Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945

Тимофеев Алексей Юрьевич

События Второй мировой войны в Югославии были тесно переплетены с событиями межэтнической гражданской войны и противостояния между монархистами и коммунистами. В данной книге «русский фактор» на Западных Балканах в 1941–1945 гг. рассмотрен с обеих сторон. С одной стороны, проанализирована роль русской эмиграции и воевавших на стороне рейха граждан СССР в период гражданской войны и оккупации Югославии. С другой стороны, реконструируются усилия СССР по подготовке и разжиганию партизанской войны на Балканах, взаимоотношения СССР с четниками и королевским правительством, бежавшим из Белграда в Лондон, а также боевые операции РККА на территории Сербии и Хорватии. Террор, заговоры, шпионаж, подрывная деятельность, — вся эта балканская специфика проявилась с особой, кровавой достоверностью на руинах королевской Югославии в годы Второй мировой войны. При этом «русский фактор» на Балканах оказывал влияние не только на немецкую, но и на английскую попытку экспансии на Балканах

Введение. Гражданская война в Югославии и Сербии. 1941–1945 гг

Большинство югославов, убитых в 1941–1945 гг., пали от рук собственных сограждан. Немцы убили в ходе военных действий, бомбардировок и антипартизанских мероприятий около 125 000 югославов, кроме того, немцы уничтожили около 65 000 евреев с территории Македонии, Сербии и Словении (евреев из Боснии и Хорватии убивали представители администрации НГХ). В то же время, по самым осторожным подсчетам, только на территории «независимой Хорватии» (Хорватия и Босния) хорватами и боснийскими мусульманами были убиты около 320 000 сербских мирных жителей. По минимальным оценкам, только в двух хорватских лагерях, в районе Старой Градишки и Ясеновца, были убиты около 80 000 сербов. Всего потери Югославии в годы Второй мировой войны оцениваются в 1 014 000 — 1 027 000 человек (демографические потери 1 925 000 — 2 022 000), около половины которых были сербами. Для сравнения скажем, что общее число погибших всех национальностей в недавней войне в Боснии составило около 100 000 человек

[1]

. Это позволяет утверждать, что события 1941–1945 гг. в Югославии имели два равнозначных аспекта — иностранную оккупацию и многоуровневую гражданскую войну.

Югославия была болезненным ребенком Версальского мира (1918), созданным Англией и Францией из Королевства Сербия и южнославянских провинций Австро-Венгрии для того, чтобы помешать росту влияния на Балканах Германии, Советской России и Италии. Югославию на всем протяжении ее довоенного развития постоянно трясло от нерешенных межэтнических противоречий, социальных неурядиц и культурных противоречий. Особо острой проблемой был терроризм, к которому прибегали запрещенные движения: крайне левые заговорщики, македонские, албанские и хорватские ультра-националисты. Коммунистическая партия Югославии (КПЮ), как террористическая организация, была под запретом с 1920 г. Сербская элита отказывалась воспринимать СССР как наследника России и не поддерживала с ним дипломатических отношений до 1940 г. Лишь в 1940 г. Королевство Югославия решилось установить дипломатические связи с СССР, в то время нейтральным государством, стоявшим в стороне от схватки Британии и Германии за передел Европы.

Весомых причин для вступления Югославии во Вторую мировую войну не было. Этнические территории сербского народа, являвшегося в то время доминантным народом Югославии (большинство высшего офицерства, старшего чиновничества, королевская династия), были практически полностью собраны в составе Королевства Югославия. Шаткая внутриполитическая ситуация также располагала к миру.

Однако сохранить нейтральность было сложно. Почти все соседи Югославии уже присоединились к странам Оси и имели территориальные претензии к Югославии. Наконец, 25 марта 1941 г. премьер Югославии Д. Цветкович подписал договор с Германией, по которому правительство рейха гарантировало целостность Югославии; Югославия не должна была использоваться для транзита вооруженных сил стран Оси; страны Оси пообещали не требовать от Югославии военной помощи. Сразу же после этого, 27 марта 1941 г., произошел военный переворот, совершенный руками группы сербских политиков и военных, финансировавшихся английской разведкой.

Согласно мемуарам Черчилля, «когда всеобщее возбуждение улеглось, все жители Белграда поняли, что на них надвигаются катастрофа и смерть и что они вряд ли могут сделать что-нибудь, чтобы избежать своей участи»

1. Роль русской эмиграции в событиях гражданской войны и оккупации Югославии

1.1. Русская эмиграция в Югославии накануне войны

В начале 1941 г. на территории Королевства Югославия проживали несколько десятков тысяч русских эмигрантов, которые, благодаря поддержке со стороны сербской правящей элиты пользовались весьма широкими правами. Вот уже двадцать с лишним лет жизнь русской эмиграции в Югославии привлекает внимание историков, которые не могли не заметить вклад эмигрантов в развитие науки, искусства и просвещения в Сербии

[7]

. В стране, где бoльшая часть населения занималась сельским хозяйством, а Первая мировая война порядком проредила интеллигенцию, образованная и квалифицированная русская эмиграция смогла с пользой для себя и для среды проникнуть почти во все поры сербского общества. Благодаря этому роль русских эмигрантов в общественной жизни Югославии была намного более значимой, нежели их реальная численность. Центрами русской эмиграции в предвоенной Югославии были: Государственная комиссия по делам русских беженцев, Св. синод РПЦ(з), ряд образовательных и культурных учреждений — русско-сербская гимназия в Белграде, девичий институт и кадетский корпус в Белой Церкви, Русский научный институт, поликлиника русского Красного Креста в Белграде, госпиталь русского Красного Креста в Панчево, бесчисленное количество всевозможных обществ и союзов по всей Югославии, а также лично В.Н. Штрандтман, преемник российского дипломатического представительства, занимавший в королевстве должность делегата по защите интересов русских беженцев.

Демографическая ситуация в среде русской эмиграции не была однозначной. До середины тридцатых годов наблюдался спад численности эмигрантов вследствие преобладания смертности над рождаемостью и отлива части эмиграции в более благополучные страны Западной Европы. В 1924 г. в королевстве сербов, хорватов и словенцев проживали около 42 500 русских эмигрантов, а в 1937 г. общее число эмигрантов в Королевстве Югославия составляло 27 150 человек

[8]

, с тем, что к этому стоит добавить еще некоторое количество эмигрантов, которые ввиду своего служебного положения (армия, государственный аппарат и др.) были вынуждены принять югославское подданство или какое-либо иное гражданство. В конце тридцатых процесс уменьшения численности эмигрантов практически остановился и эмиграция вступила в состояние определенного демографического равновесия, которое сопровождалось активным вхождением во взрослую жизнь второго поколения эмигрантов из стен гимназий и со студенческих скамей. По данным переписи русских эмигрантов, проведенной в мае-июне 1941 г., в Сербии проживали около 20 тысяч русских эмигрантов, не считая тех, кто принял гражданство Югославии до 1941 г. До ухода немецких войск из Сербии осенью 1944 г. число русских в Сербии было подвержено незначительным колебаниям. С одной стороны, часть представителей старого поколения эмиграции не смогли пережить голод и холод еще одной войны; часть молодых эмигрантов, с семьями или чаще без них, переселялись в Германию и другие страны оккупированной Западной Европы, где надеялись получить трудоустройство; наконец, немногим эмигрантам удалось убедить немцев в своей лояльности, получить места переводчиков и технических специалистов и присоединиться к немецкому походу на восток. С другой стороны, число русских в Сербии увеличивалось в результате концентрации там частей Русского охранного корпуса (РОК) и небольших полицейских частей, где также служили русские эмигранты из всех балканских стран (из Хорватии и других частей оккупированной Югославии, из Болгарии, из Греции и из Румынии, в том числе из оккупированных последней областей СССР). В некоторых случаях (как, например, в случае с «греческими русскими») имело место и переселение членов семей русских военнослужащих в Сербию, хотя немцы, в принципе, и противились этому

Русская эмиграция в Королевстве Югославия сохраняла свою общность не только благодаря особому статусу эмигрантов, но и вследствие особых, неформальных внутренних связей. Эти неформальные связи базировались на общности мировоззрения: ностальгическая любовь к России, преданность православию, общее консервативное мировосприятие, отрицательное отношение к коммунистическим идеям и большая или меньшая уверенность в том, что крайне левые взгляды необходимо подавлять всеми мерами, в том числе насильственными. Показательны в этом смысле пристрастие русских эмигрантов к лекциям на военные темы, воспитанию мальчиков в кадетских школах и популярность книг на военную тематику

После смерти застреленного короля Александра и отравленного патриарха Варнавы, роль «русофилов» в правящей среде Королевства Югославиz сократилась. Управление государством перешло к принцу-регенту Павлу. Павел Карагеоргиевич родился в Петербурге от брака Арсена Карагеоргиевича и Авроры Павловны Демидовой, по рождению был русским подданным (перешел в сербское подданство лишь в 1904 г.), однако, будучи воспитанником Оксфорда, все свои интересы и симпатии связывал с Британией, а точнее, с консервативными кругами английской правящей элиты. Более прохладно, чем его предшественник, относился к русским и преемник патриарха Варнавы — патриарх Гавриил (Дожич)

Окончательная дифференциация югославской правящей элиты и югославского общества вообще по вопросу о внешнеполитической ориентации на Германию, Британию и СССР произошла в 1939–1941 гг. В то время югославское правительство пошло на улучшение отношений с СССР и вступило с ним сначала в торговые, а потом и в дипломатические отношения. Это привело к ослаблению антикоммунистической ориентации югославских властей и, соответственно, к ухудшению отношения к общественно-политической деятельности русских эмигрантов. Маневры Югославии по отношению к Германии и Британии не влияли в такой мере на статус эмигрантов, но приближали возможность вовлечения Югославии в войну. После смерти короля Александра и устранения от власти под нажимом Англии Милана Стоядиновича Югославия больше не имела достаточно сильных лидеров, которые могли бы удержать страну в состоянии нейтральности, несмотря на сильное давление из Лондона и Берлина. В то время большая часть сербского общества находилась под влиянием симпатий к своим союзникам по Первой мировой войне — Англии и Франции. При этом в хорватской части Югославии симпатии в большей мере были на стороне Германии.

1.2. Гражданская организация русских эмигрантов в Югославии

Среди обычных действий немецкой оккупационной администрации в европейских странах было упорядочивание местного сообщества русских эмигрантов путем создания единой организации, которую было значительно легче контролировать и использовать, нежели чем бесконечные общества и союзы, присущие эмиграции до оккупации

[26]

. Эта насильственная интеграция и реструктуризация начиналась обычно с закрытия всех эмигрантских организаций и изданий, после чего лишь единицы получали право на возобновление своей деятельности.

Впрочем, уже после начала Апрельской войны русские эмигранты сразу попытались создать некую общую структуру, что, однако, тут же привело к взаимным ссорам и обвинениям. Бомбардировки Белграда длились с 6-го по 10 апреля, и уже 10 апреля 1941 г. в здании Русского дома собрался Комитет по оказанию первой помощи жертвам бомбардировки. В него вошли С.Н. Латышев, Н.И. Голощапов, Д.А. Персиянов, Р.А. Фолькерт. А 13 апреля, т. е. на следующий день после того, как в Белград вошла передовая команда немцев под командованием капитана Ф. Клингенберга, в том же здании Русского дома при помощи В.Н. Штрандтмана была открыта бесплатная столовая для пострадавших в бомбардировке. Поскольку огромный плакат над входом гласил «Американский Красный Крест раздает бесплатные обеды», Комитет тут же заявил протест и вывесил текст протестного заявления на дверях Русского дома. После того как в Белграде начало свою деятельность гестапо, бывшие члены Комитета 15 мая 1941 сообщили и его сотрудникам о своем несогласии с тем, чтобы раздавать в Русском доме помощь от англосаксов

[27]

.

Впрочем, это было не единственным обвинением, которое выдвигалось отдельными представителями эмиграции в отношении Василия Николаевича Штрандтмана, работавшего в посольстве в Белграде еще до Первой мировой войны и назначенного на пост российского посла Омским правительством адмирала Колчака в апреле 1919 г.

[28]

Еще в конце тридцатых годов вышла анонимная брошюра без указания места издания (по данным гестапо, она была посмертной публикацией работы полковника Войска Донского и популярного писателя И.А. Родионова), в которой Штрандтмана обвиняли в принадлежности к масонству, в заигрываниях с левыми и в подрыве деятельности правых организаций, а также в том, что всё окружение Штрандтмана — «левые тунеядцы, разрушители России и развратители эмиграции»

Уже в начале мая Александр Иванов, белградский журналист и книготорговец, от имени делегации Русского национального комитета обратился с предложением своей помощи в организации единого Бюро по вопросам о русской эмиграции к военному коменданту Белграда, который направил обращение к специальному комиссару Белграда — Д. Йовановичу, а тот, в свою очередь, направил его в айнзатцкоманду Белграда. Вскоре, 7 мая 1941 г., А. Иванов передал в СД предложение о создании русского представительства в Белграде, вместе с благодарностями он получил ответ, что шаги в этом направлении уже предприняты, а его предложение будет принято к сведению

Учреждение новой организации, которая занималась бы устройством жизни и защитой русских эмигрантов, связано с деятельностью генерал-майора Михаила Федоровича Скородумова (1892–1963)

1.3. Эмигранты в военных и полицейских антипартизанских частях на территории Югославии

Во время оккупации в Югославии часть русских эмигрантов участвовали в создании нескольких военных частей, которые немцы использовали для борьбы против повстанцев. При этом русские военные и полицейские части использовались как против партизан, так и против четников. При этом операции РОК против ЮВвО проводились не только в 1941 г. во время восстания в Западной Сербии, но и в 1943–1944 гг.

[69]

Крупнейшей из таких частей был РОК, который и сербы, и русские эмигранты в разговорной речи называли на немецкий лад — «русский шуцкор». Несмотря на богатые фантазии М.Ф. Скородумова и на романтические ожидания жаждавших возврата в Россию первых военнослужащих РОК, немцы с самого момента основания и до конца оккупации Сербии считали, что РОК необходим для несения антипартизанской службы в Сербии. Поэтому с самого начала было отметено желание руководства РОК видеть его самостоятельным, и РОК был подчинен главному уполномоченному по хозяйственной деятельности в Сербии Ф. Нойхаузену

[70]

.

В конце 1941 г. РОК насчитывал около 1500 человек

[71]

и использовался как для локальных зачисток, так и для защиты рудников в районе Крупня, Бора и Трепчи. После того как зимой 1941/42 г. немцам с помощью недичевских и льотичевских частей удалось разгромить партизанские базы в Сербии, там наступило относительное затишье, которое продолжалось вплоть до осени 1944 г., когда РККА подошла к восточным границам Сербии. На протяжении всего этого времени РОК был увеличен за счет русских добровольцев со всех Балкан: из Болгарии, Румынии, Хорватии и Греции. В 1942 г. РОК был включен в состав вермахта и официально получил название «Охранный корпус» (до этого немцы называли это формирование «охранная группа»). В составе РОК было сформировано 5 полков, первый из них находился под командованием генерала Зборовского и состоял в основном из казаков. РОК никогда не функционировал как цельная боевая единица. Крупнейшей функциональной единицей корпуса были полки, которые целиком или частями придавались немецким и болгарским оккупационным дивизиям как вспомогательные военные части. В основном части корпуса охраняли кирпичные бункеры, защищавшие мосты и железную дорогу в долинах рек, несли вооруженную охрану рудников и фабрик Бора, Трепчи, Майданпека, Крупня и вместе с частями Сербской пограничной и государственной стражи Милана Недича и Сербского добровольческого корпуса Димитрия Льотича обороняли от прорыва партизан границы Сербии по рекам Дрина и Дунай. Время от времени небольшие части РОК использовались в качестве усиления для проведения местных операций зачистки при активизации повстанческого движения в самой Сербии. По мнению непосредственных участников событий, «…корпус получил важное стратегическое задание по охране самых чувствительных мест в хозяйственном механизме оккупированной Сербии»

Изначально РОК формировался как добровольческая часть, но в то же время постоянным явлением были угрозы и шантаж по отношению к тем мужчинам-эмигрантам, которые, несмотря на подходящий возраст, отказывались служить в РОК. Со временем число мужчин-эмигрантов призывного возраста в РОК стало таким значительным, что уход РОК из Сербии нанес непереносимый удар по демографическому положению русской эмиграции. Кроме того, такая массовость вступления в часть, состоявшую на службе у немецких оккупантов, дополнительно ухудшила отношение сербского населения к русским эмигрантам. Уже в начале войны имели место убийства местными жителями находившихся на прогулке в городе в позднее время солдат РОК

В октябре 1944 г. сбылась наконец-то давняя мечта организаторов РОК попробовать себя в бою не с местными представителями «красной идеологии», а с регулярными частями Красной армии. На тот момент в составе РОК служили 11 197 человек. Именно в то время из названия РОК исчезло определение «охранный», не соответствующее тем тяжелым боям, в которые вступили солдаты РОК. Серьезные потери РОК понес как в ходе безуспешных попыток сдержать наступление РККА в Восточной Сербии, так и при отражении ударов партизан, пробивавшихся из Боснии и Рашки. Еще более тяжелые потери ожидали РОК в ходе отступления через горные районы Боснии в Словению, в ходе которого особая нагрузка легла на плечи старшего поколения корпусников, чей возраст уже не соответствовал их боевой нагрузке. В начале 1945 г. неожиданно скончался командир корпуса генерал Б.А. Штейфон, а РОК принял казак Терского казачьего войска полковник Анатолий Иванович Рогожин. До окончания Второй мировой войны большая часть РОК успела покинуть территорию Югославии и сдаться англичанам. К моменту капитуляции в РОК оставались всего 5584 человека. За неполные четыре года существования РОК через него прошли 17 090 человек, а общее число боевых потерь (погибшие, тяжелораненые и пропавшие без вести) составило 6709 человек

Еще одной относительно крупной русской эмигрантской военной частью в Югославии был батальон, а позднее полк «Варяг». Создание этой части явилось результатом деятельности «конкурентов» вермахта — СС, а точнее — командующего силами полиции и СС в Сербии группенфюрера Августа Мейснера, который выражал недовольство царившим в РОК русским духом, монархическим и недостаточно лояльным по отношению к нацистской идеологии

1.4. Гражданская антикоммунистическая деятельность русских эмигрантов в Югославии в годы войны

Русская эмиграция активно участвовала не только в вооруженной борьбе с партизанами, но и в пропагандистской войне против левой идеологии. Этот невоенный, гражданский вклад отдельных русских эмигрантов в гражданскую войну в Югославии хорошо заметен.

Участие в визуальной борьбе против коммунистической идеологии принимали и русские художники, корифеи «Золотого века югославского комикса», много сделавшие для развития этого направления прикладного искусства в предвоенной Югославии. Среди них был один из основателей сербского комикса, талантливый художник Юрий Павлович Лобачев (1909–2002), популярный в Сербии карикатурист под псевдонимом «Джордже Стрип». Стремясь заработать на хлеб насущный, Лобачев работал в графической подготовке недичевских СМИ и других оккупационных изданий

[127]

. Активно участвовал в антикоммунистической пропаганде и другой талантливый художник — Константин Константинович Кузнецов (1895–1980), который рисовал карикатуры в недичевских юмористических журналах «Бодликаво прасе» («Дикобраз»), «Мали забавник» («Маленький весельчак»), создавал плакаты-комиксы «Притча без слов», «Ложь востока» и «Предупреждение», оформлял пропагандистские брошюры для немецкого агентства «Юго-восток». Именно он стал автором популярного комикса 1943–1944 гг. «Притча о несчастном короле». В ней в аллегорической форме были представлены: Старый король, Молодой король, Сановник злобного короля, Северный кровожадный тиран и Разбойник, под масками которых скрывались Александр Карагеоргиевич, его сын Петр, Черчилль, Сталин и Тито. Столь же плодотворно работал и Всеволод Константинович Гулевич (1903–1964), создавший в годы войны яркую череду «национально-идеальных» героев германского эпоса («Нибелунги») и сербского Средневековья («Меч судьбы»)

[128]

. Помимо вышеперечисленных и менее известные художники из среды русской эмиграции поставляли антикоммунистическую изобразительную продукцию для агентства «Юго-восток», для Отделения пропаганды при правительстве Милана Недича и для периодических изданий, выходивших на территории Сербии. Русские художники внесли свой вклад и в оформление Антимасонской выставки, организованной осенью 1941 г. муниципалитетом города Белграда с целью «разоблачения козней мировой закулисы»

Отдельные русские эмигранты участвовали в вышеупомянутой кампании антикоммунистической пропаганды, используя свои публицистические и журналистские дарования. Например, вышеупомянутый Евгений Месснер, имевший качественное военное образование (Михайловское артиллерийское училище и Академия Генштаба), работал военным обозревателем в сербских («Време»/«Время», «Општинске новине»/ «Муниципальная газета») и русских («Сегодня») эмигрантских газетах и в предвоенное время. В годы войны он не только принял активное участие в деятельности РОК, но и был некоторое время редактором сербской газеты «Обнова»/«Обновление» и сотрудником ведущей недичевской газеты «Ново Време»/«Новое Время», в которых он пространно писал о происходившем на востоке Европы

Эмигранты, трудившиеся до войны на ниве сербского просвещения, выступали с пропагандистскими антикоммунистическими лекциями в провинциальных городах. Например, Федор Федорович Балабанов (1897–1972), выпускник богословского факультета Белградского университета, работал до войны преподавателем Священного Писания, психологии, церковно-славянского языка, патрологии и философии в духовной семинариях в Призрени и в Сремских Карловцах

Наконец, еще одним элементом влияния русской эмиграции на события в Югославии и на рост антикоммунистических настроений были неформальные контакты с окружавшей их местной средой. Значительная часть этого воздействия, несомненно, относится к более раннему периоду и выходит за рамки нашей темы. Однако здесь стоит отметить, что традиционно близкие взаимоотношения императорской России и Королевства Сербия способствовали тому, что идея об опасности коммунизма как воинствующей атеистической, антинациональной идеологии, склонной к насилию над личностью, проникала в образованные круги сербского общества во многом благодаря контактам с русскими эмигрантами. Наиболее ярким примером взаимовлияния были контакты русских эмигрантов с членами движения «Збор»

1.5. Общественная жизнь русских эмигрантов под оккупацией

Общественную жизнь русских эмигрантов под оккупацией сравнительно тяжело реконструировать на основании крайне скудно сохранившихся источников. Самую богатую и наиболее обеспеченную источниками картину представляет собой жизнь крупнейшего в то время сообщества эмигрантов на юго-востоке Европы — русской колонии в недичевской Сербии, большинство которой проживали в Белграде.

Начать, пожалуй, стоит с того момента, когда генерала Скородумова и назначенных им руководителей отделов Бюро сместили с их постов, а вместо них назначили более лояльных людей: генерал Владимир Владимирович Крейтер стал руководителем Бюро, а Борис Александрович Штейфон возглавил РОК. Немцы в этом случае придерживались общей тактики — опираться на лиц, имевших немецкую кровь, которых в партийной терминологии обозначали как «фольксдойче». Тем не менее стоит отметить, что оба новоназначенных руководителя эмиграции скорее ощущали себя русскими офицерами, нежели чем представителями «второсортных» немцев. Доказательством может послужить хотя бы то, что В.В.Крейтер в переписке с немецкими властями писал черновики на русском, а затем переводил их у официального переводчика Бюро, не решаясь демонстрировать свои знания «родного языка»

[142]

. А Б.А. Штейфон и вовсе был сыном мастерового, крестившегося, чтобы преодолеть позорную черту оседлости

[143]

. При этом и один, и второй относили себя (в довоенное время — официально, в военное — неофициально) к категории убежденных монархистов-легитимистов (защитников идеи о возрождении Российской империи), что отражалось на выборе ими в помощники легитимистов по духу и настроениям, даже вопреки требованиям военного времени

[144]

.

Подчеркнем, что расизм и этническая замкнутость были чужды большей части эмигрантов

[145]

. Это очень хорошо заметно на примере адаптации в русскую среду «русско-сербских» супружеских пар и особенно рожденных в них детей. В сербской среде эти дети часто ощущали себя чужеродным телом, что приводило к их самоизоляции или требовало чрезмерных усилий и жертв в отчаянных попытках интегрироваться в эту среду

В конце тридцатых годов, а в особенности после прихода войны на Балканы, эмигранты в массе своей все активнее выражали свои антикоммунистические взгляды, не забывая о своем русском происхождении. В результате часть окружающего местного населения неприязненно относилась к эмигрантам, как к соотечественникам граждан «красной коммунии», а другие с ненавистью видели в них противников государства «победившей революции». К тому же давно ушли с исторической сцены представители старшего поколения покровителей и защитников русских эмигрантов, которых возглавляли почившие король Александр (Карагеоргиевич) и патриарх Варнава (Росич). Все это отчуждало эмигрантов от местной среды, и, несмотря на успешное прохождение ими периода адаптации и приспособления к местным условиям, они не растворялись, а все более тесно сплачивались в относительно монолитную общественную группу, с устоявшимися навыками, воззрениями и статусными характеристиками. Ощущение собственной группы как носителя цивилизации и прогресса не принимало оскорбительных форм, как у некоторых других европейцев на Балканах

После прихода немцев многие из этих устоявшихся навыков пришлось изменить, причем делалось это насильственно и достаточно болезненно. Значительная часть эмиграции по образованию (или даже, скорее, по настроению) относилась к интеллигенции, видовой особенностью которой является склонность к дискуссиям и свободному выражению критического мнения о текущих социально-политических событиях. Кроме того, эмигранты в большинстве своем были участниками Гражданской войны (или хотя бы членами их семей) в России, т. е. людьми, готовыми жертвовать (или хотя бы рисковать) жизнью ради отстаивания своих общественно-политических воззрений. Поэтому предвоенная русская эмиграция в Югославии изобиловала периодическими изданиями, отражавшими богатый спектр представлений эмигрантов о текущем политическом моменте и перспективах его развития. В 20 — 30-е гг. в Югославии зародилось свыше 300 русских периодических изданий, большинство из которых были однодневками