Эжен Фромантен занимает совершенно особое место в истории французской культуры. Он сумел в равной степени реализовать свой духовный потенциал и в живописи и в литературе. При этом случилось так, что его искусство сблизило не только две области прекрасного, но также и две географические области — Восток и Запад. Эти два сопряжения сфер явились его заслугой, но еще ранее они стали условием его творчества. Весьма рискованно гадать, как сложилась бы судьба Фромантена, не подари ему его величество Случай путешествия в Алжир. Первое путешествие было коротким — оно длилось всего один месяц, — но сыграло решающую роль. Оно заронило в его душу зерно ностальгии, которая потом снова и снова заставляла возвращаться в Африку будущего автора «Одного лета в Сахаре». Кто раз побывал в этой замечательной стране, тот не может не испытывать желание увидеть ее вновь. По существу, три поездки в Алжир вместе составили одно грандиозное событие, ярко осветившее всю его в общем достаточно бедную происшествиями жизнь.

Биография Фромантена началась 24 октября 1820 года в Ла-Рошели в семье главного врача психиатрической больницы. Фромантен-старший любил живопись и на досуге охотно рисовал, что в известной мере предопределило художественные наклонности его сына. Правда, поначалу Эжен больше увлекался литературой, писал стихи, беря за образец сначала поэзию Гюго, потом Сент-Бёва и Ламартина, и лишь накануне окончания лицея стал серьезно подумывать о выборе профессии живописца. Однако, как это нередко случалось со знаменитыми впоследствии художниками, писателями, композиторами, актерами, этот выбор встретил решительное сопротивление родителей. Многовековая традиция определяла мужчин из старинного, хотя и не очень богатого буржуазного рода Фромантенов либо в медицину, либо в юриспруденцию. Шарль, старший брат, пошел по стопам отца, а Эжену по всем прикидкам выходило стать адвокатом, судьей или стряпчим. Учился он всегда блестяще, с молодых лет отличался красноречием и, следовательно, мог рассчитывать на блестящую карьеру. Впоследствии, много лет спустя, когда сын уже добился успеха в иных сферах, Фромантен-старший, прислушиваясь к его разговорам, не переставал сожалеть, что тот не стал адвокатом.

Поскольку вначале о выборе полной превратностей судьбы художника не могло быть и речи, то в ноябре 1839 года родители отправили Эжена в Париж изучать право. К счастью, на этом поприще особого старания он не проявлял, а большую часть времени проводил в музеях или, если позволяли средства, в театрах. Лекции, впрочем, он посещал, но в основном только лекции по литературе, искусствоведению, истории, слушал выступления Мишле, Эдгара Кине, Сент-Бёва, Мицкевича. По-прежнему упражнялся он и в рисовании — правда, без учителя. Интенсивная интеллектуальная и художественная жизнь Парижа сыграла немаловажную роль в созревании дарований Эжена Фромантена. По его собственным признаниям, на него оказывала благотворное воздействие сама атмосфера этого традиционно выступающего покровителем талантов города, столь не похожая на атмосферу по-протестантски суровой, замкнутой и по провинциальному душной Ла-Рошели.

Диплом юриста он в 1843 году все же получил. Тогда же ему удалось добиться от отца разрешения определиться на учебу в художественную мастерскую. Отец только оговорил за собой право выбрать учителя. Им стал Ремон, известный в ту эпоху представитель академической пейзажной живописи. В его мастерской начинающий художник пробыл всего несколько месяцев, но успел за это время приобрести необходимые профессиональные навыки, а вместе с ними и известную стабильность творческого импульса. Затем его учителем стал Луи Кабе, убежденный противник академической школы; он в числе других стал родоначальником реалистической французской пейзажной живописи, в которой Фромантена привлекали искренность, естественность и простота, отказ следовать каким бы то ни было рецептам, системам, предвзятостям.

Более серьезные занятия живописью все же не прекратили споров между отцом и сыном, и дилемма между обеспеченным будущим и неопределенностью, между духовными устремлениями романтически настроенной юности и трезвым практицизмом не была снята. Поскольку успехи Фромантена в живописи были первое время довольно скромны, он не располагал решающим аргументом, который бы позволил родителям разделить его надежды. Наконец такой аргумент появился.

Посвящается Арману дю Менилю

Любезный друг, посвящая тебе мои дорожные воспоминания, я лишь возвращаю письма, значительная часть которых по праву принадлежала тебе до того, как стать книгой. К тому же обращаю твое внимание, что эти записки носят частный, личный характер; они публикуются под покровительством дружбы, которая делает наши имена неразделимыми.

Париж, 15 октября 1856 года