Вокзал припорошило снегом основательно, так что по платформе пришлось двигаться, словно в декоративном окопе — ломаными линиями, строго совпадающими с извилинами тех, кто всё это расчищал. Им явно не нравилась задачка про пункты «А» и «Б», а бригадиром работал достойный потомок Вани Сусанина. Поэтому на стоянку я добрался кружным путём, большую часть маршрута вообще идя куда угодно, кроме как в нужную сторону.

Отмахнувшись от назойливых таксистов, которым непогода была только на руку, я осмотрелся, но знакомой «Лады» в ряду машин не обнаружил. Странно.

— Да продал я её, продал! Сколько же можно было на этом чермете ездить, — произнес довольный голос у меня за спиной.

Я обернулся. Алик Миносян почти не изменился за прошедшие четыре года — такой же круглый и подвижный, как шарик ртути. Правда, залысины уже почти сомкнулись на макушке, оставив лишь кокетливый чубчик впереди.

Не было ни космической пустоты, освещённой лишь скоплением звезд, ни чувства невесомости. Вместо этого ныл бок, оттого что в него уперлось нечто угловатое. Сырой воздух холодил обнажённую кожу, вызывая волну мурашек.

Я открыл глаза, но в полумраке так и не понял, где нахожусь. Ребра болели все сильнее, давая понять, что подо мной явно не ортопедический матрас или мягкая травушка. Подняться удалось с трудом — перед глазами плыло, а голова кружилась, как после хорошей пьянки. Холод теперь ощущался пятой точкой, сквозь тонкую ткань трусов, являвшихся единственной моей одеждой. И, по-прежнему, никакого выбора игрового аватара, с которого, собственно, и должна начинаться игра.

Угловатый предмет при ближайшем рассмотрении оказался грязным осколком кирпича. Глаза понемногу привыкли к скудному освещению, позволив рассмотреть обшарпанные стены с пустым оконным проёмом напротив. Все ясно — меня накачали, забрали одежду и вывезли на заброшенную стройку. Я хмыкнул, оценив идиотизм предположения, и услышал тихий стон сбоку.

— А, доброго утра, коллега.

Пронзительный писк напульсника выдернул меня из сонного оцепенения, которое вот-вот грозило смениться дремотой.

Зверски хотелось есть, а от недостатка пищи усталость накапливалась с удручающей быстротой. Прошлая передышка вообще едва не окончилась бесславной смертью — какая-то растительная дрянь принялась медленно оплетать ноги, и не проснись я вовремя от прикосновения к босым ступням, уже пошёл бы на удобрение. Вот такой круговорот белка в природе.

Со сном пришлось бороться, правда, с переменным успехом.

Я хлебнул воды из фляжки, найденной в небрежно замаскированном тайнике, и энергично растёр щёки ладонями. Сонливость немного отпустила.

Костёр весело потрескивал сухими мебельными досками, раз за разом выбрасывая в тёмное небо снопы ярких искр, стоило только Грошу подкинуть огню очередную добычу. Неподалёку трудились ещё два мародёра, планомерно превращающих чью-то прошлую жизнь в банальное топливо. Всё, что могло гореть, рубили на части, и лишь книгам да журналам позволялось отправиться в жаркие объятья пламени целиком.

Алиса сидела на сброшенной с плеч грязной куртке и старалась не смотреть в сторону танцующих языков огня. Сосредоточиться никак не получалось — вокруг сгущался мрак, глазу зацепиться не за что, а даже мимолётный взгляд на костёр заставлял её дрожать и покрываться липким потом, несмотря на окутывающую плотным саваном прохладу.

Нет, времена дикого ужаса перед открытым огнём безвозвратно ушли в прошлое, но до конца победить пирофобию ей не удалось. Хотя за последние два года сдвиг был колоссальный, для той, что когда-то горела яркой свечой… С этим не поспоришь.

Каждый проклятый день Алиса заставляла себя смотреть на пламя — сначала на картинках, потом на экране старенького ноутбука и, наконец, вживую. Соседи давно устали от бесконечных криков, прорывающихся сквозь плохо звукоизолированные стены, и постоянно умоляли мать сдать её в закрытую лечебницу. Несколько раз девушку действительно обследовали психиатры, но им оставалось лишь беспомощно развести руками.

— Ты принёс мне то… о чём я просил?

Слабый старческий голос едва перекрывал гудение одинокой люминесцентной лампы под потолком. Крохотная каморка давно не проветривалась, и в нос настойчиво скрёблась кисло-тухлая вонь. Наверное, так пахнет старость.

— Да.

Олег присел на корточки перед железной кушеткой и протянул заветный свёрток. Старик, жадно ухватился за него металлической рукой, проскрипев, как несмазанный механизм, разодрал пластиковую упаковку и с радостным возгласом прижал к груди небольшой плоский диск с выгравированными на нём символами Ллургов.