— Пустите бут… о го-осподи! Отдайте сию минуту! Не смейте опять напиваться! Да ну же — отдайте бутылку. Я ведь вам сказала: ночь продежурю и буду давать понемногу. Отдайте. Если будете так продолжать, в каком же виде вы домой поедете. Ну дайте — пусть у меня будет — я половину в ней оставлю. Пу-сти-те. Вы слышали, что доктор Картер говорил. Ночью я буду дежурить, давать из нее понемногу, наливать в нее порциями… Да ну же… Я сказала ведь вам… Я устала, не могу драться с вами весь вечер… Что ж, пейте и упейтесь до смерти, как идиот.

— Пива хотите? — спросил он.

— Не хочу я никакою пива. О господи, опять мне любоваться на вас пьяного.

— А ночью я кока-колу буду пить, — сообщил он. Девушка присела на кровать, тяжело перевела дух.

— Но какими-то доводами вас можно пронять?

Следующий вечер был празднично-озорной — канун Дня всех святых. Боковые стекла автобуса покрывала сетка трещин — какой-то шутник уже постарался, — и, опасаясь, как бы расколотое стекло не вылетело, она прошла в конец автобуса, на места для негров. Пациент дал ей чек, но в этот предвечерний час негде уже было получить по нему, а в кошельке у нее оставалось две монетки: четвертак и цент.

В агентстве миссис Хиксон она встретила двух знакомых медсестер, ожидавших в холле.

— Кто у тебя сейчас?

— Алкоголик, — сказала она.

— Ax, да, Грета Хокс мне говорила — тот художник, что в отеле «Лесопарк».