Таких медведей барону видеть еще не приходилось. Невероятное зрелище! Оскаленная морда огромного матерого зверюги, вставшего на задние лапы, доставала до нижних веток вековых сосен, а ведь под ними мог свободно проехать всадник.

Все было хорошо подготовлено умелыми людьми герцога Бьергюльфа, ничто не предвещало несчастья. Вельможные охотники, оставив коней в паре лиг отсюда, где был разбит лагерь, подошли в сопровождении двух десятков егерей к заранее разысканной берлоге. Вооруженные тяжелыми боссонскими луками, они встали полукругом на предварительно вытоптанном снегу, изготовившись для стрельбы. Выжлятники с рогатинами и кольями двинулись вперед и окружили огромный бугор, заваленный снегом. Главный егерь дал команду подвести собак, которые залились звонким лаем, почуяв медведя. Псы рвались на поводках, отбрасывая снег задними лапами. Несколько человек подошли ко входу в берлогу и стали осторожно ворошить кольями сучья, стремясь потревожить зверя. Изнутри раздалось глухое ворчание, но медведь не показывался. Тогда охотники стали тыкать палками более энергично, но их усилия оставались тщетными. Спустили собак, они с лаем бросились к слегка раскрытому входу в убежище зверя, а люди, осмелев, подошли еще ближе и рогатинами стали отбрасывать ветки и сучья, расширяя лаз.

Все произошло стремительно и совершенно неожиданно для охотников. Зверь появился совсем не там, где его ожидали, а чуть в стороне от основного входа в свое убежище. Вдруг сугроб сбоку от толстого замшелого ствола старой ели взметнулся вверх, и мгновение спустя бурый великан с грозным рыком вырос на фоне заснеженного леса. Это был гигантский медведь, вздыбленная шерсть увеличивала его размеры до совершенно невероятных. Вид зверя напугал даже специально обученных охоте на медведя собак, которые присмирели, и их свирепый доселе лай сорвался на испуганный визг. Разъяренное чудовище, раскидывая по сторонам сучья, отбросило нескольких находившихся ближе всего к нему людей, словно это были тряпичные куклы. Кольцом окружившие берлогу охотники в страхе отпрянули в стороны.

Разбуженный от спячки великан был в ярости, из его оскаленной пасти вырвался оглушительный рев, повергший всех в ужас. Охотники опешили и на мгновение замерли. Даже Амальрик, бывалый человек, многое повидавший в своей жизни, почувствовал, как у него похолодело внутри. Первым опомнился Гутторм. Он припал на одно колено и спустил тетиву лука. Свист стрелы остался неслышным среди криков людей, рычания зверя и собачьего визга. Стальной наконечник, скользнув по голове медведя, вырвал клок шерсти, не причинив зверю особого вреда. Амальрик выстрелил следом. Он попал, куда метил, — под левую переднюю лапу, но и его стрела не смогла пробить шкуру великана, застряв в необъятной туше медведя.

Эту рану зверь, видимо, почувствовал. Взревев, он бросился вперед. Егеря пытались остановить его рогатинами, но он переломил их, как хворостинки, попутно снеся голову одному из охотников ударом лапы.

Амальрик, плотно сжав тонкие губы, молча ехал рядом с герцогом, разглядывая невысокие холмы, окружавшие дорогу, петляющую среди полей, разделенных небольшими рощицами. Кое-где на склонах, обращенных к югу, уже чувствовалось дыхание приближающейся к здешним краям весны — снег почернел, а местами и вовсе сошел, обнажив буровато-желтую прошлогоднюю траву.

— Скоро весна! — поймал его взгляд Гутторм, приблизившийся к господам, но державшийся чуть поодаль, приотставая на полкорпуса лошади.

Барон, оглянувшись на управляющего, только кивнул в знак согласия, ничего не ответив. Он был занят своими мыслями, с недавних пор не дававших ему покоя. Король Нимед спешно вызвал Альмарика из Аквилонии, где барон являлся послом Немедии при королевском дворе Вилера, чтобы направить своего вассала в северные земли. Видно, совсем неуверенно чувствует себя худосочный владыка Трона Дракона, если не нашел никого поблизости от двора, кому стоило доверить столь деликатное дело. Задача состояла в том, чтобы сделать здесь то, что Амальрик несколько лет назад совершил в Бельверусе.

Ему следовало извести в Нумалии и близлежащих владениях всяческую нечисть: чернокнижников, последователей Сета, да и всех прочих, для которых выполнение заветов Митры не является высшим смыслом жизни. На севере страны таких, в чем имел возможность убедиться Амальрик, было полным-полно. Здесь, где живет много выходцев из Бритунии или Пограничного Королевства, продолжают верить во всякую чушь, вроде этого медвежьего Локиса, а самое главное, поклоняются своим богам, не ведая и не исполняя законов Светлоликого Повелителя.

Барон привык действовать с размахом, но быстро убедился, прибыв в Нумалию, что для того, чтобы выполнить поручения короля, ему придется послать на костер чуть не половину всех местных жителей. Поэтому он ограничился тем, что с помощью местных служителей Митры и доносчиков, коих всегда, если поискать, найдется достаточно, выявил наиболее злостных хулителей Пресветлого и учинил несколько показательных сожжений отступников.

— Еще! Еще поддай! — Бьергюльф, довольно похохатывая, подставлял бока под удары дубовых веников, которыми его от души хлестали две здоровые девки с раскрасневшимися лицами.

Амальрик, лежа на длинной деревянной лавке, позволял двум другим девицам разминать свое мощное тело, но взгляды, которые он искоса бросал на ржущего, подобно застоявшемуся жеребцу, герцога, не выражали особого одобрения.

Этот, перенятый от бритунцев и перенесенный герцогом в Хельсингер способ мыться в жарко натопленном деревянном помещении, где легкие с трудом вбирали горячий влажный воздух, не очень нравился барону. В цивилизованных местах, как, например, в Торе и Аквилонии, все было обустроено не так. То ли дело — его большая бронзовая ванна, в которую рабы наливали теплую воду, добавив туда ароматной соли, и где так приятно было лежать, предаваясь неспешным размышлениям. Тихо, спокойно, без суеты И идиотского ржания. Чтобы не обидеть хозяина, Амальрик направился вместе с ним в это душное помещение, но никакого восторга от этой процедуры не испытывал.

По команде герцога одна из девиц плеснула полведра настоянной на можжевельнике воды прямо на раскаленные камня, и из печи вырвалось очередное облако жаркого пара, от которого у Амальрика перехватило дыхание. Хорошо еще, что он остался здесь, внизу, а не лежал вместе с герцогом на деревянном настиле под самым потолком. Как только эти северяне могут вытерпеть жар, по сравнению с которым пустыни в Хорайе представляются просто оазисом? К тому же его совершенно не привлекало то, что для похотливого герцога составляло едва ли не главную прелесть подобного омовения.

Бьергюльф испытывал истинное наслаждение, когда вокруг него мелькали нагие тела крепких стройных девушек, а их ловкие руки нежно и предупредительно трудились над его телом. Амальрик взглянул на герцога. Тот с плотоядной ухмылкой, вытянув руки за голову, тискал груди склонившейся над ним служанки, в то время как другая продолжала нахлестывать его ноги и живот пучком дубовых веток.

Барон Амальрик отворил скрипучую дверь и, пригнувшись, вошел в небольшую келью, где за столом сидел человек, углубившийся в страницы огромного, переплетенного в кожу фолианта. Услышав звук открываемой двери, он поднял голову и взглянул на вошедшего.

— Приветствую тебя, мой господин, — сказал человек негромким ровным голосом, вставая из-за стола. Это был Ораст Магдебский, верный пес барона, чернокнижник и маг, которого Амальрик в свое время спас от сожжения на костре. Ораст начинал свою деятельность как служитель Огненноликого Митры. Мальчиком его отдали в митрианский монастырь, в одной из северных провинций Немедии, где он провел десять лет, преуспев в теологии и совершении обрядов в честь Подателя Жизни. Потом его послали в Бельверус, в столичный храм Солнцеликого. Юноша из отдаленного сельского монастыря был поражен нравами, царящими в столице. Он увидел, как многие монахи и служители Митры лишь внешне исполняют культ, а на деле совсем не следуют заветам ученых митрианцев, бичующих светскую жизнь. Ведший до этого затворническую жизнь в монастырских кельях? Ораст привык верить всему тому, что написано в святых книгах, и чему учили наставники. Ему трудно было даже представить другой мир, полный людей, далеко не снедаемых жаждой познания и желанием служить Огненноликому, а мечтающих о том, как добыть лишнюю монету да скоротать вечерок за кружкой вина.

Наивность и доверчивость юноши сослужили недобрую службу и дорого стоили Орасту: недовольные рвением послушника, жившие рядом с ним монахи подстроили так, что он был уличен в якобы совершенном им винопитии и блудодействе. Молодому человеку не удалось доказать свою непричастность к этим проступкам. Его секли кнутом, после чего юношу отправили раскаиваться в смирении и строгости в Храм Блаженных в Магдебурхе. Это был конец верного служителя Подателя Жизни и рождение совершенно иного человека-в душе Ораста поселились ненависть и жажда мести. Он желал лютой смерти всем тем, кто заставил его испытать разочарование в светлой мечте, кто отдал на поругание его чистоту и святость. Ему стало наплевать на Светлоликого, и он молился лишь для виду. Нутро юноши разъедала жажда обретения силы, что позволила бы ему отомстить своим врагам, к которым он причислял иногда весь род человеческий. Тайком он занялся чтением в храмовой библиотеке запрещенных трудов отступников культа Огненноликого Митры. Со временем стал понимать кое-что в запретном и молиться своему новому богу Нергалу, мечтая покинуть ненавистную Немедию и обучиться в Стигии таинствам жрецов Черного Круга. Но на виду у настоятелей и мирян он продолжал вести жизнь раскаявшегося грешника, неистово молился Митре и усердно выполнял правила храмовой общины. Когда по приказу короля Гариана гвардейцы Золотого Леопарда по всей Немедии возглавили поход жрецов Митры против чернокнижников, он проявил все свои недюжинные способности, волю и умение. Ораст Магдебский был грозой всех отступников Огненноликого, страхом для чернокнижников и злодеев. Немало костров было зажжено этим худощавым, аскетичного вида юношей с пронзительным взглядом черных глаз. Своим рвением бывший послушник возвысился до поста помощника тайного судьи, и один росчерк его пера мог отправить в очистительный огонь десятки людей.

Никто и подумать не мог, что во время арестов и обысков этот фанатичный служитель Подателя Жизни разыскивал и прятал у себя старинные книги, написанные давно умершими еретиками, и разные приспособления тайной магии, а под пыткой вырывал у колдунов способы совершения чародейства. Власть, власть и еще раз власть над этими жалкими существами — вот цель, для которой Высшие Силы избрали именно его. Так считал Ораст, и все его действия были теперь подчинены только этому. Предчувствие пути Избранника, скорое обладание Силой жгло его изнутри и доставляло острое наслаждение, неведомое никогда ранее. Он, не отступая ни на шаг, упорно двигался к великой цели. Все шло хорошо для Ораста до тех пор, пока к нему руки не попала Скрижаль Изгоев — древний фолиант, принадлежавший полубезумному магу Оствальду. Небольшая ошибка — и его тайные занятия стали известны. По доносу он был арестован и после пыток огнем приговорен к сожжению. Если бы слепой случай не поставил на его пути всесильного Амальрика, барона Торского, никакая магия не помогла бы Орасту, и давно уже пепел от его костей смешался бы с пылью в придорожной канаве. Но Судьба распорядилась иначе, и теперь Ораст Магдебургхский был недоступен своим врагам под защитой могущественного барона Торы.

Честолюбивый юноша изрядно преуспел в разгадывании древних рукописей, и барон собирался использовать его знания в своих далеко идущих замыслах. Ораст был невысок ростом, хорошо сложен, гибок и упруг, словно прирожденный фехтовальщик. Взгляд глубоко посаженных, чуть раскосых черных глаз мог быть острым и пронзительным, как удар копья. После того как помощь барона Торского помогла ему избегнуть костра служителей Митры, юноша не разлучался с Амальриком и следовал в его свите, куда бы ни направлялся господин. Барон, со своей стороны, поручал Орасту множество различных деликатных дел, которые не мог или не хотел выполнить сам. Вот и сейчас, пока Амальрик охотился в Хельсингерских лесах, его подручный каленым железом в прямом и переносном смысле выжигал чернокнижие из подданных герцога и его вельможных соседей.

Двое солдат ввели под руки женщину лет тридцати, высокую и светловолосую, как большинство жительниц севера. Они швырнули ее на пол, прямо под ноги костлявого палача.

— Асхильда, ведьма из деревни Сюндбю. Занималась магией и богохульством. Замечена в исполнении обрядов лесных колдунов, — наклонившись к барону, сказал Ораст.

Амальрик кивнул в знак того, что понял. Это селение располагалось совсем рядом с Блудовым Болотом, где исчез брат нынешнего герцога, и барон подумал, что ведьма может что-нибудь знать о таинственных событиях. У Ораста же была совсем другая цель. Его интересовали только старинные книги и свитки. Отступники веры надежно прятали их, и обычно при обыске трудно было что-либо обнаружить, но под пыткой Ораст часто вырывал признание о местах, где были спрятаны рукописи.

— Начинай, Торстен, — приказал Ораст палачу. Тот быстро и ловко раздел женщину донага. Она безучастно повиновалась грубым рукам палача, понимая всю безнадежность своего положения. Затем жертву подвели к изобретенному Орастом приспособлению для пытки. Этим устройством юноша очень гордился и считал его очень удобным для истязаний пленников. В Хельсингере плотникам пришлось поднапрячься, чтобы за день изготовить его по приказу барона. Приспособление представляло собой две сколоченные из дерева квадратные рамы, вставленные одна в другую. Внешняя рама прикреплялась к полу, а внутренняя соединялась с ней двумя короткими железными осями, вставленными в середину боковых сторон. Таким образом, внутренняя рама вращалась на этой оси, и ее можно было повернуть под любым углом по отношению к внешней.

Палач, поставив женщину в приспособление, поднял сначала одну ее руку и привязал к кольцу, вделанному в верх рамы, потом точно так же поступил со второй рукой. Раздвинув ноги женщины, он привязал ее за щиколотки к кольцам, вделанным в нижнюю доску. Несчастная оказалась распятой в этом квадрате, словно кожа, натянутая для сушки. Приспособление, придуманное изворотливым и жестоким умом Ораста, позволяло поворачивать жертву в любое положение, лицом вниз, лицом вверх, так что можно было использовать самый разный инструмент для пытки. Затянув ремни на кольцах с такой силой, что женщина застонала и ее руки и ноги напряглись, палач посмотрел на Ораста, ожидая приказаний.

Конан покачивался в седле буланого жеребца, насвистывая мотив веселой заморанской песенки про хитрую вдову, ловко обманувшую скупого сластолюбивого судейщика. Киммериец возвращался из Нумалии в замок Ормхаген. Неделю назад он познакомился в городе с владельцем этого замка — веселым здоровяком Хольгером. Варвар и немедийский граф быстро поняли, что они родственные души, и Хольгер пригласил киммерийца погостить у себя столько, сколько тот захочет. Конан и наемники из его отряда временно были не у дел, поэтому варвар принял приглашение без колебаний. Пять дней киммериец провел в Ормхагене, предаваясь безудержному пьянству, потом ему пришлось на несколько дней прервать отдых, чтобы получить один должок в Нумалии, и вот теперь он снова возвращался в замок.

Через несколько дней Конану предстояло отправиться во владение Хельсингер, чтобы со своими ребятами сопровождать дочку тамошнего герцога на обратном пути из Пуантенского монастыря. Пару лет назад с этим герцогом вышла какая-то история. Пропал он, что ли, куда-то… Конан точно не помнил, да его это не особенно и интересовало. Киммериец не был коротко знаком с герцогом, хотя много лет назад, будучи в Немедии, проезжал через Хельсингер и мельком видел его владетеля. Подвернувшееся дело представлялось ему совсем несложным. Уж что-что, а за свою жизнь киммериец привык скитаться по дорогам, и все, что могло произойти в пути, ему было давным-давно известно.

Варвар был в полном боевом облачении, поскольку ехал один, без спутников. Несмотря на могучую силу, отвагу тигра и дерзость волка, Конан отличался осторожностью и никогда не забывал надеть тонкую кольчугу. Из-под немедийского шлема, украшенного султаном из конского хвоста, на плечи киммерийца спадала грива спутанных черных волос. Дорожную куртку прикрывал короткий темный плащ. Привычный к любой погоде, киммериец спокойно относился и к жаре, и к холоду, поэтому не стал надевать меховой тулуп, который предложил ему Хольгер, решив, что и так не замерзнет. Зима подходила к концу, сосны и ели уже сбросили снег со своих ветвей. Их зеленый густой цвет радовал глаз. Задумавшись, Конан не сразу сообразил, что его конь остановился и косит глазом, хрипя и закусывая удила.

— Что с тобой, буланый? — Конан ласково похлопал коня по шее, оглядываясь вокруг.

Варвар не заметил ничего подозрительного и тронул поводья, но жеребец не послушался седока, явно не желая идти дальше. Он закинул голову, словно упирался грудью во что-то невидимое.

Дорога от Ормхагена до Хельсингера была длинной, предстояло два-три дня скакать по лесным дорогам и тропам. Конан уже бывал проездом в Хельсингере, когда там еще правил старый герцог. Это было давно, во времена властвования короля Гариана, и поэтому варвар на всякий случай попросил Хольгера, чтобы тот поподробнее рассказал ему, как добраться до соседнего замка. По словам графа, который с трудом, как, впрочем, и Конан, разлепил глаза после вчерашней обильной попойки, выходило, что дорога простая и никаких сложностей по пути возникнуть не может.

— Тут сомневаться нечего, — покачиваясь, говорил Хольгер, — отсюда всего две дороги: одна на север в Пограничное Королевство, а другая, вон та, — он протянул руку куда-то вперед, — в Хельсингер. Главное, не сверни на тропки через Блудово Болото. Но это ты увидишь завтра, после ночлега в селении Верховен, через несколько лиг будет большой серый камень, серый-серый, — глядя на киммерийца мутноватыми глазами, добавил Хольгер, — как волк. Объедешь его слева и дальше так и дуй все время по этой дороге. Ну, прощай! Граф с сожалением расставался с Конаном, они провели вместе немало приятных вечеров за чаркой доброго вина или кружкой отменного немедийского пива.

— Благодарю тебя. — Варвар склонился с коня, чтобы пожать руку гостеприимному владельцу Ормхагена. — Если боги дадут и Нергал пасть не раззявит, увидимся еще.

Он тронул повод коня, и скоро огромные старые сосны и ели закрыли от взгляда оставшиеся позади башни и стены замка. Целый день киммериец ехал в одиночестве по пробудившемуся от зимнего сна весеннему лесу, и только птичий гомон и шелест ветвей сопровождали его на бесконечной лесной дороге. Места здесь были глухие, селения встречались редко, и случалось, путешественник ехал не один день, пока удавалось встретить какого-нибудь человека.

Эта покрытая пучками пожухлой прошлогодней травы дорога в лесу служила только для сообщения между разбросанными в бескрайних лесах деревушками, из которых два-три раза в год вывозились подати, собираемые графскими управляющими с крестьян. В остальное время дорогой почти не пользовались. Варвар переночевал в Верховене, где ему, как приятелю господина, был оказан достойный прием, и на следующий день к полудню достиг серого камня, о котором говорил Хольгер. От него в самом деле вели две дороги. Киммериец свернул налево и продолжал путь, надеясь через день достичь Хельсингера.

— Боги! — У Конана даже перехватило дыхание. — Призраки, не иначе! Впереди послышался треск и шум, и на поляне появился еще кто-то. Сначала отблески костра мешали варвару разглядеть нового пришельца, но, когда тот сделал несколько шагов к огню, стало видно, что это существо неестественно широко в плечах, но низкого роста. Морда, похожая на кабанью, с двумя козьими рогами на плоском волосатом лбу, была перекошена от напряжения. На спине, придерживая длинными лапами, существо несло предмет, показавшийся варвару похожим на бочку. Пыхтя и отдуваясь, странное создание подошло к костру и сбросило свою ношу наземь. Подхватив предмет длинной волосатой лапой, монстр поставил его вертикально. Варвар не ошибся. Это был бочонок, в каком обычно держат вино или пиво. Человек, бросавший ветки в костер, захихикал:

— Упарился небось?

Существо обернулось к говорившему, и киммериец увидел, как его черты исказились, будто кто-то невидимый растягивал и тряс морду и все широкое нескладное тело то ли человека, то ли зверя. Двое сидящих подняли головы, словно ожидая чего-то. Через некоторое время судороги перестали сотрясать тело чудовища, и перед изумленным взором варвара предстал человек, похожий по одеянию на немедийского воина, но с таким же зеленым, как и у остальных собравшихся у костра людей, лицом.

— Вот сейчас отвешу в ухо, сам вспотеешь, сучий сын, — рявкнул солдат на хихикающего человечка. — Давай пожарче пали, холодно.

Он обменялся приветствиями с людьми, сидящими у костра, и присоединился к ним.

Семь всадников покинули утром замок Хельсингер и направились по южной дороге, ведущей в Бельверус и дальше, в Аквилонию. Отряд увеличивал десяток лошадей с поклажей. Путь предстоял неблизкий — в Пуантен. Из монастыря Соважон они должны были забрать племянницу герцога Хайделинду и привезти ее домой, в Хельсингер. Конан ехал позади других, изредка перекидываясь ничего не значащими фразами с Эрлендом. Киммериец был задумчив и молчалив. Приключение, которое он пережил в лесу, по пути в Хельсингер, настроило его на философский лад, и он восседал на своем буланом жеребце, меланхолично оглядывая окрестности и наслаждаясь теплой погодой и чистым синим небом.

Чем дальше они продвигались к югу, тем заметнее становились приметы пришедшей весны. Если в Немедии крестьяне только начинали пахать свои наделы, то на берегах Тайбора вовсю зеленели молодые всходы, а стоило отряду миновать Шамар, путники увидели заколосившиеся на полях первые хлеба. Тут вовсю властвовало лето, и девушки в деревнях, попадавшихся на пути, были одеты настолько легко, что тонкая ткань совершенно не скрывала их прелестей. В ранней юности Конану пришлось участвовать в штурме аквилонской крепости Венариум, но там, на границе Аквилонии и Киммерии, места были совсем другие, нежели здесь, где среди дубовых и платановых рощ вилась мощенная камнем дорога, ведущая в Пуантен, а оттуда в Аргос. Со столицей этого южного государства и у Конана, и у Эрленда было связано немало воспоминаний. Они и познакомились там, в одном из портовых кабачков, когда варвар пиратствовал у зингарских берегов, а Эрленд постигал науку жизни в Мессантии, столице Аргоса.

Путешествие по Аквилонии проходило без осложнений, нужно было только время от времени раскошеливаться на оплату проезда через посты и крепости. Но на это шли деньги хозяев, и варвара мало беспокоило, сколько золотых перекочевывает из кошеля Эрленда в сумки королевских командиров и начальников караулов.

Слава богам, времена сейчас были спокойные, и разбойничьи шайки, частенько грабившие в прежние времена проезжавших по дорогам, присмирели, поскольку патрули королевских всадников успешно вылавливали бандитов, если поведение последних становилось особенно наглым. Так что работы у отряда киммерийца считай что и не было. Конан ничего не имел против, его солдаты были весьма сведущими в военном деле людьми, и он хотел использовать свою пятерку и дальше. Не хотелось бы потерять хоть кого-нибудь из наемников при выполнении столь пустячного поручения. Чем меньше неприятностей, тем меньше потерь, резонно считал киммериец.

Краутвурст снова разложил кости, еще тщательнее, чем в первый раз, растер зеленый пахучий порошок. Он вспотел от напряжения, когда зажигал пламя в старой медной плошке, где расположил свои принадлежности для магического гадания. Опять то же самое… Ошибки быть не может! Колдун даже застонал от бессилия и злобы:

— Что же это такое? В чем моя вина?

Мало того, что барон Амальрик схватил двух колдуний из его селения, которые, возможно, догадывались об участии Краутвурста в исчезновении герцога Гюннюльфа. Они, конечно, а особенно Гленда, которая приготовила магический напиток, могли проговориться об этом под пытками, но доказательств-то этому нет, да и чего не болтают, вися на дыбе? Это не страшно, по крайней мере в ближайшее время.

Но вот то, что произошло в лесу несколько дней назад… Колдун вновь заскулил, как собака. Он уже чувствовал на своей спине плеть палача, и никакая магия не спасет его от этой участи. Человек был на шабаше оборотней Блудова Болота!

И этот человек все знает. Болтливые призраки, разгоряченные вином, рассказали историю во всех подробностях. И прямо назвали его, Краутвурста, имя. Кости показывают, что произошло именно так! Колдун забегал по тесной комнате, натыкаясь на стулья и корзины с травами, заполнившие почти все пространство вокруг.