"Alii dcemones malos virtute divinorum nominum adjuratos, advocare solent, atque btec est ilia Necromantite species qute dicitur malefica: vel in Theurgiam, qua quasi bonis Angelis, divinoque numine regitur (ut onnulli putant) cum scepissime tamen sub Dei, et Angelorum nominibus mails Dtemonoum illusionibus peragitur".

Robert Fladd

"Иные имеют обыкновение призывать злых демонов, заклиная их силою божеств, но и это есть вид некромантии и называется колдовством как и в теургии, в которой правят будто бы добрые ангелы и божество (как полагают некоторые), но чаще всего под именем Бога и Ангелов совершаются злые обманы демонов."

Роберт Флуд

Со времени появления христианства мистическая традиция сохранялась, как и история церковных таинств, в литературе христианского мистического богословия; это огромное количество текстов, в большинстве своем не связанных между собой, их язык едва ли может быть понятен современному читателю; они нуждаются в систематизации и, честно говоря, даже в ином выражении. Изучение этих документов во всей их полноте должно быть уделом специалистов, но сегодня в Европе, наверное, не осталось ни одного человека, который хотя бы однажды не соприкасался с этими текстами, пусть и не с самыми важными из них. Число этих письменных свидетельств огромно, и в целом они дают представление о содержании и истории развития мистической традиции. Если бы меня попросили в нескольких словах определить всю эту литературу, я бы назвал её текстами пути, истины и жизни, выраженными в терминах мистики. Эта литература не просто полна, а всеобъемлюща в том, что касается пути духовного мира, воспоминаний, размышления, созерцания, отречения от всего низкого в поисках высокого – лучше всего это можно определить как «духовное сосредоточение». Эта литература возникла в поисках той фундаментальной истины, которая гласит: существует некий путь, и путь этот открыт. Во всей своей простоте эта истина, которой пронизана вся эта литература, выражена в Послании евреям- Бог есть, и воздастся тем, кто не оставляет упований. Я уже несколько раз цитировал эти слова в той же связи и не боюсь повториться, ибо необходимо чаще напоминать себе, каким образом Божественные пути открываются человеку, который ищет Бога. Наконец, эта литература о том, что понимается как жизнь, но это – Жизнь Божественная; это – молитва, которая наполняет сердце; это – Святой Божественный Дух, который делает святым и дух человеческий; это – жизнь в Боге. Несомненно, что жизнь в Боге для христианского мистицизма предстала в образе Христа, и этот невыразимый образ воплотился в таинстве символической смерти, подспудно присутствующей во всех религиозных церемониях. Это положение христианства и догмат, на котором оно строится, определены Посланием Иоанна, где утверждается, что: (1) Бог дал нам вечную жизнь; (2) Эта жизнь есть Его Сын; (3) Кто бы ни обрел этого Сына, он обрел жизнь; (4) Кто бы ни был без Сына – без жизни также. Все это логично проистекает из свидетельства четвертого Евангелия: (1) Человека, говорящего Божественным голосом –

Нет никакого сомнения, далее, что для христианского мистицизма воплощением Божественного голоса был Иисус из Назарета, и мы не должны соглашаться с теми лживыми свидетелями, которые заявляли время от времени, что со времен Христа хранители тайных учений стали духовно совершенными настолько, что их вера и религиозные взгляды уже не нуждались во внешних атрибутах. Этот момент намного важнее, чем может показаться на первый взгляд, потому что то, о чем я говорю, есть некая точка отсчета для критики. Приведу два типичных, хотя и разных по времени, примера. Облако Незнания (

На первый взгляд может показаться, что старый порядок в этом доме мистики с ее невообразимо сложной типологией рухнул. Тайна достижения знания не в медитации или размышлении, не в реализации Божественных качеств, обращении к святым или ангелам; она- только между самой душой и Богом в Его высшей сущности, в сущности настолько высокой, что «совсем немного выгоды в том, или ее вообще нет, чтобы думать о доброте и любви Бога, или об ангелах и святых, или о славе и радостях небес». Все это – настоящий, честный и добродетельный труд, но не материал для создания Самого Тайного, Самого Святого Храма, в который Бог и душа входят, но выходит только Бог. Эта доктрина, хотя и старая, но истинная; ничего не изменилось. Почти во всех важных начинаниях правильно и полезно искать ангелов-заступников и святых, переживать в душе Страдания Христа и т.д. Эти древние истории звучат так же, как и когда-то; Страдания Христа не были какой-то мрачной мистерией; Христос умер и возвысился во плоти; во плоти Он взошел на Небеса, и именно в своем прежнем теле Он сидит по правую руку от Всемогущего Отца.

И все же, как холмы вокруг Иерусалима не есть сам святой город, так и все эти разговоры о теории и практике, символах, обрядах и церемониях не имеют никакого отношения к тому, о чем мы говорим. И они не были изъяты – их просто там нет, потому что и быть не может. Повторяю, это- отношение только между Богом и душой. Как если бы по дорогам одновременно шествовали пышные процессии представителей Небесных и Церковных Иерархий; словно изумительные и величественные Мессы и Утреня и Вечерня были посвящены Святой Троице, восхищению разумными творениями Божьими, невыразимой тайне зарождения, развития и гибели всего в бесконечности Божественной природы. И как будто вдруг, после всех этих чудес, бесчисленного количества Благословенных Ангелов, великолепия Белого Трона, возник некий центр притяжения, и в одночасье, в полном безмолвии, привлек к себе душу огоньки, мерцавшие в ней, превратились в яркий свет, словно разрозненные фрагменты сложились в единую картину – как будто душа поняла, что существуют лишь единый Бог и тот, кто его почитает. Но вскоре и само поклонение растворилось в божественном, и с этого момента и навсегда осталось только сознание Бога. Это- познание себя, достигаемое уже не посредством рефлекторных актов сознания, а прямым обращением к высшему разуму; такой способ познания подразумевает, что знание существует независимо от познающего, и достоинство этого способа в том, что единение с высшим разумом исключает субъективность. Следовательно, Святое Единение, в той мере, в какой я попытался очистить это понятие от окончательных, по утверждению моих предшественников, определений (на деле же, я думаю, что нет ни одного) – это нечто большее, чем Блаженное Видение, которое сверкает всеми цветами радуги на вершине горы богословия. То Видение исходит от св. Фомы, Ангелического Доктора, Божественного Основателя [религиозных- прим. пер.] школ, который объяснял для себя Трансцендентность в самых блистательных и высоких понятиях разума. Радикальное различие между этим толкованием и понятием, абсолютно полно отражающим это Единение, – в том, что первое выражает состояние созерцания, а второе – состояние бытия; первое как бы наблюдает Видение со стороны, а второе стремится им стать. Благословенны и святы те, кто познают Бога посредством непрерывного размышления, но истинные святость и благословение – это состояние, когда созерцание соединяется – через невыразимую любовь – с тем, кто является ее объектом; и в этой любви, и в этом единении уже нет ни субъекта, ни объекта. А только – Божественность.

Как я и предполагал, эти рассуждения выходят за рамки Облака Незнания и неизбежно приводят нас к разговору о Молиносе и его книге Духовное Руководство (