Виктория Ушинскене

Вильнюсский университет

Причиной изменений и инноваций, происходящих в лексической структуре языка, нередко является табуизация, или языковой запрет на употребление ряда слов, порождающий возникновение эвфемизмов [Milewski 1959, 11; Widłak 1964, 93—96; Ларин 1977, 110]. Более или менее систематически явление языкового запрета охватывает лишь некоторые семантические группы словаря: на стадии первобытных верований к таковым относится лексика, связанная с культовыми и магическими представлениями, в новое время — это прежде всего ругательства и наименования физиологических отправлений [Ларин 1977, 101—108; Milewski 1959, 58]. Таким образом, в каждом социуме для выражения определенных понятий могут использоваться слова, допустимые с точки зрения общественной цензуры, тогда как другие языковые формы, соответствующие этому содержанию, оказываются полностью или частично изъятыми из обихода. Нетабуированной, т. е. нейтральной, является, естественно, бо́льшая часть лексики любого языка, хотя потенциально нейтральные лексемы также могут оказаться в сфере запрета в отдельных идиолектах, напр., в результате психопатологических особенностей личности говорящего [Freud 1948, 29].

Поскольку языковому запрету подвергается исключительно форма слова, но не его содержание, использование эвфемистических субститутов является отражением своего рода коллективного лицемерия, основанного на религиозных и нравственно-этических представлениях данного социума [Widłak 1964, 96; Ларин 1977, 109]. Иначе говоря, употребление эвфемизма в конкретной речевой ситуации сопряжено с моментом негласного соглашения между говорящими по поводу дозволенности и целесообразности использования той или иной словоформы. При этом функционирование субститутов табуизированных слов опирается на системные (чаще всего синонимические) отношения внутри семантической структуры данного языка, поскольку взаимозависимость отдельных элементов этой структуры, их взаимопроникновение является основным условием сохранения коммуникативного содержания в случаях замены слова-табу эвфемизмом [Видлак 1967, 277—278].

В процессе эвфемистической субституции обычно используется многозначное слово, у которого лишь один компонент семантической структуры (как правило, не доминантный) пересекается с семантикой табуизированной формы, при этом говорящий «как бы отвлекает внимание собеседника от запретного понятия, подразумевая, по крайней мере формально, другие содержания» [там же, 276]. Вследствие того, что остальные значения субститута остаются не втянутыми в семантическое поле слова-табу, он образует своего рода формальный противовес по отношению к табуизированной лексеме: ср., напр.,

БАС =

Словарь современного русского языка

, т. 1—17. Москва—Ленинград, 1950—1965.

БСРЖ = Мокиенко В. М., Никитина Т. Г.,

Большой словарь русского жаргона

. Санкт-Петербург, 2001.

Видлак С., 1967: Проблема эвфемизма на фоне теории языкового поля,

Этимология 1965

. Москва, 267—285.

Виноградов В. В., 1994:

История слов

. Москва.

Глускина С. М., 1968: О второй палатализации заднеязычных согласных в русском языке (на материале северо-западных говоров),

Псковские говоры, II

. Псков, 20—43.