Колесо в заброшенном парке

Тараканов Борис Игоревич

Федоров Антон

Венеция, XVIII век. Город полон слухов, что известный композитор Антонио Виральдини (1705–1741) зашифровал в своей опере-оратории «Ликующая Руфь» формулу вечной молодости. Адепты древнего культа «Двенадцать Голов» пытаются завладеть этой заманчивой тайной.

Борьба за Сокровенное Знание доходит до наших дней. Последователи культа охотятся за московским мальчишкой — согласно древнему пророчеству, именно он способен разгадать Тайну Виральдини. К счастью, на помощь приходят два историка — совершенно далекие от музыки люди.

В этой захватывающей детективно-фантастической истории сплетены воедино разные века, страны, судьбы, таинственные события и человеческие взаимоотношения. А мальчишке и его взрослым друзьям помогает… сам Антонио Виральдини.

Для широкого круга читателей.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Борис Тараканов, Антон Федоров

КОЛЕСО В ЗАБРОШЕННОМ ПАРКЕ

Часть первая

ЗЕМЛЯНИКА НА ШПАЛАХ

Москва, май 2005 года

— Ненавижу кросс, — с бессильной яростью бормотал Бурик, — ненавижу!..

Дыхание давно сбилось, Бурик делал короткие неритмичные вдохи и сразу же выдыхал. Неподготовленный к таким нагрузкам организм, получив очередную порцию воздуха, тут же требовал следующую.

Организму и в самом деле было плохо. Ноги были даже не ватные — они затвердели в неестественно полусогнутом положении бегуна и мелко тряслись, и странно было, как это Бурику удается их переставлять. Глаза неподвижно и бессмысленно уставились в одну точку примерно в полутора метрах впереди. Перед ним текла бесконечная полоса гравия. В боку нещадно колотило и кололо, волосы на голове слиплись, мокрые пряди то и дело лезли в глаза.

Часть вторая

«ЛИКУЮЩАЯ РУФЬ»

Москва, июль 2005 года

К середине лета Бурик и Добрыня крепко привязались друг к другу. Если между ними возникало малейшее непонимание, оба чутко переживали это и старались сразу же исправить. В какой-то момент Бурик понял, что наконец-то обрел Лучшего Друга — того, с кем можно быть откровенным до конца и кто будет столь же откровенен с тобой. Друга, который поймет тебя, не задавая лишних вопросов. Неважно, в чем — в радости, в печали или просто в желании посидеть рядом и помолчать о несбыточном.

Перед сном, лежа в постели, Бурик всматривался в трещины на потолке. В полумраке они принимали новые причудливые очертания. В этих линиях Бурик словно хотел прочесть судьбу завтрашнего дня. Порой ему казалось, что еще немножко — и нечеткие линии на потолке сложатся в слово «Добрыня». И тогда сердце переполнялось теплой радостью — ведь завтра они снова увидятся! И будет замечательный день. Потому что на дворе лето, а впереди встреча с Другом и новая сказка заброшенных рельсов.

Он не знал, что в это же время не спал и Добрыня. Лежал, прикрыв глаза, и повторял про себя: «Бурик… Бу-урик… Сашка, ты самый лучший на свете друг. Ты не сбежишь? Не бросишь меня?»

Часть третья

МОСКВА — ПРАВОБЕРЕЖНАЯ

Москва, август 2005 года

— Это со мной, — небрежно бросил Стас толстому капитану, сидящему перед компьютером вместо секретарши.

— Да-да, «это» с ним, — добавил Вовка, идя следом.

Когда дверь закрылась, Вовка осмотрелся.

Часть четвертая

ТАЙНАЯ СУЩНОСТЬ

Бурик постоял немного и решил открыть глаза — все равно ничего не происходило. Колесо куда-то делось. Бурик огляделся. Он стоял на узкой пологой тропинке. Далеко вниз убегал горный склон. Воздух был напоен смолами неведомых деревьев, а на обочине тропинки в траве краснели раскаленные ягоды. «Земляника? — подумал Бурик. — Нет, что-то другое». Внизу по склону колыхались плюшевые оливковые рощи. Из-за гор показался краешек солнечного диска.

Бурик посмотрел на ясный — ни облачка — небосвод. Помимо солнца на небе виднелась еще и бледная, немного щербатая луна. Бурик глянул на нее и зачем-то побрел вверх по склону. Луна двинулась за ним. «Надо же… Я веду ее за собой, как шарик на нитке». Луна невозмутимо плыла следом, всем своим видом отвечая: «Да, как на нитке». Из земли кое-где проступала разбитая кирпичная кладка, словно кто-то очень давно попытался вымостить тропинку кирпичом. «Давно… Интересно, когда?» Для Бурика «давно» — это век девятнадцатый, ну восемнадцатый. Но он знал, что, например, для итальянцев «давно» — это века первый — третий… Между ними даже не ощущают особой разницы, ибо, в конечном счете, и это не так уж давно.

Впереди выросло странное сооружение, похожее на древний одноэтажный дом, украшенный полуразвалившимися порталами и колоннами. К железной двери, пожелтевшей от застарелой ржавчины, вела крутая каменная лесенка, заросшая свободолюбивым кустарником, а чуть выше темнела непонятная латинская надпись — очевидно, она опоясывала все здание. Бурик попробовал вчитаться. «…Aqua… Cisterna…» — разобрал он в середине витиеватой фразы. Прилетел ветерок. Он качнул невысокие деревья, слегка взъерошил Бурику волосы и словно прошелестел: «Опомнись, Саша!»

Состояние полусна начало сменяться чувством безотчетного ужаса. Бурик заоглядывался по сторонам. «Где я? Господи, как я здесь оказался?! Это не сон… Мама!!!»

Где-то поодаль слышался разговор двух мужчин. Бурик прислушался. Говорили по-итальянски. Ржавая дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился человек в длинном черном балахоне. Бурик почувствовал, как на него вновь накатывает липкое оцепенение. Не хотелось ни о чем беспокоиться. Не хотелось думать. Не хотелось ровно ничего! «Кто вы?» — хотел спросить Бурик, но вдруг понял, что ему вовсе не хочется это знать — какая разница, в конце концов.

Эпилог

— Ну что, кашу есть будем? — спросил Вовка Бурика и Добрыню. — Татьяна Владимировна приготовила.

Бурик и Добрыня скорчили недовольные рожи и в голос заявили:

— Не-е-е-е!..

Антонио мотал головой, пытаясь понять, о чем идет речь.

— Слушай, я не знаю, чем их кормить! — крикнул Вовка Стасу, который в отцовской комнате раскочегаривал интернет, наполняя квартиру резкими звуками спаривающихся модемов. При этом Вовка задел локтем хлюпающую кастрюлю и… (откуда только прыть взялась) зайцем отскочил от плиты, перед которой уже через долю секунды образовалась густая пузырящаяся лужа. В ее середине красовалась кастрюля, бесстыдно демонстрируя окружающим закопченное дно.