Экспонированная антропософия

Свасьян Карен Араевич

Опубликовано в сокращенном варианте в базельском ежемесячнике "Der Europäer", Nr. 1 за ноябрь 1999.

Экспонированная антропософия

Среди множества симптомов, которыми изобилуют антропософские публикации, бросается в глаза оптимизм следующего утверждения (см. еженедельник "Das Goetheanum" Nr. 29, от 18 июля 1999): "Культурное распространение антропософии, ожидаемое Рудольфом Штейнером к концу столетия, во многих отношениях стало действительностью. Пока, правда, в сравнительно скромном объеме, и тем не менее уже в необозримых масштабах, так что многие люди чувствуют себя обогащенными и поддержанными в своих устремлениях". Это заявление подкрепляется небольшим ассортиментом примеров, которые, как и следовало ожидать, начинаются с вальдорфских детских садов ("более тысячи во всем мире"), не обходят стороной и общинный банк (консолидированный объем которого в финансовом 1998 году насчитывал 300 миллионов немецких марок) и достигают пика в скоростном поезде ICE, принятом недавно к эксплуатации акционерным обществом "Германская Железная Дорога" и носящем имя "Рудольф Штейнер". Нет сомнения, что многие антропософские читатели порадуются этой уверенности. Но, может быть, кого-нибудь и покоробит лихость, с которой антропософские инициативы валятся в одну кучу с не-антропософскими. Что господам из акционерного общества "Германская Железная Дорога" сподобилось (примечательным образом как раз к годовщине крушения поезда, называвшегося "Вильгельм Конрад Рёнтген"

[1]

) среди множества прочих "культурных" имен поездов поставить на рельсы и имя творца антропософии, могло бы, пожалуй, быть отнесено на счет той плутовской нечистой силы, местечковой креативности которой следовало бы приписать и инициативу снабжать сахарные пакетики для кофе цитатами из Будды или Марка Аврелия. Во всяком случае, ничто не говорит в пользу того, что этот курсирующий между Штутгартом и Цюрихом поезд ICE преследует какие-то скрытые побочные цели. Германская Железная Дорога должна стоять выше подозрений в намерении содействовать распространению антропософии. Другое дело, если спросить себя: а пришло ли бы в голову и иному антропософу назвать высокоскоростной поезд именем "Рудольф Штейнер", мотивируя это желанием познакомить как можно больше людей с антропософией? В таком случае следовало бы отличать намеренное вредительство от халатности. Никто ведь не станет, в качестве ответственного по железнодорожному ведомству, заботиться о вещах, которые обязан знать тот, кто находится в силовом поле антропософии. Скажем, то сообщение духовной науки, в котором - поверх математического номинализма ничего не подозревающей об этом физики - называется реальная сила, которая, в частности, приводит в движение и поезда... Что "многие люди чувствуют себя обогащенными и поддержанными в своих устремлениях", потому что они разъезжают в поезде, носящем имя "Рудольф Штейнер", не более чем дурная шутка, которую, впрочем, можно было бы извинить, не будь она именно дурной. Если (антропософски понятое) дурное есть лишь стоящее не на своем месте хорошее, то, наверное, это в равной степени относится и к дурным шуткам. Можно поместить упомянутую шутку (раз уж она сделана) в более конкретную и имманентную топику. Мы скажем: если люди чувствуют себя "обогащенными" при соприкосновении с антропософией, то это не имеет ничего общего с их "устремлениями", а есть их судьба. Притом, что соприкосновение могло бы быть и иным. Скажем, если пассажирам высокоскоростного поезда ICE "Рудольф Штейнер", отправляющегося из Штутгарта в Цюрих и обратно, была бы, в качестве дорожного чтения, рекомендована лекция Штейнера, прочитанная им как раз в Штутгарте 26 августа 1906 года, хотя бы тот отрывок из неё, согласно которому в так называемых природных силах (например, в силе тяги вот этого вот локомотива) следует видеть "действия развоплощенных людей"... Речь шла бы тогда не о том, сколькие чувствуют себя "поддержанными в своих устремлениях", а о том, есть ли среди них и такие, которые вздрогнули бы от прочитанного и рискнули бы додумывать его на свой страх и риск? Вот они-то и соответствовали бы ожидаемому Рудольфом Штейнером распространению антропософии, которая адекватна не там, где она выставлена напоказ, а там, где она спонтанно поволена. Распространять на неё журналистские замашки - глупость или недоразумение: не антропософия нуждается в публичности, а публика в антропософии. Пусть публика и слывет последней инстанцией в отношении чего угодно. В отношении антропософии реакция её интересна лишь в том случае, если антропософия не экспонируется, а вакцинирует. Тогда клиентов бросает от неё в дрожь, чем и решается вопрос о её "культурном распространении": в зависимости от того, для скольких возможен переход от оторопи к познанию.