Возмездие в рассрочку

Форестер Сесил Скотт

Сесил Скотт Форестер — известный английский писатель, мастер психологического триллера. Его детектив «Возмездие в рассрочку» является еще одним подтверждением того, что зло никогда не остается безнаказанным.

От издателя

Серия «Библиотека классического детектива „Седьмой круг“» — собрание лучших интеллектуальных, психологических детективов, написанных в Англии, США, Франции, Германии и других странах, — была составлена и опубликована за рубежом одним из самых известных писателей XX века — основателем чрезвычайно популярного ныне «магического реализма», автором психологических, фантастических, приключенческих и детективных новелл Хорхе Луисом Борхесом (1899–1986). Философ и интеллектуал, Борхес необыкновенно высоко ценил и всячески пропагандировал этот увлекательный жанр. В своем эссе «Детектив» он писал: «Современная литература тяготеет к хаосу… В наше хаотичное время существует жанр, стойко хранящий классические литературные ценности, — это детектив». Вместе со своим другом, известнейшим аргентинским писателем Адольфо Биой Касаресом, Борхес выбрал из безбрежного моря детективной литературы наиболее, на его взгляд, удачные вещи, и составил из них многотомную библиотеку, которая в течение без малого трех десятилетий выходила в Буэнос-Айресе. Среди ее авторов и знаменитые у нас писатели, и популярные писатели-криминалисты, которых знает весь мир, но еще не знают в России.

Борхес нашел разгадку истинной качественности и подлинной увлекательности детектива: роман должен быть интеллектуальным и фантастичным, то есть должен испытывать читателя на сообразительность и будоражить его воображение, а также делать читателя активным участником волнующих событий. Сам писатель так определял свой критерий: в настоящем детективе «…преступления раскрываются благодаря способности размышлять, а не из-за доносов предателей и промахов преступников».

Детективы из серии Борхеса — это тонкая игра ума и фантазии, оригинальная интрига и непредсказуемая развязка, вечные человеческие страсти: любовь и ненависть, предательство и жажда возмездия, но никакой пошлости, звериной жестокости и прочих эффектов бульварной литературы. Торжество разума и человечности — таково назначение детективного жанра, по Борхесу.

Возмездие в рассрочку

Роман

Глава 1

— Угомонитесь, дети! — сказала миссис Мабл. — Вы же видите: папа работает…

Конечно, отец работал. Впившись глазами в лежащий перед ним лист бумаги, он дергал свой рыжеватый ус, пытаясь собрать непослушные мысли. Сосредоточиться на этих чертовых цифрах и без того было трудно, а тут еще эта Винни! Зачем она тычет линейкой Джона, который, кряхтя и бормоча что-то себе под нос, мучается над задачками по геометрии?.. Мистер Мабл тяжело вздохнул и снова уставился на столбик чисел, которые плясали и расплывались перед глазами. Чуть не месяц он собирался с духом, чтобы взяться за это неприятное дело… а взялся — и хоть тут же бросай. Главное, все равно никакого смысла, это он точно может сказать… Однако выхода не было.

Над столбиком чисел стояла лаконичная надпись: «Долги». Срок платы за квартиру прошел три недели назад, а это самая маленькая сумма. Больше четырех фунтов они должны мяснику, столько же — булочнику, а за молоко счет перевалил за пять… И как это Энни ухитрилась так много истратить на молоко? Шесть с лишним фунтов — Эвансу, бакалейщику… Мистер Мабл в этот момент понял, что ненавидит Эванса… и всегда его ненавидел, с тех пор как они с Энни, только-только поженившись, поселились здесь, на Малькольм-роуд, и Эванс, в переднике, с корзиной и пышными, ухоженными бакенбардами, явился и попросил их делать покупки исключительно у него. А недавно Энни рассказывала: Эванс грозится прислать к ним судебного исполнителя. Если это произойдет, банк тут же его уволит… На листке, что лежал перед Маблом, вдруг проступила, во всей своей дьявольской сущности, призрачная фигура Эванса — с торчащими клыками, злорадно сощуренными глазками и так далее. Ненависть ударила в голову мистера Мабла такой жаркой волной, что он едва не перекусил карандаш.

Дальше шли имена сослуживцев, а рядом — суммы, которые он у них одалживал. У некоторых из них жалованье было даже меньше, чем у него, а ведь вот же, им удалось как-то не влезть в долги. Они иногда даже сами давали взаймы таким несчастным, как он. Еще бы: они ведь холостяки, а если женаты, то жены у них не такие транжиры, как Энни… Не то чтобы Энни была транжирой. В общем, пожалуй, нет. Но уж очень легко она тратит деньги… «Примерно так же, как я», — подумал мистер Мабл с усталой иронией, вновь обращаясь к цифрам. Всего набирается больше тридцати фунтов. Под словом «Доходы» — девственная белизна. Мабл и так знал, сколько у него денег. Он это очень хорошо знал. На банковском счете — пять шиллингов да в кармане две монеты по два шиллинга. Тратить, превышая банковский счет, нельзя. Его тут же выкинут со службы.

«Сам виноват», — подумал он, совсем сникнув. Все это началось еще прошлым летом, но тогда он решил: если они никуда не поедут отдыхать и не будут на Рождество покупать подарки, то дела должны выправиться. Однако они и отдыхать поехали, и перед Рождеством истратили больше, чем можно было себе позволить. Нет, это все-таки Энни!.. Это ведь она заявила: «Что скажут люди, если мы не поедем в Уэрдинг?» Сама раззвонила — а потом: «Что скажут?..» И до тех пор морочила ему голову, пока он не сдался… Конечно, на совести Энни и те суммы, что стоят в этом списке рядом с именами коллег. Когда ты выскакиваешь из банка перекусить, тебе сам Бог велел пропустить стаканчик чего-нибудь крепкого; а если ты не один, то угостить и друзей. И это не составляло бы такой уж большой проблемы, если бы Энни не тратила все деньги Бог знает на что… Еще — сигареты, ну и один раз в несколько дней — хороший обед… Мабл попробовал отогнать мысль о том, сколько он тратил до сих пор на свое хобби — фотографию. Он и так знал: больше, чем мог себе позволить. Так что существует еще один счет, хоть он и не включен в этот список: деньги за реактивы, купленные в магазине химикатов, что в конце улицы. Стенной шкафчик в ванной на втором этаже сплошь уставлен пузырьками и колбами… Впрочем, сейчас Мабл вспоминал о них без всякой радости: половину он даже не открывал. Вообще в последнее время он охотней мечтает о своем хобби да ищет новые препараты, чем всерьез занимается фотографией.

Глава 2

Утром Энни Мабл проснулась от головной боли — на сей раз это была настоящая головная боль. Ночь была беспокойной; правда, муж, как и обещал, ложась, не разбудил ее. Сейчас он крепко спал рядом. Миссис Мабл повернулась и в сером рассветном полумраке, сочившемся сквозь щели неровно задернутых штор, посмотрела на него. Мабл лежал на спине; редкие волосы его разлохматились, колючие рыжеватые усы сейчас не были отделены четкой границей от грубой, хотя и редкой щетины. Руки его стискивали край одеяла; из открытого рта доносился храп. На большинство людей эта картина произвела бы неприятное впечатление, но Энни Мабл была не из их числа. Она привыкла к своему мужу, и неловкая поза, в которой тот сейчас лежал, и отвалившаяся челюсть, и храп — все пробуждало в ней материнские чувства. Ей захотелось обнять мужа и покачать его у себя на руках; помешал лишь страх, что она разбудит его.

Она стала думать, удачно ли прошел разговор с приехавшим издалека племянником. Она очень надеялась, что удачно. Муж так переживает в последнее время из-за безденежья, иногда он даже ей жалуется на это. И все уменьшает ту сумму, которую дает на хозяйство. Но это еще не слишком большая беда: слава Богу, мистер Эванс, молочник и прочие входят в ее положение. Однако мужа все это ужасно огорчает. Так что миссис Мабл горячо надеялась, что племянник… она была твердо убеждена, что никогда не научится называть этого молодого красавца просто Джим… словом, что племянник сделает для них что-нибудь… Даже наверняка: ведь он вчера так долго сидел у них. Она уже легла, но еще слышала, как они с Уиллом разговаривают… Когда она задумалась о прошедшей ночи, в голове закружился целый рой смутных, непонятных воспоминаний… Она засыпала, когда Уилл зачем-то поднялся наверх. Она помнит, что никак не могла сообразить, что ему нужно. Он прошел в ванную комнату, оттуда донесся щелчок открываемого стенного шкафчика… Наверное, муж хотел что-то показать Джиму. Ничего странного тут нет. Скорее всего, Джима тоже интересует фотография…

Мысли ее какое-то время беспорядочно мелькали в голове. Потом вернулись ко вчерашнему вечеру. Если Джим тоже увлекается фотографией, он, наверное, постарается как-нибудь выручить Уилла… Потом был момент, когда ей показалось, что она слышит крик. Наверное, все же это ей приснилось… Но после этого она долго не могла заснуть снова. Так бывает, если приснится страшный сон. Потом ей опять что-то снилось, и остались какие-то смутные воспоминания о странных звуках, доносившихся снизу… Как будто там волокли что-то тяжелое по линолеуму в коридоре, потом послышались два-три глухих удара, словно что-то тащили по ступенькам, ведущим из кухни на задний двор… Господи, что за чушь снилась ей нынче!..

В общем, Джим, надо думать, поможет Уиллу. Это хорошо. Она надеялась, что Уилл расскажет ей обо всем; вообще-то он, правда, мало что ей рассказывает, а угадывать она не умеет. Все-таки жаль, что Уилл скуп на слова; когда он в хорошем настроении, он так интересно говорит!.. Ну что ж, не бывает, чтобы все сразу… Ведь Уилл такой милый!.. Он и сейчас словно ребенок. Маленький, милый ребенок… Ей опять захотелось взять его на руки и покачать, как когда-то она качала Джона и Винни. С тех пор как они выросли и прекрасно обходятся без мамы, ей порой так одиноко!.. Когда Уилл не раздражен из-за каких-то своих неприятностей, она любит его, как прежде. Жаль, что в последнее время он часто бывает в плохом настроении. Но теперь, когда Джим, по всей вероятности, ему помог, все, может быть, повернется к лучшему. Энни купит себе несколько новых ночных рубашек, таких, как в витрине на Рай-лейн… Они очень теплые, и приятные, и нарядные в то же время, а на рукавах — почти настоящие кружева. И тогда, может быть… Но тут на ночном столике зазвонил будильник, и миссис Мабл пришлось прервать свои мечтания.

От внезапного звона муж сразу проснулся. Он все еще крепко сжимал одеяло — и со своими всклокоченными волосиками так напоминал испуганного ребенка, что миссис Мабл рассмеялась. Он какое-то время бессмысленным взглядом смотрел на нее и лишь моргал.

Глава 3

И все же из-за пятифунтовых банкнот мистер Мабл переживал еще долго. Такой уж чудной был у него характер. Когда он чувствовал себя крысой, загнанной в угол, то и вел себя подобно этой крысе: боролся отчаянно, всем рискуя… Но теперь, когда худшее было позади, он думал только о том, как замести следы.

Собственно, и за мелкие, однофунтовые банкноты ему пришлось заплатить немалую цену. Сердце его, которое билось так бешено в ту ненастную ночь, и теперь, спустя столько дней, иногда принималось яростно колотиться. А мозг неустанно, днем и ночью, перебирал возможные последствия того, что он сделал. Иногда откуда-то вдруг возникало убеждение, что отель, где Мидленд снял номер, непременно начнет бить тревогу и полиция, может быть, уже направляется к дому Маблов… Или что в банке, где служит Мабл, кто-то заинтересовался, откуда у него неожиданно появились деньги, и собирается задать ему несколько неприятных вопросов… Подобные мысли и вызывали у Мабла отчаянное сердцебиение, которое успокаивалось лишь вечером, когда он удобно устраивался в кресле со стаканом виски в руке. Порой он и ночью просыпался в холодном липком поту и долго лежал, слушая, как гулко пульсирует в висках кровь; в воображении его проплывали ужасные воспоминания. Он ворочался в постели, никак не находя удобную позу, и что-то тихо бормотал под нос, не видя выхода ни в том, что было ему известно, ни в том, чего он еще не знал. Если сон слишком долго не приходил, перед мысленным взором его вставали ужасные воспоминания: выпученные глаза, глядящие на него, искаженное мальчишеское лицо с пеной на губах… Это было самое худшее…

Постепенно его перестало успокаивать даже одиночество у камина, в столовой дома на Малькольм-роуд, в компании с верной подругой — бутылкой виски под рукой и мыслью, что и сегодня никто не бродил, ища чего-то в саду. Виски теперь лишь усиливало его напряжение. Ему требовалось все больше времени, чтобы отвлечься мыслями от того, что может произойти. Скоро он понял: самые мучительные минуты приходятся на ту стадию, когда спиртное еще, так сказать, взнуздывает, а не притупляет сознание. Эти минуты так страшили его, что, случалось, он не пил целый вечер, хотя жаждал виски всем существом. В такие вечера ему было необходимо общение с женой и детьми. Слушая подробный рассказ Энни о маленьких событиях минувшего дня — о том, как она разговаривала с учеником пекаря, который теперь работал у мясника, как она прошла из конца в конец всю Рай-лейн, чтобы купить остатки на распродаже, и что ей сказал страховой агент, мистер Браун, — Мабл какое-то время чувствовал себя так, будто с ним ничего не случилось. Просто приснился какой-то кошмарный сон… Ведь если то, чего он не может забыть, было правдой, разве мог бы он как ни в чем не бывало мирно сидеть сейчас у камина?.. Когда Энни произносила свои бесконечные непритязательные монологи, он мог ограничиваться редкими односложными репликами и думать о чем-нибудь совсем постороннем… Ведь то, что недавно произошло в этой неуютной, заставленной старой мебелью комнате и что жуткой, леденящей кровь тайной прячется там, в саду, просто-напросто горячечный, странный, не имеющий ничего общего с реальностью сон… Убаюканный болтовней Энни и сбивчивыми рассказами Джона и Винни о школьных буднях, он в самом деле был близок к тому, чтобы поверить: ничего не было, он что-то увидел во сне, но вот проснулся и теперь все в порядке… Энни в такие вечера была на седьмом небе от счастья: ее дорогой Уилл с нею, он ее слушает… Но потом наступала ночь, с нею — расплата за час или два покоя. На грани бодрствования и сна он опять убеждался, что происшедшее — очень даже реально, и ночь проходила в бессонных метаниях, в бесплодной борьбе с лихорадочно набегающими, терзающими сердце и ум образами.

Постепенно, едва заметно чувство уверенности, однако, возвращалось к нему. Нет, это не было подлинной, безмятежной уверенностью — скорее, примирение с неизбежным: будь что будет. В дом 53 по Малькольм-роуд так и не пришли полицейские; в отеле тоже никто, видимо, не заинтересовался, куда делся их постоялец по имени Джеймс Мидленд. Мало-помалу, стараясь не очень спешить, Мабл выплатил все долги; на это ушла большая часть однофунтовых банкнот. Но его личные траты в последнее время тоже выросли, они не могли не вырасти: ведь каждый день он поглощал много виски. Да и Энни, сколько он ни выговаривал ей, не хотела тратить на хозяйство хотя бы чуточку меньше. Энни упорно держалась своей привычки: расходовать чуточку больше, чем зарабатывал муж. Короче, все шло к тому, чтобы начать понемногу тратить пятифунтовые купюры. Правда, Мабл делал это в высшей степени осторожно: опыт банковского служащего весьма помогал ему в этом. Ни одна из этих похрустывающих бумажек не попала к местным торговцам и, главное, не перешла на личный счет мистера Мабла в том банке, где он работал.

В большом, украшенном позолотой, популярном лондонском ресторане «Корнер Хаус» время от времени стал появляться, всегда в одиночестве, маленький человечек с круглым невзрачным лицом. Он усаживался за столик и заказывал дорогой ужин — самый дорогой, какой предлагало меню. Затем торопливо, не взглянув на людей, сидящих за соседними столиками, съедал все, что ему подавали, требовал счет, оплачивал его и быстро уходил. Расплачивался он всегда пятифунтовой купюрой и, заталкивая в карман сдачу, убегал с таким видом, словно за ним гнались по пятам… А за ним в самом деле гнались. Например, гнался безрассудный страх, что какой-нибудь официант во фраке остановит его и спросит, где он взял такие банкноты, и при этом бросит многозначительный взгляд на коллегу: дескать, вызови-ка полицию. Вторым преследователем был ужас перед леденящей душу возможностью, что кто-нибудь случайно узнает кое-что про заброшенный сад на одной тихой улице южного лондонского предместья. Мистер Мабл уже хорошо знал, как страшно идти вдоль этой самой улицы, слушая неровный стук своего сердца и едва не теряя сознание от нетерпения, как бы поскорее добраться до дому и убедиться, что там все по-старому. А придя, целый вечер прислушиваться, не идет ли полиция, и, что еще хуже, смотреть на жену и детей, мучительно пытаясь понять: не таится ли за их словами и взглядами беспощадное: знаем!.. Но время шло, и ничего не случалось.

Глава 4

На службе, как и можно было ожидать, почти никто не заметил каких-то существенных изменений в поведении мистера Мабла. Он и прежде всегда выглядел удрученным и много пил. Мистер Хендерсон, начальник отдела, часто видел своего заместителя под хмельком, но никаких решительных шагов в этом плане не предпринимал. Он, в общем-то, был даже рад, что у его заместителя есть такая слабость, — значит, он может увереннее держать в своих руках нити власти, не боясь, что Мабл его подсидит. С другой стороны, он, как ни странно, даже симпатизировал «бедному старому Маблу», с его озабоченным лицом, озабоченными глазами, озабоченными усами. Мистер Хендерсон искренне радовался, что Мабл, судя по всему, выбрался из своих денежных затруднений, которые несколько месяцев назад заставили его обратиться даже к шефу с просьбой одолжить ему денег, и это за две недели до выплаты жалованья. Одного Хендерсон не сумел разглядеть в своем помощнике: хотя характер у того был нерешительным и, видимо, непригодным для каких-то важных дел, однако в нем, где-то в самой глубине, прятался проницательный, даже — несмотря на все растущее пристрастие к виски — острый ум плюс невероятная энергия, способная, если ее разбудить, на великие свершения. Мистер Хендерсон, разумеется, ничего не знал о той небольшой операции, которую Мабл столь успешно осуществил несколько месяцев назад.

Мистер Мабл все еще не придумал способа добыть сумму, к которой так вожделенно стремился. А ведь там, где он служил, сам воздух был пропитан деньгами, причем, пожалуй, даже в большей мере, чем в других учреждениях подобного рода. Отдел Кантри Нэшнл Банка, где мистер Хендерсон был начальником, а мистер Мабл — его заместителем, занимался исключительно операциями с иностранной валютой; тут ежедневно шла интенсивная купля-продажа: долларов — хлопкопрядильщикам, франков — производителям готовой одежды, песет — виноторговцам, долларов, франков, песет и особенно марок — всякого рода валютным спекулянтам. Азартная игра с иностранной валютой превращалась в национальный вид спорта, и Кантри Нэшнл Банк неплохо на этом зарабатывал. Где-где, а уж здесь-то мистер Мабл мог добыть деньги, о которых мечтал. Однако он слишком много знал о махинациях, связанных с обменом валюты, и потому боялся. Прежде у него бывали случаи, когда, вовремя купив или продав немного валюты, он зарабатывал фунт-другой, но не более. Перед его мысленным взором всегда стояли примеры дельцов, которые покупали марку по невиданно низкой цене и потом обменивали фантастические тысячи на еще более фантастические сотни тысяч, — но в конечном счете девяносто процентов вложенных средств пропадали бесследно. Умный спекулянт получает верную прибыль чаще всего не на покупке, а на продаже. Продать можно, как известно, в том случае, если ты предварительно что-то купишь; исключение из правил — форвардная операция. Колебания курса принесут ощутимый барыш, если ты продашь то, чем не владеешь. Но ни один банк не заключит с тобой форвардную сделку, если у тебя нет на это весомой причины. Слишком уж основательную причину, конечно, искать нет необходимости; однако она должна быть чуть более убедительной, чем безденежье, которым страдает какой-нибудь незаметный банковский служащий, у которого за душой жалкие шестьдесят фунтов. Форвардная операция обладает еще одним преимуществом: ты не обязан вносить на счет более десяти процентов номинальной суммы. И тогда даже пять процентов, на которые вырастет курс данной валюты, будут означать, что номинал вырос в пятьдесят раз, — разумеется, если ты был так удачлив и вовремя приобрел валюту; если же продал, потеря будет равна пятидесяти процентам. Предположим, ты решил покупать с десятипроцентным индексом прибыли и стоимость твоего вклада удвоилась. Тогда вложенный капитал возрастет не в два раза, а в двадцать… Мистер Мабл вспомнил про свои шестьдесят фунтов, и у него потекли слюнки.

Неделя шла за неделей, а шанс все не представлялся. Валютный рынок словно сошел с ума. Немецкая марка рухнула в пропасть — ее отношение к доллару выражалось в миллионных цифрах; два года назад то же самое творилось с австралийским шиллингом. Туда же катилась итальянская лира. Фунт стерлингов лишь в Нью-Йорке с трудом вскарабкался на довоенный уровень. Постоянно падал и франк. Перед войной он был — к доллару — едва выше двадцати пяти; сейчас индекс перевалил за сотню, и процесс этот продолжался неторопливо, но верно… Мистер Мабл присматривался к конъюнктуре и размышлял. Если франк и лира упадут столь же стремительно, как это было с маркой, и если умный делец купит их авансом на форвардный залоговый счет, то он может рассчитывать на прибыль, выражаемую тысячью процентов. Подобным образом, видимо, рассуждали и брокеры, с которыми Мабл в течение дня многократно беседовал по телефону. Того же мнения были поголовно все служащие в валютном отделе Кантри Нэшнл Банка. Кое-кто из них, пускаясь в осторожные спекуляции, ухитрялся урвать неплохие деньги; в этом им помогали друзья, работающие на бирже. Продавая авансом ничтожные суммы, они тут же спешили сломя голову дать отбой, а потом проклинали свою трусость, видя, что франк падает дальше. Наблюдая все это, мистер Мабл тоже впал в искушение. Дважды он почти готов был сделать решительный шаг — но каждый раз его удерживало то чутье, которое, действуя исподволь, было всегда на страже. Где-нибудь, что-нибудь всегда вызывало сомнения.

Но однажды утром шаг этот был сделан. Успех представлялся столь очевидным, что нужно было лишь протянуть руку.

В десять часов мистер Мабл сидел за своим столом в глубине комнаты, возле перегородки, за которой находился чертог его величества, мистера Хендерсона. Перед Маблом лежали вскрытые письма, переданные экспедицией, и он рассеянно просматривал их, проверяя, нет ли среди них таких, из-за которых придется побеспокоить мистера Хендерсона или, не дай Бог, кого-нибудь еще выше. Письма, однако, были неинтересные — какие-то извещения о выдаче кредитов и о выпуске векселей. Они требовали лишь рутинного учета. Ничего экстраординарного в них не содержалось, все можно было передать рядовым клеркам, лишь два следовало показать мистеру Хендерсону… Последнее письмо было, пожалуй, самым заурядным из всех. Оно представляло собой обычный двухнедельный отчет, поступивший из парижского филиала, и подтверждало сведения о сделках, заявленных уже в телеграммах и по телефону. Мистер Мабл пробежал письмо. Нет, ничего интересного. Парижские сотрудники, как ни дико это звучало, не допустили ни единой ошибки в декодировании телеграмм. Они выполнили все, что им было велено, и так, как было велено. Ни небрежности, ни бестолковщины… И все же Мабл дочитал письмо до конца: тот, кто его составлял, был ему лично знаком. Коллинз несколько лет назад, до того как его перевели в Париж, работал здесь, в подчинении у мистера Мабла. Это был очень разговорчивый человек — Мабл в свое время называл его болтуном, — и разговорчивость его отражалась даже в официальной переписке: в конце письма был абзац, который по всем официальным канонам должен был выглядеть здесь лишним. Для Коллинза, впрочем, абзац был довольно коротким. Он содержал следующее: в будущем французский франк станет, вероятно, стабильнее, так как правительство Франции намерено взять заботу о нем в свои руки, а это, возможно, принесет свои результаты и на лондонской бирже…

Глава 5

Мистер Мабл расплачивался за содеянное. Расплачивался изнуряющим, доводящим до отчаяния страхом, который не отпускал его почти ни на минуту. С этим страхом в груди он выходил из банка, шел по Лондонскому мосту, стоял, стиснутый толпой, в вагоне поезда, трясся в автобусе, везущем его от станции к дому; с этим страхом в груди он сидел в задней комнате своего дома на Малькольм-роуд. У него появилась привычка проводить свободное время не в столовой, а в крохотной, выходящей окном в сад гостиной, где всегда царил полумрак и стояла самая старая мебель. Обычно семья собиралась вечерами в столовой: лишь там в зимнее время топился камин и было какое-то подобие уюта. Но в последнее время мистер Мабл предпочитал гостиную. Особых дел у него там не было. Правда, время от времени он открывал какую-нибудь книгу по криминалистике и прочитывал страницу-другую; книги он по-прежнему брал в бесплатной публичной библиотеке — дошла очередь даже до неумирающего Ламброзо. Но в основном просто сидел и смотрел в окно, на пустую цветочную клумбу. Так ему было спокойнее. Не нужно было тревожиться, что какая-нибудь бродячая собака забредет туда и разроет землю на клумбе. Мистер Мабл где-то читал, что в Перигоре собак натаскивают искать трюфели. После этого он смотрел с подозрением даже на самых дрянных шавок.

Боялся он и окрестных мальчишек, которые могли забраться за улетевшим мячом куда угодно. Раньше мистер Мабл вполне терпимо относился к их посещениям; но в последнее время, едва завидев их в саду, тут же выскакивал и с такой безумной яростью гнал их прочь, что даже у самых отчаянных отбил охоту посягать на его владения. О, они надолго запомнили страшную гримасу, что искажала в такие минуты его лицо!.. Дети скорее постигают подобные вещи, чем взрослые; во всяком случае, дом 53 они с тех пор обходили стороной. Взрослые же никак не могли взять в толк, чего это мистер Мабл так ревностно оберегает жалкий клочок неухоженной земли за домом. Ведь там даже газона нет. Такие угрюмые, замкнутые люди, как он, не выбирают своим хобби садоводство… На участке, прилегающем к дому 53, даже в разгар лета росли лишь буйные сорняки; запущенный этот участок выглядел пустырем и неприятно выделялся среди аккуратных соседских цветников и садов.

Мистер Мабл же лишь сильнее презирал за это соседей. Те, в свою очередь, считали его неисправимым снобом. Подумать только: своих детей он отдал в среднюю школу — правда, от платы за обучение они были освобождены, — в то время как соседские дети с четырнадцатилетнего возраста зарабатывали на хлеб. Мабл носил котелок, а соседи-мужчины — кепки и шапки. Никто из окрестных жителей не любил мистера Мабла, хотя жену его многие искренне жалели. Бедняжка! Муж обращается с ней, вы не поверите, просто как деспот, да-да, как деспот!..

Разве не приятно было услышать, что этого выскочку тоже терзают заботы, что у него, как и у них, порой нет денег заплатить за жилье, — об этом они знали от агента, собирающего арендную плату…

Итак, мистер Мабл и этот вечер проводил в гостиной дома 53 по Малькольм-роуд. На коленях у него лежала очень интересная книга, взятая в публичной библиотеке, — «Справочник по судебной медицине». Прежде мистер Мабл понятия не имел, что существует такая штука — судебная медицина, и теперь погружался в книгу со все более напряженным интересом, лишь изредка вспоминая о выходящем на пустырь окне. Он читал о ведении следствия, о методах, позволяющих установить, когда выловленный из воды труп был брошен туда: до или после наступления смерти; о юридических способах установления вменяемости преступника. Потом он перешел к главе о ядах и прочел все об обычных, домашних отравляющих веществах: соляной и карболовой кислотах, уксуснокислом свинце; затем в книге рассматривались и более редкие яды, — на первом месте по силе и эффективности стояли цианистоводородная кислота и цианистый калий. Самым захватывающим оказался абзац, посвященный цианистому калию: «Смерть наступает практически мгновенно. Пациент издает громкий крик и падает, не подавая признаков жизни. На губах появляется небольшое количество пены; тело после наступления смерти часто кажется живым: на щеках появляется легкий румянец, выражение лица нормальное.