Ничто так не мешает жить, как доброта и готовность помочь ближнему. Особенно если ты — домашний чародей, а твои друзья — сумасбродные искатели приключений. А уж если сюда добавить свалившееся «счастье» в виде герцогского сынка — юного монстра с прескверным характером… можно поставить крест на спокойной безоблачной жизни, опытах в домашней лаборатории и клубных посиделках. И принять на свои хрупкие плечи всю тяжесть этого бренного мира!
1
Обычно после ночи, проведенной в магической лаборатории, я отсыпаюсь и воскресаю из мертвых в районе часа дня, но сегодня меня вернули в мир живых гораздо раньше. Точнее, в половине девятого, когда я только-только сомкнул усталые вежды, чтобы предаться прекрасным видениям.
Дверь спальни атаковали с силой девятибалльного шторма. Я открыл глаза, и фибры моей тонкой души тут же почувствовали неладное и принялись сигналить. Терпкий запах опасности засвербел в моих благородных ноздрях.
— Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! Вставайте!
Это Гарния, моя домоправительница. Я зову эту грозную женщину домомучительницей, и, поверьте, не без причины. Голос ее, даже когда она в спокойном расположении духа, способен пересилить рев водопада.
— Ваше сиятельство!
2
Как я уже говорил, волшебство наполняет наш мир, поэтому явление говорящего фокстерьера ничуть не нарушало законы мироздания. Особенно если этот фокстерьер сам чародей. И уж тем более, если фокстерьер на самом деле — Леопольд Лафет Третий.
Мы уселись в кресла друг против друга, как делали множество раз за последнее время. Я налил себе выпить, а Леопольду осталось только облизывать свой мокрый нос и огорченно шевелить ушами.
Подобные изменения потрясли нас обоих, и некоторое время мы не могли подобрать нужных слов. Набравшись храбрости, я открыл рот и произнес вместе с Леопольдом:
— Итак…
Мы выпучили друг на друга глаза. Попытались снова:
