею.

А наверху, на склонах Уиррима, на дворе фермы Хардрейкер, кипела бурная деятельность. Вскоре после девяти Пол Комфри отправился в ближайший сарай с пилой и ящиком инструментов. С тех пор из-за неплотно прикрытой двери все время слышался визг пилы, периодически прерываемый яростным стуком молотка.

Вскоре после этого мистер Пилат, недовольно хмурясь, покинул ферму и уехал обратно в деревню, чтобы открыть магазин и заодно послушать, что говорят насчет вчерашнего пожара.

Мистер Кливер проводил его, потом вернулся в дом и велел себя не беспокоить. С тех пор его никто не видел.

Затем появилась Ванесса Соукрофт, бледная и усталая. Она долго сновала из дома на улицу и обратно, таская какие-то рюкзаки. Она открыла багажник своей машины и принялась укладывать их туда, тщательно проверяя и перепроверяя содержимое мешков.

Майкл сидел на старом жернове, разглядывая свои ногти. Про то, что они стерегут Рассет, он Стивену, конечно, наврал: лес был слишком велик, чтобы его оцепить. На самом деле вчера вечером мистер Кливер решил не преследовать беглецов. Он предпочел просто забыть о них, правильно рассчитав, что они все равно не решатся ни к кому обратиться.