Имя им — ТЕНЯТНИКИ. Люди, убивающие других людей — ради нечеловеческой живучести и долголетия. Маньяки-людоеды, питающиеся мозгами жертв; ведьмы, гадающие по человеческим внутренностям; колдуны, практикующие смертоносные инвольтации… Страшная сказка? Нет. Реальность, в которой мы живем.
И есть сила, способная нас защитить, есть воины, пронесшие веру сквозь века — НОВАЯ ИНКВИЗИЦИЯ. Но когда мир на краю бездны, когда самих тенятников приносят в жертву, когда грядет новое избиение младенцев, в этой кровавой каше уже не до жизней отдельных людей…
Дела минувших дней — I
Илим. Дело Чёрного Егеря
Ответная стрельба смолкла, когда пламя охватило крышу.
Крокодил, что там с Крокодилом? Лесник выстрелил дважды. Рванул короткой перебежкой. На ходу надавил на спуск ещё раз. Залёг, перекатился и оказался за срубом колодца. На позиции Крокодила.
Тот, не иначе, родился в рубашке. Или в панцире из крокодильей кожи. Или в чем там крокодилы рождаются. Пуля из трехлинейки черканула ему по лбу, рассекла кожу, не задев кость. Крокодил матерился, залепляя лоб пластырем, но был вполне жив.
Ну и славно. И так все пошло наперекосяк, случись ещё и потери — потом не отпишешься…
— Все, конец Чёрному Егерю, — сказал Крокодил, закончив возиться с царапиной. — Символично: Егеря прикончил Лесник.
Часть первая
ТЕРНИИ ИУДЫ
Глава первая
Фагот лежал с телефонной трубкой в руке — неудивительно, что с ночи я не мог до него дозвониться.
Впрочем, пребывай трубка на своём законном месте — мало что бы изменилось. Трупы на звонки обычно не отвечают.
Фагот был мёртв — и давно, судя по температуре тела. Хотя трупное окоченение не прошло… Я, конечно, не суд-медэксперт, на тут дело пахнет часами, не минутами.
Наверное, надо сказать нечто значительное над телом старого дружка. Типа: бедный Йорик… Ну хорошо, скажу: бедный, бедный Фагот.
Формальности выполнены. Стоит поразмыслить, как быть дальше. Есть два варианта, описывающие стандартные поведенческие реакции в подобной ситуации.
Глава вторая
Деревянный домик притаился в зелени яблонь, как в засаде, — хотя подозрительным от этого не выглядел. Дом как дом — не похож на бревенчатый новорусский терем, порой возникающий среди красно-кирпичных вилл. Но и не халупа-развалюха, как в деревнях Нечерноземья, тонущих в грязи и самогонке. Типичное частное владение, воздвигнутое лет тридцать назад. Таких здесь, на окраинах Царского Села, много. Веранда, пристройки, участок с грядками и теплицей… Мирная идиллия. Жёлтая краска, правда, со стен изрядно пооблупилась — но это, как ни крути, криминалом не является.
Лесник наблюдал за домом полтора часа.
Не совсем безрезультатно — на рассвете с крыльца спустилась весьма пожилая женщина и посеменила в сторону автобусной остановки, не обратив внимания на Лесника, сидевшего в «ниве».
Вычислить конечный пункт маршрута старушки не составило труда. Из её расстёгнутой сумки «мечта оккупанта» обильно торчала зелень — пучки лука, укропа, петрушки, черенки ревеня… Если не отправилась торговать на рынок — то дедуктивный метод гроша ломаного не стоит.
Шустрая бабулька, думал про неё Лесник (времени для раздумий хватало — в окрестностях дома больше ничего не происходило). Предприимчивая… Не ждёт милостей от природы и собеса. Не клянёт высокие цены и низкую пенсию. И на базаре торгует, и жильё постояльцам сдаёт.
Глава третья
Московские ворота в Царском Селе вовсе не похожи на аналогичные триумфальные арки в Питере. Никаких громоздящихся колонн и вздыбленных клодтовских жеребцов-производителей. Два функциональных здания по обочинам Павловского шоссе, на вид былые не то караулки, не то кордегардии. Банальный, по сути, КПП — лишь сами ворота или шлагбаум демонтированы. Но въезд в бывшую императорскую резиденцию, понятное дело, не стройбат возводил, — ворота живописны и красивы, как все в этом городе-музее, городе-заповеднике.
…Лесник обнаружил машину Крокодила поблизости. Обнаружил легко — знал, где искать. Маячок исправно докладывал о местонахождении, а методы пеленгации далеко шагнули со времён радиоигр товарища Юстаса и партайгеноссе Алекса — треугольник ошибок шёл через спутник с точностью до пяти метров.
Обычно такие надёжно замаскированные системы защищают от угона недешёвые иномарки, но Радецки ездил на служебной «ниве». Не на синей, как Лесник, а на темно-вишнёвой. Классический трехдверный внедорожник — мощный фаркоп, форсированный движок, защищённые от проколов колёса. Хорошая машина, надёжная и неброская, не из «крутых». Вот только…
Вскрытая.
Он обошёл автомобиль, заглянул под днище. Ничего подозрительного. Триплексные стекла целы — в салон проникли, отомкнув дверцу. И не удосужились потом запереть…
Глава четвёртая
Тенденция, однако.
Что-то часто мне стали трупы попадаться. К чему бы это?
Я, конечно, не кисейная барышня — при виде расчлененки в обморок не упаду. Но зрелище малоэстетичное. Полное впечатление, что в ванной имела место гладиаторская схватка человека со взбесившейся промышленной мясорубкой. По кафельным стенам, почти до зеркального потолка — кровавые кляксы. И — прилипшие кусочки мяса. Маленькие, уже усохшие — жара. И запах…
Странная деталь: в ванной валялся расчленённый мужской труп.
И с чего Фагота вдруг на мужчин потянуло? Совсем другие у маэстро были вкусы.
Дела минувших дней — II
Ноябрь 1980 года. Детство Фагота
По телевизору показывали новую киноэпопею о войне.
«Блокада» — четыре полнометражных цветных фильма. Для советских зрителей, не избалованных потоком западных лент, — событие. На просмотр собралась вся семья Маратика — он сам, родители, бабушка.
Бабуля пережила блокаду — и наблюдала с особым, пристрастным интересом за действием, разворачивающимся на экране. А там все шло своим чередом: танки фон Лееба (наши Т-54, обшитые фанерой и размалёванные крестами) были остановлены героическими защитниками Ленинграда, тревожная осень перешла в кошмарную зиму, товарищ Жданов с болью в сердце очередной раз урезал хлебные нормы, а истощённые рабочие падали в голодные обмороки у станков…
— Нашнимали… — прошамкала бабуля, когда по экрану замелькали финальные титры. — Што бы они шнали, молокошошы…
Когда она замолкала, бескровные губы проваливались внутрь рта — и внук вздыхал с облегчением. Потому что когда рот открывался — виднелись два последних зуба — длинные, жёлто-коричневые, торчащие из гладких влажных дёсен нижней челюсти. Бр-р-р…
